Три дня Индиго

Но мы друг друга понимали.

– На твоего гостя больше рассчитывать не стоит? – спросил Лихачев. – Я о Высшем.

– Нет, – я покачал головой. – Нет. Мне кажется, он насовсем ушел. Что-то они еще с этим… Ваней… обсудили, и он ушел. Надеюсь, велел нас не трогать.

Милана осторожно высвободилась из моих рук. Подошла к Лихачеву, тот молча дал ей сигарету.

– Он ведь во мне тоже был, – сказала она. – Я потом уже поняла, когда вспоминала.

– И что делал? – заинтересовался Лихачев.

После финальной схватки в Гнезде я всё им рассказал. Ну, то, что запомнил. Как во мне вдруг пробудилась чужая, безмерная сила. Пришел бог из машины – и всё исправил.

Я каждый день это вспоминаю, если честно. Как мир застыл, а я шел к Прежнему, по пути приказав умереть чистильщику и погасив огонь, как выдернул Ивана из той странной неуязвимости, в которой он находился…

И ведь никаких эмоций не было. Так, легкое раздражение от того, что нарушаются правила.

– Он как бы ничего не делал, – сказала Милана. – Ну, почти. Только я временами словно по-другому начинала смотреть на мир. Очень спокойно, как на мультик. Он не добрый, нет.

– Высший был правильным, – кивнул я. – В компьютерных играх таких называют «законопослушные нейтральные». Это куда лучше, чем многие другие варианты… Но он не вернется. Мне показалось… – я замялся, – что он смущен. Что он вмешался чуть раньше и чуть больше, чем собирался.

– Очеловечился? – заинтересовался Лихачев. – Ты не говорил.

Я поморщился.

– Да как очеловечился… А trancas y barrancas[2]. Стал чуть добрее нейтрального. Потом я еще несколько случаев припомнил, когда начинал на мир смотреть… ну, Милана верно сказала. Как на мультик. Но Высший только смотрел. Один раз вроде как разозлился немного, два ушлепка ночью встретились, и я вдруг стал размышлять, как их убить. Они почувствовали. Испугались. Но он ничего не делал. Я лишь стал резче.

– А я бы и не заметил, – мрачно сказал Лихачев. – Всегда такой.

– У меня тоже так было, – призналась Милана. – Я занималась в библиотеке. И поссорилась со своим парнем. Он начал с одной девчонкой флиртовать. Обычно я не обращала внимания, а тут поругалась и ушла. Сидела на остановке и познакомилась с Максимом.

Честно говоря, чего-то подобного ожидал…

– Но на тебя я сама посмотрела! – добавила Милана и улыбнулась. – Тут он не вмешивался, зуб даю. Ты был не мультяшный герой. Ты был такой… хаотичный добрый.

Вот уж не знал, что она любит компьютерные игры!

– Ладно, молодые люди, – резко сказала Елена. – Это очень любопытно и даже где-то трогательно. И я этому Высшему тоже признательна. Но раз надеяться на его помощь не приходится… мы принимаем предложение Ивана?

– Да уже приняли, считай, – вздохнул Лихачев. – Что ж… Елена, у вас есть уникальный шанс продолжить вскрытие. Справитесь?

Елена кивнула.

– А вы в клинике не с такими дрались? – мимоходом спросил Лихачев.

– Нет, – ответила Елена. – Те очень гибкие. Мышцы у них, наверное, тоже странные. Уверена, и эта женщина была сильнее обычного человека. Но суставы у нее совершенно человеческие, так выворачиваться не способны.

– Вы что, проверили? – поразился Лихачев.

– Долго ли вскрыть суставную сумку? Нет, так гнуться она не смогла бы.

Видимо, на моем лице что-то отразилось, потому что Елена сказала:

– Максим, ты сейчас точно тут не нужен. Оставь эту работу мне и полковнику.

– Я справлюсь, – сказала Милана.

– И Милане. А вы с Наськой идите, поговорите с Продавцом. Да-да, тебе тоже нечего тут делать.

Наська хмыкнула. Но спорить не стала, только сказала:

– Мы к вечеру придем. Я только расскажу Гнезду, что тут и как.

– Обязательно, – мягко сказала Елена. – Вернетесь, мы всё расскажем. Посмотрите на ситуацию свежим взглядом.

Я ободряюще кивнул Милане, та улыбнулась в ответ: «Справлюсь».

Мы с Наськой пошли к выходу.

И я поймал себя на мысли: а помирилась Милана со своим бывшим?

Или нет?

Как будто для меня это имеет значение.

Глава шестая

Мы пошли пешком – это предложила Наська, я не стал спорить. Может быть, ее равнодушие к вскрытию было показным. А может быть, ей просто хотелось пройтись по Москве – куколки нечасто выходят из Гнезда.

От Павелецкой до Тверской только на метро быстро. Пешком хода не меньше часа, к тому же я сразу свернул на Большой Краснохолмский мост, чтобы пройти по Котельнической набережной, мимо Зарядья и Кремля. Уж если гулять, то с пользой. Развивать ребенка.

Нормально идти Наська, конечно, не могла. То вышагивала рядом, то забегала вперед. Энергии в ней было столько, что прохожие начинали улыбаться. В какой-то момент куколка задумалась, искоса поглядывая на меня, и сказала:

– Если бы я была постарше, все бы думали, что ты мой парень!

– Да, не свезло тебе, – согласился я.

– А если бы ты был старше, все бы думали, что я твоя дочь. Это тебе не повезло!

– Вопрос спорный, но допустим, – усмехнулся я.

– Так что выбора нет, ты мой старший брат, – решила Наська.

Мы, не сговариваясь, стукнулись кулаками в знак согласия. Вышло красиво, но безрассудно. Я потряс руку.

– Ушибла? – смутилась Наська.

– Есть немного. Откуда в твоих макаронинах столько силы?

– Мышцы особенные… как у той. – Наська нахмурилась и призналась: – Правильно мы ушли. Не хочу смотреть.

– Я тоже, сестренка, – согласился я, за что заслужил ослепительную улыбку. – Пусть такими вещами занимаются специально обученные люди.

– А вот если что сломать или кого побить – это мы! – Наська с грозным рычанием понеслась вперед, размахивая руками и начисто выходя из образа хорошей девочки.

Я улыбнулся. Наверное, со стороны мы и впрямь выглядим братом и сестрой.

Интересно, а у Прежних есть родственные отношения?

Иван притворялся собственным внуком. Это значит, они стареют как люди, но умеют омолаживаться? Обязательно им стареть, или это маскировка, для окружающих? А был кто-то в промежутке? Жена, наверное, была. Дети у них с прежним Иваном были? А настоящие внуки? Чье место он занял, омолодившись? Пустое, наверное, что ему документы…

Чувства, подлинные, человеческие, он испытывает?

Или в целом равнодушен, как Высший, лишь маскируется?

Не знаю.

Но даже похожий на гигантского муравья Инсек или киборг Продавец казались мне куда более человечными, чем такой обычный с виду Прежний.

Мы уже почти дошагали до высотки на Котельнической и устья Яузы. В этом старом небоскребе жил один мой одноклассник, говорил, что ему дом не нравится, а родители считают его крутым и «с историей». Не знаю, как там внутри насчет истории, а снаружи дом выглядит внушительно.

Сегодня, в солнечный и теплый день, Москва была красивой и даже праздничной. Хотя что отмечать-то – День дурака? По Москве-реке проплывали прогулочные теплоходы, на палубе одного что-то праздновали, доносились радостные голоса, люди в яркой одежде прогуливались с бокалами, махали руками прохожим. Я помахал в ответ с привычной с детства готовностью. Вы уезжаете, мы остаемся, уедем мы – вы помашете нам вслед. Это жизнь, вся жизнь – лишь встречи и расставания…

Наська запрыгнула на низенький гранитный парапет, стала махать теплоходу обеими руками, потом выделывать какие-то балетные па и заслужила свою минуту славы. Некоторые, впрочем, кричали что-то неодобрительное – то ли в ее адрес, то ли, скорее, в мой. Я не реагировал. Наська не свалится, если сама не захочет, это уж точно.

Так что я стоял и терпеливо ждал, пока куколка угомонится.

Наконец Наська раскланялась, спрыгнула, взяла меня за руку и деловито потащила вперед.

– Концерт окончен? – спросил я.

– Ага, – ответила Наська, и я насторожился. Голос у нее был слишком серьезный. – Значит, так. Сзади идут двое, парень и девушка. Впереди тоже двое, парень и еще один парень. От моста так идут.

2

А trancas y barrancas (исп.) – С горем пополам.