Из глубины

Природа страсти

Аз есмь Альфа и Омега…

– Ну вот, друзья, поздравляю вас с новой встречей. Я рада, что за две недели ни один из вас не покинул группу. – Так говорила доктор Корел, групповой психотерапевт и, по совместительству, очень чувствительная женщина.

Она внимательно и с видимым беспокойством вглядывалась в лицо каждого из шести участников. Несмотря на то, что дело двигалось, хоть и с переменным успехом, всякий раз после выходного дня она ожидала каких-то проблем от своих ненадежных пациентов, тех самых проблем, что в мгновение ока, могли бы дискредитировать ее как специалиста в собственных глазах. Только в собственных и только так, чужие глаза ее волновали мало.

Каждое занятие начиналось традиционно. Доктор Корел считала, что чем больше будет привычных ритуальных действий, тем больше опоры обретут эти мятущиеся души. Семь стульев неизменно устанавливались строгой окружностью в самом центре пустой комнаты с двумя незанавешенными венецианскими окнами. Но несмотря такую открытость, солнце никогда не проникало вглубь помещения дальше широких подоконников. Доступ ему преграждала густая зелень кустарника, открывавшая лишь узкое пространство в самом верху. Отраженный свет вносил ноту грусти и оторванности от мира, дополняя и насыщая слабую зелень новомодной плитки, покрывающей стены. Если бы комната могла петь, она непременно спела бы о темных водах озера, о тайнах, покоящихся на дне и о запахе сырой земли в зарослях камыша. Даже светильники, которые зажигались обычно в самую пасмурную погоду, предназначались лишь для подчеркивания сумрака, а отнюдь не для его рассеивания. Впрочем, витающий запах имел вполне определенное происхождение. На деревянном мольберте стояла черная доска, предназначенная для записи того, на что нужно было сделать акцент в процессе занятия. С краю всегда висела мокрая тряпка – она распространяла явственный аромат грибов. И сколько ее не заменяли, амбре не исчезало. Больше никакой мебели не было, если не считать старинного зеркала в тяжелой бронзовой раме с завитушками, невесть откуда взявшегося. В зеркало никогда никто не смотрел, потому что поверхность его пошла рыжими разводами и превращала любого, даже самого здорового и румяного человека в замученного больного, сплошь покрытого оспенными пятнами.

Доктор Корел удовлетворенно оглядела помещение и кивнула тому, кто сидел по левую руку от нее. По заведенному правилу первым всегда начинал говорить тот, кто слева. Поднялся тощий мужчина, длинноногий и длиннорукий Он заученно произнес:

– Я – Даниэль, я хотел убить себя.

Отработав, таким образом ритуал, он снова уселся, и тут же, как по команде вскочила следующая – девушка в розовом платье, таком коротком, что его вполне можно было принять за блузку:

– Я – Грета, я хотела убить себя.

В гулкой тишине падали фразы. Кто произносил их автоматически, а кто и с чувством:

– Я – Андре, я хотела убить себя.

– Я – Линда, я хотела убить себя.

– Я – Ференц, я хотел убить себя.

– Я – Молли, я хотела убить себя.

Слушая все эти признания, доктор Корел ободряюще кивала, она любила дисциплину. А когда все закончилось, радостно сообщила:

– Ну а теперь – сюрприз. Как вы помните, я обещала, что в рамках терапии для вас будут устраиваться встречи с интересными людьми. С такими людьми, которые сами прошли через тяжелые испытания, а теперь могут помочь и вам. Сегодня мы пригласили человека, книги которого некоторые из вас читали, ну а другим, я надеюсь, будет интересно познакомиться с его творчеством. – И, выдержав, эффектную паузу, добавила. – Сегодня у нас в гостях – Истерна.

– А кто это? – спросила толстая Линда, которая вообще никогда и ничего не читала, считая это пустой тратой времени.

Но ее невинный вопрос заглушил радостный крик темноволосой красавицы Молли:

– Истерна?! Я обожаю его книги. Только же скажите, наконец, он мужчина или женщина?

– Он – писатель, – исчерпывающе ответила госпожа Корел. – А до всего остального вам не должно быть никакого дела.

– Говорите, Истерна? – уточнил Ференц, оглаживая пышные усы. – Это не тот ли самый тип, что никогда не показывается на публике? Говорят, что даже издательства не знают, кто он. И что же? Он пришел сюда? Удивительно…

– Я рада, что вы уже способны удивляться. Это означает, что вы возвращаетесь к жизни, милый Ференц, – расцвела в улыбке доктор Корел. – Да, это тот самый тип, и он уже здесь.

– Он! – вскричала Молли. – Значит мужчина!

Доктор Корел ничего не ответила, лишь поднялась и отнесла свой стул в самую темную часть комнаты недалеко от двери и поставила его вплотную к стене.

– Я оставляю вас наедине, чтобы не мешать, – сказала она. – Можете задавать ему любые вопросы, но держитесь в рамках приличий, я вас очень прошу. Если вдруг что-то пойдет не так, то я буду за дверью, в комнате медсестры. Позовете.

Она выплыла из комнаты и почти в тот же миг в дверь протиснулся другой человек. Он сделал шаг до стула и опустился на него, словно хватаясь за спасительный якорь. Несмотря на слабое освещение, можно было разглядеть, что человек этот не очень высок, одет в мешковатые штаны и свитер, скрывающий очертания тела. В зеленоватом свете он казался почти бесплотным, только длинные до плеч волосы отливали какой-то красноватой теплотой, лицо же выглядело бледным. Шею его обвивал белый шелковый шарф, уложенный с большим тщанием, каждая складка была продумана и зафиксирована с особым изяществом.

– Какая очаровательная женщина, – прошептал Даниэль.

– Какой милый молодой человек, – пробормотала Молли.

– Несомненно, женщина, – отозвался Ференц.

– Ничего себе, женщины пошли… Это бесподобный красивый мужчина. – Прошипела Линда так громко, что ее услышали все.

– Здравствуйте, – сказал Истерна негромким бесцветным голосом. Чем сразу же отсек надежды определить его пол по голосу. – Я не привык к публичным выступлениям, поэтому прошу, чтобы разговор начали вы. А потом как получится.

Повисла недолгая пауза, каждый лихорадочно соображал, о чем бы таком спросить, чтобы разрешить сомнения. А сомнения в этот момент были у всех одни и те же.

– Вы верите в бога? – густым басом с игривыми нотками спросил Ференц. Интонация разительно не соответствовала смыслу заданного вопроса, но Истерна словно ничего и не заметил:

– Почему вы спрашиваете?

– Поговаривают, что вы состоите в секте?

– Секта предполагает наличие еще кого-то, – спокойно ответил Истерна. – А я одинок.

Молли дернула за рукав Ференца, уже открывшего рот, чтобы сказать что-то еще.

– Не слушайте его, господин Истерна, – сказала она, – он не знает, что говорит.

Но Ференц закусил удила:

– Госпожа Истерна, я всегда очень-очень интересовался вашей биографией. Да и как можно не интересоваться жизнью такой очаровательной женщины?

– Я уже говорил, что не люблю публичности ни в каких ее проявлениях и история моей жизни вряд ли просочилась в какие-то открытые источники. А что говорят? Да что только не говорят, отсутствие информации порождает домыслы.

– Нет, все неправильно! – громко сказала Молли. – Мы очень рады, что вы согласились на эту встречу. Не слушайте Ференца. Я читаю каждую вашу новую книгу и то, что опубликовано в Интернете. И вы очень помогаете нам… мне переживать этот самый тяжелый период моей жизни. Вы же знаете, что все мы здесь, в этой комнате – жертвы…

– Жертвы чего?

– Жертвы своих… привязанностей, – хмыкнул Даниэль и потряс в воздухе тощей рукой, – привязанностей. Клуб самоубийц-неудачников. Но мы каждый день собираемся для того, чтобы рассказывать друг другу о себе. «Я – Даниэль, и я хотел себя убить». Круто? Так что, госпожа Истерна, с нами нужно говорить осторожно, как с больными.

– А я не считаю себя больной. Я просто впечатлительная и влюбчивая, – оборвала его Линда. И даже попыталась топнуть ножкой, обутой в мягкую туфлю.