Западный рубеж

— То есть, как это не узнает? — широко улыбнулся Новак. — Завтра, крайний срок — послезавтра, ему доложат, и завтра-послезавтра, у тебя, то есть, у вас, товарищ начальник, — издевательски поклонился радист, — голова слетит. Ладно, пусть не голова, но с должности вы слетите, это точно!

Терпеть не могу пугать. А ведь до завтра радист может и не дожить, если я всего лишь попрошу ревтрибунал отнестись к моему рапорту внимательно и сделать все быстро.

— Я, товарищ начальник губчека, смерти не боюсь, — продолжал Новак. — Я, к вашему сведению, во время интервенции разведданные в штаб Красной армии посылал. Я и сейчас революции служу, а за нее умереть не страшно. Понимаю, и у нас ошибки бывают.

Вот ведь, упертый какой. И смерти не боится. Почему бы это?

— И что с того? — хмыкнул я. — Невелика храбрость ключом стучать. И кроме «Таймыра», товарищ Новак, сведения было кому передавать.

— И кто это, скажите, пожалуйста, на такое расстояние мог сообщение передавать? — оттопырил губу Новак.

— «Вайгач» мог, пока его не утопили, «Канада», «Русанов».

— «Вайгач» мог, не спорю, но на нем вся команда из белых состояла, — фыркнул Новак. — У «Русанова» радист-самоучка, он азбуку Морзе с горем пополам знает, из-за каждой ерунды в справочник лезет. На «Канаде» антенна дохлая, только от Мурмана и до Архангельска тянет. А моя станция до самого Петрограда сигнал дает!

— Допустим. А кто в Петрограде может подтвердить, что вы действительно передавали информацию о передвижениях белой армии? Мы же о том лишь со слов команды знаем? И кто теперь разберет, какие вы разведданные в штаб посылали? Может, РККА в заблуждение вводили? Англичане свою разведку развернули, агентура кругом. Чем вы докажете, что настоящие сведения передавали, а не дезу?

— В наркомвоенморе, товарищ Аксенов, все про всех знают, — отчеканил Новак. — И про меня знают, и про вас тоже узнают, если я вовремя на связь не выйду. А сеанс у меня завтра.

Я уже об этом думал. Если Новак не выйдет на связь, резидент будет знать, что радист провален. Эх, случись такое лет через пять, можно бы затеять шикарную радиоигру, выявить «крота» в Разведупре. Ну а куда еще мог передавать данные пан Новак, если самая мощная радиостанция находится в ведении военной разведки? Может, плюнуть и отдать Новака особому отделу, и пусть Мошинский с ним мучается? Нет уж. Мне теперь самому стало любопытно — что за радиосообщения передавал радист, и почему же он так уверен в заступничестве Председателя РВСР?

— Павел, вы сейчас делаете большую ошибку, — вздохнул я. — Допускаю, что товарищу Троцкому о вас известно. Другой вопрос — а на кой черт, простите, вы нужны Льву Давидовичу? Что такого интересного вы можете передавать в Разведупр, если Троцкому, как вы сами сказали, и так все известно? Впрочем, мы его пока в покое оставим. Расскажите-ка лучше, что вас связывает с неким Платоном Ильичем Зубовым?

— С библиотекарем, что ли? Чудной он какой-то, этот библиотекарь, мне все про мою польскую кровь говорил, про шляхту, да Польскую независимость. А я интернационалист, как любой большевик. Я знаю, что Польша скоро пятой республикой войдет в союз с РСФСР. Зуеву-то я про это говорить не стал, мало ли донесет, а так, отшутился. Мол — из Архангельска Польшу не видно, а мне и тут хорошо. Так он поговорил, да и отстал.

Пожалуй, Новак ни в ППС, ни в иные националистические организации не входит. Уже хорошо. Тогда я его пока отпущу. Только под каким бы соусом это подать? Впрочем, можно просто.

Отправив Новак в камеру, приказал дежурному:

— Отыщите мне товарища Корсакова.

Серафим у моряков пользуется авторитетом и, насколько я помню, теперь уже не просто комендор с ледокола, а какой-то начальник. Ба, так Корсаков заместитель начальника Северной экспедиции. Вот, передам-ка я радиста на поруки трудового коллектива. Нехай думает, что чекист испугался товарища Троцкого. А я покамест отобью телеграмму Артузову. Не может такого быть, чтобы Артур не имел связей в Разведупре. Или чтобы особый отдел Балтийского флота не имел собственного пеленгатора. Частоты я знаю, пусть отслеживают.

Глава 10. Весточка из прошлого

Я перевел дух. Все бумаги подписаны, почта просмотрена. Ах, да. Подписал заявку губисполкома на использование моего «спецконтингента» в количестве двадцати человек на погрузочно-разгрузочных работах, потому что обещали выдать каждому дополнительный паек. С доппайком — хоть всех отдам, пусть работают, нечего им без дела сидеть. И надо бы еще связаться с Черкасовым. Пусть сообщит, когда его грузчики закончат перебирать уголь, а я ему пришлю человек сто из того же СЛОНА, чтобы еще разочек проверили «черное золото» на наличие в нем чужеродных элементов. Больше, чем уверен — что-нибудь да пропущено. Как говорят мои друзья по истфаку, выбравшие себе специальностью археологию — лучшие находки обнаруживаются в отвалах, когда приходит пора заниматься консервацией раскопок (говоря обыкновенным языком — заваливать ямы, приводя все в «первобытное» состояние). Казалось бы, всю землю пропустили сквозь пальцы, как сквозь сито, а тут — бац, и обнаруживается какой-нибудь артефакт.

Так что отправлю сто человек, «выбью» из губисполкома дополнительные средства, а за каждый найденный кусок взрывчатки назначу премию — два фунта хлеба. Как показывает мировая практика, рабский труд нерентабелен, и лучше работает тот, кто имеет материальное стимулирование. А два фунта по нынешним временам очень серьезный стимул.

Что там еще? Ходатайство партячейки Архангельского губчека об увольнении сотрудника ЧК Мигунова из органов ЧК за появление в пьяном виде на рыночной площади. А каким боком здесь парторганизация, если Мигунов беспартийный? С другой стороны, его же не из партии собрались исключить, а убрать с ответственной и важной работы как замаравшего репутацию. В принципе, могли бы никаких ходатайств и не писать, потому что я Мигунова уже уволил. Ладно бы тот только напился, но он еще и наганом махал и по воронам стрелял. Если бы что-то одно — пьянство или стрельба, то можно бы и простить до первого замечания, а когда и то, и другое, уже перебор. И ворон жалко, они у нас и так пуганые. Скажете, что мог бы и по людям? Мог. Но если бы Мигунов попытался стрелять по людям, я бы его под ревтрибунал отдал, независимо от того попал бы в кого-нибудь или нет. А вот из-за стрельбы по пернатым под трибунал покамест нельзя отдать, а жаль. Я отчего-то ворон уважаю. Умные ребята.

Напишу резолюцию «Уволен», поставлю закорючку, пусть вернут в партячейку. Кажется, все. Или все-таки нет?

Артузов уже отозвался, благодарил, сам теперь плотненько займется радиостанцией Разведупра. Интересно же, кому могли понадобиться данные по Архангельску. Артур еще и особый отдел Балтийского флота озадачил, у них шифровальщики грамотные и связисты лучше. Радист в оперативной разработке, трогать не будем, пусть стучит. Даму-диспетчера допрашивали, бьет себя ногой в грудь, рыдает и уверяет, что ничего плохого против Советской власти не делала и никому отродясь новостей об отправке войсковых частей и соединений не передавала. Может и не врет, но сомнительно. Что ж, пусть сидит дальше, думает. Если через пару дней не созреет и не расколется, можно и выпускать. А там мы за ней и присмотрим, и посмотрим.

Сегодня я могу заняться делом, до которого все руки не доходили. Вот с этим хочу разобраться сам, не передоверяя его никому. И это пресловутый Семенов, которого я до сих пор не отдал под трибунал и даже не отправил на Соловки. Напротив, «мариную» парня в Архангельской тюрьме, где условия все-таки получше, нежели в монастырских кельях. Надо бы его содержать в одиночной камере, но где мне на каждого Семенова одиночек напастись? У нас, извините, и так переизбыток заключенных. Так что сидит бывший уголовник, если оные бывают бывшими, обыгрывает соседей по камере в картишки, потребляет за просто так полфунта хлеба в день и миску казенной баланды, да еще и недовольство выражает — мол, скучно ему, и самого начальника губчека поругивает. Правда, в меру, знает, собака, что внутрикамерные разработки никто не отменял.