Страница 18 из 20
− Ненавижу, когда ты так говоришь, словно эльф, − вздохнул король.
Агиман снова лишь плечами пожал, не имея иной правды.
Камень треснул прямо у него на глазах.
− Проклятье, − ругался он, пытаясь избавиться от цепей, а те словно сильнее стягивали тело от каждого движения. – Ну, Глен, оторву я тебе уши, когда выберусь. Все оторву…
Камень рассыпался, открывая круглый циферблат в черно-белом узоре. Третий циферблат на полке, озаривший светом этот зал, изогнутые рога и черные косы, что сотнями падали на черный плащ.
Свет прикасался к цепям и те трескались, рассыпаясь пылью.
Темный хранитель обретал свою свободу.
Глава 16
Гэримонд приоткрыл глаза. Кроме боли, он неожиданно замечал совершенно новое ощущение: правую руку словно что-то грело – не жгло, не мучало болью, а согревало, будто кто-то сжимал его ладонь, только прикосновения при этом не было.
Осторожно приподняв руку, он увидел черную звезду, горящую на его руке. Что это значит, он по-настоящему не знал. Он просто видел подобные метки у других аграафов, что обрели свои граали.
«Вот бы кто-нибудь мне это объяснил», − подумал он, роняя руку обратно.
Все тело было стянуто бинтами и болело почти привычно. Он закрывал глаза и открывал их вновь, чувствуя прикосновение чужой руки.
Ювэй сидела рядом. Она давно пришла в себя. Ей вообще казалось, что она глаза на миг закрыла, а вот принц долго не приходил в себя. Лекарь сказал, что он потерял слишком много крови и теперь нуждается в отдыхе.
− Он мог умереть, − сказал он королю и только так убедил того оставить принца в постели собственной комнаты.
Ювэй приказали его охранять, хотя она просто хотела быть с ним рядом.
− Скоро придет твой отец, − сообщила она мягко.
Гэримонд только улыбнулся, осторожно перехватывая ее руку, то, что она оставалась рядом, возвращало его к жизни.
− Мне, наверно, стоит уйти, − продолжала Ювэй.
− Нет, ты мне нужна.
− Но то, о чем вы будете говорить… Твой отец уверен, что убийца − ты.
− А ты ведь все еще так не думаешь, правда? – спросил Гэримонд, грустно улыбаясь и тут же вновь прося: − Останься.
− Хорошо, − согласилась Ювэй и крепче сжала его руку, а он тут же закрыл глаза и глухо выдохнул, словно пытался подавить стон. − Что не так? – спросила она, улавливая эту перемену.
Гэримонд не стал отвечать. Он просто отбросил часть покрывала с плеча и коснулся бинтов. Те под пальцами стали прозрачными, показывая новую вспухшую стигмату, вздувшуюся между двумя едва затянувшимися порезами.
Ювэй сразу все поняла. Он ведь сказал ей в том видении, что они вернутся, потому она просто коснулась губами бинтов в порыве внезапной нежности, не заметив, что задела его пальцы, а он поражался тому, как острая жгучая боль отступала. Еще немного и он сказал бы ей все, что знает − спутанно, но хоть как-то, чтобы она понимала, что они связаны с самого начала и навсегда, что бы это ни значило, но лирическое настроение было оборвано шумными шагами за дверью. Эхо башни усиливало их и превращало в подобие барабанного боя перед казнью. От таких мыслей улыбка Гэримонда менялась, но не исчезала с губ. Он только прятал плечо под покрывало и ловил ее пальцы быстрее, чем открывалась дверь.
Король больше не считал нужным стучаться, прежде чем заходить к сыну.
На этот раз он был не один, а вместе с адъютантом, что замер у двери, поглядывая на принца.
− Здравствуй, отец, − прошептал Гэримонд, пытаясь улыбнуться.
− Ювэй, оставьте нас! – приказал король, игнорируя слова сына.
Он сел в кресло подальше от кровати, словно боялся даже приближаться к наследнику.
− Не стоит, − за Ювэй ответил Гэримонд, сжимая ее руку сильнее. – Твой адъютант всегда знал все о твоей жизни, почему моему нельзя? Пусть остаются оба и слушают.
Королю не нравился такой ответ. Он хмурился и отворачивался от принца, а тот приподнимался все же на постели, будто не было врачебного запрета, через боль и с помощью Ювэй устраивался полусидя на подушках. Агиман почти сделал шаг, чтобы тоже помочь, но остановился. Король же даже не взглянул на сына.
− У меня к тебе много вопросов, − говорил он строго.
− Спрашивай, я отвечу, − обещал Гэримонд, осторожно отстраняя Ювэй и складывая руки на коленях, желая просто не отвлекаться от истины, которая всегда рядом.
− Зачем ты это сделал? – спросил король.
− Что именно?
− Зачем ты нанес эти раны? Не говори, что это был не ты.
− Это был я, − спокойно ответил Гэримонд. − Я был зол и расстроен, вот и решился на это безумие − вскрыл все стигматы. Да, я соврал, их было много, всегда, но… Я не мог сказать тебе об этом, − признавался он, закрыв глаза. – Я пытался несколько раз, но каждый раз понимал, что это просто мучительно и страшно. Что изменилось бы от твоего знания? Стигматы остались бы со мной, а ты только встревожился бы. Там на балу я соврал. Их много и их нельзя не чувствовать. Это больно, будто гниешь изнутри, но я ничего не могу с этим сделать, и ты не сможешь. Еще никто не смог. Чем больше я контролирую силу, тем сильнее она поедает мое тело − тем больше и страшнее стигматы. Я не хочу так умирать, но это лучше, чем лишиться души и превратиться в чудовище. Понимаешь?
− Нет, – сурово ответил король, явно даже не пытаясь услышать сына. – Ты должен сопротивляться стигматам, а не покоряться им!
− Я пытался, но они не подчиняются мне. Они, возможно, единственное в этом мире, над чем я не властен.
В комнате стало тихо.
Хмурый король встал, подошел к окну и долго молчал, прежде чем задать самый главный вопрос:
− Зачем ты убил ее?
− Я не убивал ее.
− Не ври мне! – вскрикнул король, обернулся и даже подлетел к кровати, но его взгляд принц встретил без сомнений и страха.
− Я не убивал ее, − повторил он, глядя отцу в глаза. – Зачем мне ее убивать?
− А я расскажу зачем! – восклицал король и стал расхаживать по комнате.
Ювэй поджала губы, словно это ее саму сейчас обвиняли без права на оправдания. Агиман тоже устало закрыл глаза и покачал головой, даже не пытаясь скрыть свое осуждение. Он был не согласен, но молчал, зато король не замечал ничего, взмахивая руками.
− Ты следил за Грэстусом, а проиграв ему, решил отомстить. Никто кроме тебя не обратил внимание, что он танцевал с Эмили. Он не только ее приглашал на танец.
− Только ее, − вмешался Гэримонд. – Если кто-то помнит, что было как-то иначе − он околдован.
− Не смей! – отрезал король. – Я сам помню, как он танцевал с баронессой Девре.
− Отец…
− Молчи! Я не знаю как, но именно ты убил ее! Ты поглотил ее душу, а потом явился ко мне и выгнал Грэстуса, чтобы потом обвинить во всем его, но выдал себя, указав время смерти. Когда понял это, избавился от стигмат, чтобы никто не мог сказать, что они − последствия ритуала.
− Если бы я поглотил ее душу, у меня бы больше никогда не было стигмат, − со стоном сказал Гэримонд. − Они бы исчезли, навсегда.
Король только хмуро посмотрел на него, явно не понимая.
− Сила аграафа требует тьмы и разрушений. Все аграафы, что поддавались ей, жили дольше, а кто боролся − сходил с ума первым. Я сопротивляюсь, поэтому гнию изнутри, понимаешь? Стоит мне покориться и все закончится…
Он говорил тихо, но как никогда честно. Шепот его дрожал, но короля это уже не трогало. Он зло и равнодушно смотрел на сына.
− Ты уже все решил, − прошептал Гэримонд, понимая, как бесполезны его слова. − Ты поверил ему, а ведь он просто… не знаю я, чего он добивается! Не знаю зачем, но в этом не может быть ничего хорошего.
− Лжец! Я запрещаю тебе покидать башню! – объявил король и выскочил из комнаты, чтобы запереть башню и выставить стражу, спрашивая себя, как он мог породить такое чудовище?
Он не задавал этот вопрос вслух, и потому Агиман не отвечал на этот вопрос, не говорил о том, что его эльфийское чутье никакого чудовища так и не заметило. В Грэстусе он тоже его не видел, и это добавляло сомнений.