Страница 26 из 84
Я покачала головой, завороженная его речью. Меня поразило, что я мало что знаю о жизни Данте в качестве Эдварда Давенпорта, и я жаждала информации.
— Она сказала, что не молилась, когда сидела там, в часовне. Она думала о своих предках, обо всех жизнях, которые они прожили, об ошибках, которые они совершили, о том, как это привело к тому, что она жива и сидит здесь. Она сказала, что такие размышления о жизни помогают ей чувствовать себя умиротворенной. Что куда бы она ни пошла, они были с ней, внутри нее. Что независимо от того, куда она идет, решения, которые она приняла, означают, что мы с Александром живы, и наши дети тоже когда-нибудь будут живы. Она сказала, что это напомнило ей о том, что мы живем не только для себя. В основном мы живем для наших семей. Я думаю, она нашла в этом покой, даже когда ее собственная жизнь была ужасной.
— Это разрушительно красиво, — признала я, ощущая боль в груди.
— Иногда это преследует меня, — признался он с гримасой, которая могла бы быть ухмылкой. — Но я всегда ношу это для нее и знаю, что она со мной.
— Она бы гордилась тобой, — заявила я так решительно, что это было почти криком в тесном, интимном воздухе, между нами.
Я никогда не знала ее, но была уверена в своих словах. Как может мать не видеть человека, которым был Данте, и не радоваться?
Он усмехнулся, и звук прошелестел по моим губам. Я слегка высунула язык, пробуя его на вкус, и обнаружила, что он сладкий.
— Иногда ты напоминаешь мне ее.
— О? — спросила я, находясь на пороге того, что казалось мне лучшим комплиментом, который я когда-либо получала.
— Она тоже была сложной женщиной. Думаю, она так глубоко все чувствовала, что иногда не знала, как с этим справиться, поэтому полностью блокировала это. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что она не рассказала нам с Александром о жестоком обращении и пренебрежении, а затем о том, как Ноэль убивал своих любовниц, потому что не знала, как с этим справиться. — в его темных глазах появился затравленный взгляд, как у призрака, гуляющего ночью по пустому дому. — Правда в том, что Ноэль затащил ее в свой Ад, а она была слишком мягкой для этого мира. Это убило ее задолго до Ноэля.
— Ты не мог знать. Ты был всего лишь молодым парнем.
Его губы сжались.
— Александр и я никогда не были просто молодыми людьми. Мы были воспитаны по образу и подобию нашего отца с того момента, как могли соображать. Он обучал нас. Мы учились фехтованию и шахматам, читали в детстве «Искусство Войны» и «Маркиза де Сада», учились в Итоне и Оксбридже только у лучших наставников. Мы были умными и нас учили быть умнее. Мы должны были знать, что происходит в нашем собственном доме".
— В конце концов, вы узнали. Даже если оба твоих родителя не хотели этого. Твоя мама, вероятно, пыталась защитить тебя, Данте. Господь знает, Каприс совершила столько ошибок именно из-за этого, — признала я.
Его глаза заострились, соскальзывая с моей кожи с точностью скальпеля.
— Какие ошибки она совершила с тобой?
Мое сердце замерло в груди, панический ответ заставил мою кожу заколоть остриями ножей от беспокойства.
— Ничего такого.
— Расскажи мне.
— Нет.
— Елена, — прорычал он, сжимаясь вокруг меня, как удав, готовящий мне пищу. — Расскажи мне. Я хочу знать, через что ты прошла.
— Ничего особенного, — сказала я, но ложь ошпарила мой язык.
Я не хотела, чтобы он знал о Кристофере, о годах, которые я провела, глупо позволяя ему обхаживать и использовать себя. Как он отвернулся от меня, когда у него забрали Жизель. Как он научил меня ненавидеть себя и собственную сестру.
Данте открыл рот, чтобы продолжить разговор, но я была измотана путешествием, возмутительными событиями нашей жизни за последнюю неделю. Я просто хотела покоя, который мог дать мне только он, и глубокого сна в его объятиях.
— Не сейчас, капо, — пробормотала я, прижимаясь ближе, чтобы не видеть, как потеплели его глаза. — Я устала.
— Va bene, cuore mia (пер. с итал. «хорошо, мое сердце»), — прошептал он, целуя мои волосы и прижимая меня к себе. — Спи спокойно, а я буду присматривать за тобой.
— Я знаю, — пробормотала я, уже полусонная. — Ты единственный человек, с которым я когда-либо чувствовала себя в безопасности.
А потом я заснула, не зная, что Данте часами лежал без сна, обнимая меня и уткнувшись носом в мои волосы.
Глава 9
Данте
Я оставил Елену спать после нашего позднего ночного разговора, ее длинное, бледное тело растянулось по диагонали кровати, как только я ушел, ища моего тепла. Я смотрел, как она зарывается лицом в мою подушку, обнимая ее, словно это был мой торс, и чувствовал, как в моем теле разгорается жар.
Торе сидел на выложенном красным камнем патио в задней части виллы, пил маленький эспрессо и читал Corriere della Sera (прим. «Вечерний вестник» — ведущая итальянская ежедневная газета). Он не поднял глаз, когда я подошел к нему и взял спелую сливу из тарелки, стоящей посреди старого, покрытого шрамами деревянного стола. На мягкой поверхности была вырезана крошечная надпись ЭДД, которую я сделал еще мальчиком во время одного из наших первых визитов в дом дяди Торе. Я провел по нему большим пальцем, удивляясь тому, как далеко я продвинулся с тех пор.
— Ты сделаешь все, чтобы удержать ее, — начал разговор Торе по своей привычке, начиная с середины, будто подхватывая нить разговора, который мы уже вели. — Хотя разумнее всего было бы жениться на Мирабелле Янни.
— Это разумно? — спросил я, откусив кусочек фрукта, и сок потек по подбородку. — Девушка, которая, по слухам, уже не девственница, с небольшим количеством важных связей и мало чем еще может похвастаться.
— Абруцци хочет ее. Он теперь здесь capo dei capi, нравится нам это или нет. Он мог бы помочь с ситуацией ди Карло в Нью-Йорке. Ты же знаешь, поддержка родины значит все, даже для этих высокомерных американцев
— Возможно, — согласился я, усаживаясь напротив него, когда Мартина, старая домработница Торе, появилась с эспрессо и свежей домашней сфольятеллой. Я поблагодарил ее, прежде чем снова обратить внимание на Торе. — Но в ситуации с Мирой есть нечто большее, чем нам говорили. Раньше Рокко любил свою племянницу, а теперь он говорит о ней, как о мерзости.
— Ты же знаешь, что здесь ценят девственность.
Я хмыкнул, но было в этом что-то такое, что меня все еще раздражало.
— Ты знаешь, что я сделаю все, что потребуется, чтобы сохранить нашу семью.
— А Елену?
— Всегда. — гнев вновь вспыхнул в моем нутре, когда я подумал о том, что Умберто подверг ее опасности прошлой ночью. — Она всегда будет на первом месте.
— Ее безопасность или ее счастье?
А разве не в этом был вопрос.
— Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить и то, и другое, — признался я. — Даже если это означает пожертвовать моей собственной безопасностью и счастьем. Никто никогда не ставил мою женщину на первое место, и я не собираюсь совершать эту ошибку.
— Значит, ты не женишься на Мире.
Я допил свой эспрессо, горькая жидкость нагрела мое тело, в котором сидело холодное, твердое зерно ужаса.
— Я этого не говорил. Женитьба на Мире может быть единственным способом обезопасить нью-йоркскую команду от ди Карло. Ты слышал план, который мы разработали с Умберто Арно прошлой ночью.