Бездомный

Войдя в кафе, они прошли за дальний столик у окна, из которого была видна еще не расчищенная от снега пустая парковка.

– Здесь в нашей рождественской комедии нужно сделать лирическое отступление о том, что влюбленные славно провели ночь на топчане, утро на дебаркадере, а за завтраком обсуждали дальнейшее развитие ее комедийного сюжета, – заметил Максим.

– Ах, что там за развитие? – отмахнулась Дина. – Тебе-то, может быть, и повезло здесь. В программистах побывал, деньги в руках подержал. А мне? Мне ведь тридцать шесть скоро. А что за жизнь у меня? Сын скоро школу заканчивает, а что я могу ему дать? Вчера он, разгильдяй этакий, опять пошел с дружками травку курить. И зачем я купила ему этот “форд-буревестник”? Теперь за мой “форд-эскорт” и за его “буревестник” нужно выплачивать четыреста баксов в месяц, да за квартиру пятьсот пятьдесят. А откуда деньги, если у матери иммигрантское пособие с продуктовыми талонами – “паек для узников совести”, а я зарабатываю восемь долларов в час? И после всех налоговых оттяпок имею я чистыми двести пятьдесят в неделю. Вот и подсчитай, что нам на еду остается. А еще тряпку какую-никакую купить нужно, обувь, туда-сюда… Так что замуж мне нужно выходить, дружок, пока у меня еще шкура упругая, за богатого американского старичка, а то потом и сторговать себя будет некому. А я еще свою судьбу за хвост хочу поймать – не жар-птицы, конечно, но какой-нибудь американской индейки – это точно. Тут мне один абориген с двухэтажным домиком в Оук Парк замуж уже предлагал. Гуляли мы с ним, гуляли по Оук Парк, по хемингуэевским местам променадничали, ну, я тому пенсионеру и резанула напрямик, что если меня в темном углу прижать, то я еще очень могу.

– Стало быть, меня после замужества побоку? – усмехнулся Максим.

Дина уставилась на него во всю широту своих карих глаз.

– Тебя никогда не побоку! Тебя – или сверху, или снизу, но только не побоку. Хотя, когда старичка найду, то, наверное, побоку. Ведь согласись, не могу же я непорядочно продаваться. А поможешь мне старичка найти ты!

– Как это? – удивился Максим.

– Как-как? По Интернету. Я эти сайты знакомств как-то у сына на компьютере просматривала. Знаю, что свой “профиль” туда нужно вставить, но вставить правильно, чтобы мое свиное рыло в калашном ряду смотрелось бы не хуже других калачей. Тут твоя профессия и твоя поэзия как раз и пригодятся. Будешь моим антрепренером – старичков отсеивать. А потом самых подходящих мы окучивать начнем.

– Необычный, однако, поворот… сюжета. Одного только я в нем не представляю – упругую шкуру рядом с недержащим мочу кряхтуном.

– Что ж, Максимушка, кому в жизни блага, а кому программирование. Но ведь будем любить блага, верно? К тому же, старички недолговечны. И они уходят в ту страну, откуда нет возврата, и остаются после них на земле… особняки в Эванстоне.

– Почему именно в Эванстоне?

– Больно Эванстон мне понравился. Особенно те усадьбы у пляжа, у которых мы проезжали. Трехэтажные. С башенками, с ряшенками, да прочими завитушками.

…Три месяца Максим встречался с Диной по выходным, заезжая за ней в Буффало Гров. Главной темой их разговоров стало обсуждение знакомств его подруги со старичками, которых поставлял теперь неутомимый Интернет. “Профиль” Дины, помещенный на один из чикагских сайтов знакомств, к концу третьего месяца продолжал собирать неплохой урожай. Однако желаемого результата знакомства со старичками не приносили, и две встречи с одним и тем же претендентом на “звезду Востока, случайно оказавшуюся за океаном”, что звучало, несомненно, поэтичнее беженки от бакинских погромов, были, скорее, исключением, чем правилом. Дина изо всех сил пыталась убедить обладателей трехэтажных домиков в искренности своих чувств, но ее старания оставались тщетными. Лишь одно заочное знакомство, “инкогнито из Эванстона”, как она окрестила его, продолжалось с завидным постоянством. Кандидат вел с Диной регулярную переписку, однако, не присылал ей ни фотографии, и ни выказывал желания встретиться…

… Интерьер французского ресторана в Нортбруке настраивал посетителей на дорогое пищевое удовольствие – отделанные дубом стены, мягкие бархатные кресла, белоснежные скатерти, хрустальные бокалы и букетики живых роз на столиках. В конце обеденного зала мерцал гриль на древесных углях. Дина сидела за столиком и “разрабатывала” меню.

– На затравочку паштет из гусиной печенки. Это, я слышала, их первая национальная заморочка. Гусей так кормят, чтобы только одна печень у них росла. Потом жульен из трюфелей, сам Бог велел трюфелями побаловаться в парижском доме. Ну, а главным блюдом пойдут ножки лягушачьи.

Она скользила острым красным коготком по странице.

– Мне двойную порцию, пожалуйста, чего там одна ножка, – на три укуса похрустеть. А вино ты сам выберешь, между прочим, обожаю Шато Марго. Я пила его у одного из несостоявшихся в супруги старичков. Вино это, скажу тебе, – аромат моей мечты.

– И как твои успехи в деле присовокупления рыжеволосой звезды востока к трехэтажной Америке? – поинтересовался Максим.

– Что там за успехи? – отмахнулась Дина. – За неделю было два новых кандидата. Первый ростика небольшого, старичок- хоттабыч какой-то. Бородка белая, глазенки душевные, тросточка с набалдашником в виде собачьей головы. Пригласил меня сразу к себе домой, что совсем не по американским правилам. Собака при доме была, Герцогиней зовут, мордой точь-в-точь как тот набалдашник. Долго меня обо всем расспрашивал, будто хотел что-то тайное выведать, да в подсознание мне заглянуть. Ну да как же! Так я ему свое подсознание на диванчике том, на котором он меня потом разложил, и представила! Только не состыковалось у него что- то по мужской части, и заявил мне старичок через два часа сексуальных мучений, что нет между нами “chemistry”.

К их столику подошла официантка-негритянка с ногами баскетболистки, монументальными бедрами и косичками на голове, торчащими во все стороны, как иголки у дикобраза. На столе появилось затребованное вино, гусиный паштет и горячие хлебцы.

– А глаза-то твои карие на черномазую смотрят, – ревниво заметила Дина, когда официантка удалялась от их столика.

– Но душой я с тобой, подруга. С кем же еще здесь может быть родство душ, как не с душой из “совка”? Только “совки” в Америке друг к другу и прилепляются. Страсть-то черная, она, может быть, пожарче белой будет, да только джунгли там, в душе-то. Ведь они еще триста лет назад только и делали, что били в барабаны да совокуплялись. А наш Петр в те времена уже окно в Европу рубил, да головы стрельцов не жаловал.

– Ну, дорогой поэт, ты бы еще о Древнем Риме вспомнил! Вот там гладиаторы головы рубили друг другу что надо!

Осушив бокал, Дина перешла ко второму кандидату в супруги.

– Этот старикашка был деловит и немногословен. Этакий папа Карло без Буратино на американский манер – очки на кончике носа, клетчатая рубашка, ковбойская шляпа. Ездит на “Альфа-Ромео”, а когда у нас зашел разговор, где бы нам примоститься поговорить о достоинствах невесты, то потащил он меня в вонючий “Данкин Донате”. Я сразу поняла – скряга. Американский Иудушка Головлев. Заговорил о каком-то брачном контракте, все крутил-вертел вокруг да около, про супругу свою рассказывал, которая сбежала от него в Калифорнию, а ему на старости лет хочется продолжения семейных традиций. Я-то сразу смекнула, куда он удочки забросил, и сказала, что я женщина крепкая и здоровая, и семейные традиции продолжу, как надо, не хуже заезжих калифорнийских. Только папаша этот после моего откровения почему-то сник и твердого мужского решения не принял, а на следующий день позвонил и сказал, что будет обдумывать мои восточные превосходства. Вот уже пять дней, как обдумывает.

– Да, что-то не везет тебе с претендентами на крепкую руку и восточное сердце. А как поживает наш инкогнито из Эванстона?

– Пока не раскрывается, но пишет регулярно, – оживилась Дина. – И как! Даже я со своим куцым английским поэтический стиль его писем почувствовала, а некоторые его фразы… – вот, например, послушай: “Your eyes are like black roses in my last spring”. Звучит? Или вот еще: “I will treat you like the Queen in my royal garden”. Или вот это: “I will be the loyal dog at your toes”.