Семь

Внезапно, чуть не сбив Влада, мимо промчался автомобиль. «Лада» вишнёвого цвета на большой скорости врезалась в сосну.

В этот момент парень не испытал жалости или сочувствия. Только радость. Да, радость, что он, Влад, жив и здоров, а тот, кто в машине, возможно, нет. Парень не стал подходить, чтобы помочь. Даже не стал смотреть туда. Тихо пропел:

И быстрее зашагал домой, видя, как несколько человек побежали к месту аварии.

Какая разница, подумал парень, выживет этот человек или нет. Какая разница ему, Владу. Кто они? Родные? Близкие? Никто! Ноль! А что врезался – сам виноват… А он, Влад, тоже сам виноват? Эти Трое сказали, что по совокупности деяний всех людей происходят катаклизмы. И дети болеют, погибают…

Парень остановился. Повернулся, посмотрел назад. Махнул рукой и пошагал быстрее домой.

Влад жил с мамой, Раисой Викторовной, бывшей учительницей начальных классов. Квартира – типичная хрущёвка, не видевшая ремонта лет тридцать.

Отец его умер от болезней, приобретённых на ликвидации аварии Чернобыльской атомной станции. Умер на диване под большим портретом Ленина в резной раме, которого он боготворил. Картину эту так никто не снял, хотя мама безразлично относилась к вождю мирового пролетариата. Даже несмотря на то, что её крепкая крестьянская семья была раскулачена, как она рассказывала, деревенскими пьяницами, ставшими благодаря революции колхозной властью.

Влад не смог попрощаться с отцом. В час его смерти он был в областном городе, учился в техническом университете. Но мама рассказывала, что последние слова отца перед тем, как отойти в мир иной, – он ни о чём не жалел. Жил для людей и умирал с чистой совестью.

Влад тогда не понял его жертвенность. Да и теперь не принимал этого мировоззрения. Да, было счастливое советское детство. Влад помнил, что тогда было спокойней. Как говорили, была уверенность в завтрашнем дне. Но всё-таки, полагал парень, советских людей оболванивала пропаганда. Мол, только идеи светлого будущего человечества, жизнь при справедливом строе имеет ценность. Классовая борьба, революции – вот якобы, на что нужно потратить жизнь. И на работу в Чернобыль, в Припять отец поехал своему желанию, зная об опасности. Мать со слезами отговаривала. Но он был непреклонен.

Конечно, отец был коммунистом. И Влада хотел назвать в честь вождя мирового пролетариата. Он перебирал, как рассказывал потом, имена: Владиль, Влаиль, Вилюр, Виолен, Владлен. Мама как-то сумела настоять на имени Владик.

После смерти отца у Раисы Викторовны случился инсульт, но женщина, как говорят, выкарабкалась. Правда, часто стали случаться головные боли, провалы в памяти. Иногда она говорила о непонятных окружающим вещах.

Социализм канул в Лету. Завоевания этого строя потихоньку уничтожаются пришедшими к власти либералами. Ныне капитализм. Где каждый выживает как может. Каждый за себя. И Влад за себя. Ещё в перестройку он почувствовал этот ветер перемен и стал рэкетиром. С друзьями, с братвой вымогал деньги у торговцев на рынке. Потом купил ларьки в городе и областном центре и стал бизнесменом…

После встречи с Алиной в парке Влад пришёл домой. Начал мыть руки и увидел налитую в ванне воду.

– Мать! Зачем тебе целая ванна холодной воды? – спросил он. – Или мыться хотела? Тогда уже остыла.

– На подъездной двери висит объявление, что могут отключить воду в связи с ремонтными работами. Не видел? Запаслась я, – крикнула из кухни Раиса Викторовна.

– Не видел, – ответил Влад.

Он прошёл в зал – потемневший потолок с люстрой «Невестой», выцветшие бумажные обои, большой сервант со скрипучими дверками, телевизор «Чайка» с потускневшим экраном и продавленный протёртый диван. Сел на него. Огляделся. Вот, подумал парень, планировал евроремонт сделать, мебель заменить. Сделал, ага! Как говорят, хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Ха-ха… Если бы знать жизнь наперёд…

– Ма! – крикнул. – Если бы у тебя был выбор начать жизнь сначала… Ты бы что? – спросил парень.

Раиса Викторовна вышла с кухни в халате и с полотенцем в руках.

– Зачем ты спрашиваешь, Владик? И откуда у тебя кровь на одежде? – увидела грязную рубашку. – Может, в аварию попал? Гоняешь, как сумасшедший. Где мотоцикл? – забеспокоилась Раиса Викторовна.

– Ничего страшного. Потом… – не знал, что сказать, Влад.

– Нет, ты скажи.

– Ну… Да упал слегка… – выдумывал сын. – Байк, короче, сломался и в автосервисе. На ремонт поставил. Надо кое-какие детали заменить. Такая загвоздка.

Раиса Викторовна руки на грудь положила.

– Слава Богу, я уж подумала, серьёзно чего. Сам ты как? Голова?

– Со мной всё нормально, я же сказал.

– Ну и слава Богу, – снова повторила мать.

– Ага, – сказал Влад. – Так о чём я… Что бы ты выбрала? – повторил он вопрос. – Другую новую жизнь?

Мать села рядом.

– Я ни о чём никогда не жалела, – сказала она, улыбнувшись. – Ещё девочкой я поняла, что надо радоваться всему.

– И смерти близких?

– Понимаешь, Влад… – задумалась мать. – По сравнению с возрастом, – показала на потолок, – Вселенной… Сколько ей?

– Вселенной? – переспросил парень. – Не знаю. Тринадцать, что ли, миллиардов, по телеку говорили.

– Нет. Тысяч! – поспорила Раиса Викторовна. – Меня, тебя… Отца не было… По сравнению с космосом мы словно песчинки в океане. Накатила волна, выбросила на берег на несколько секунд, а другая закопала.

– Красиво, – с усмешкой сказал Влад.

– О чём жалеть? – продолжила Раиса Викторовна. – О том, что в этом мире нет ничего вечного? Это реальность. Наоборот, надо радоваться, что нам, песчинкам, посчастливилось побыть на этом берегу хоть несколько мгновений. И видеть во всём красоту. Там, где она есть. И отвращаться от всякой дряни… Я тут читала духовную литературу…

– Ты больше ничего и не читаешь.

– Конечно. Как иначе? И думала… Написано, если глаза твои будут светлы, то и тело чисто… Я вот думаю, если смотреть на красивое что-то, то и тело будет здорово. А если смотреть на грязь, на духовную грязь, то будешь болеть. Так что нужно свой взор направлять на прекрасное. Неспроста же в храмах такая лепота!

– Наверно, ма… – сказал Влад, окинув взглядом комнату. – А как ты думаешь, есть жизнь после жизни? – спросил.

Раиса Викторовна кивнула.

– После того как умер папа, я, веришь или нет, мысленно с ним разговариваю, – ответила.

– Да? – удивился Влад.

Мать улыбнулась и продолжила:

– И он отвечает. Нет… Я не слышу голос, но… Словно его мысли во мне. Вот так. И он живёт в моей памяти, в моей голове. Я чувствую его присутствие, знаю его мнение, получаю его советы. Он для меня живой.

Раиса Викторовна замолчала. Потом запела:

Влад перебил:

– Мать, хватит!

Раиса Викторовна не отреагировала, продолжила петь: