Бездомный

Одним словом, весь первый день я немало времени посвятил знакомству с бостонской местностью, по возможности решил сразу обойти все архитектурные и исторические особенности первого американского города. Изрядно по городу попилигримничал, с бостонской архитектурой “времен очаковских и покоренья Крыма” знакомясь. Очень Бостон мне Питер напоминает, по крайней мере, по тем двум дням, когда мы с тобой в Питер ездили. Центральная его часть, уж точно – и архитектурой, и скульптурой, и четырьмя линия метро такого же петербургского цвета. Правда, мраморных львов здесь на набережных не видать, а из кумиров на бронзовых конях только памятник Вашингтону в Публичном саду я пока увидел, к тому же мостов тут всего три-четыре. Но впечатление у меня такое сложилось, когда по центральным местам здесь гуляешь, что как будто перенесли за океан “самый умышленный из всех русских городов”, со скидкой на местный архитектурный колорит. Всякий район в Бостоне здесь свою историю имеет и соответственно, название. Например, Задний залив – “Back Bay”. Это когда-то действительно залив был, пока его, как петербургские топи, камнями не засыпали и каменные дома на нём построили ровными перспективами. Небоскребы в Бостоне все отдельно стоят, кучно, за исключением “Благоразумного”, о котором я тебе уже упомянул. Называется небоскребный район Финансовый – “Financial District”. А другие районы по “концам” именуются, – Северный конец, Южный конец, Западный конец. Компактный город Бостон, и все в нем рядом – и классика, и небоскребы.

Но вернусь к месту моего настоящего обитания, то есть, к монастырю. Монастырь этот и на монастырь и не похож, без куполов и без крестов. Стоит он в лесочке, недалеко от центра города, если по московским понятиям. Монастырь этот – солидная трехэтажная усадьба из красного кирпича с длинными печными трубами. Я когда трубы те, похожие на трубы крематория, увидел, то даже подумал, не каминное ли у них тут отопление сохранилось с прошлого века, как в добрые печные времена. Монастырь этот – место для православного люда известное и гостеприимное, особенно для тех русских, что по церковным визам сюда приезжают. Монахи в монастыре люди образованные. Некоторые даже говорят по-русски. Например, древний старец, отец Андрей. Он говорит по-русски правильно, но как-то старомодно – длинными предложениями. А когда он заметил мне, что он русский монархист, то я сначала не понял, о чем это он. Как говорится, “дела давно минувших дней, преданья старины глубокой”. Но отец Андрей разъяснил мне, что идет в жизни по стопам отца, который верил в Бога, Царя и Отечество, и потому завещал все свое состояние монастырю, в котором его сын и заканчивает свой земной путь. Его семья с дворянскими корнями бежала в свое время от Октябрьской революции сначала в Париж, где он и родился, а потом в Америку. История, известно, богата повторениями. А еще я познакомился в монастыре с отцом Исааком. Он учил русский в Гарвардском университете, в России никогда не был, но по-русски шпарит так, что от русского и не отличишь. Пушкина любит цитировать, говорит, “у Лукоморья дуб зеленый, златая цепь и кот цепной”. Отец Исаак мне о неблаговидных случаях в монастыре сразу рассказал, чтобы я не обнадеживался насчет бесплатной койки и питания. Приезжают в Божью обитель русские православные туристы на заработках за океаном – днем работают, а ночью отсыпаться в монастырь приходят. Так вот таких пилигримов, согласно монастырскому режиму, на третий день с Богом разводят, то есть попросту гонят из монастыря. Так что злоупотреблять православным гостеприимством я не собираюсь, и как только найду работу, то подыщу себе какой-нибудь жилой угол. Не может такого быть, чтобы не нашел. Скамейка в парке – это конечно, выход из положения, но ненадолго.

А вчера я познакомился с двумя ребятами из Пскова. Они, так же как и я, приехали в Америку на заработки, и в монастырь заходят помолиться и подкрепиться. Уже год, как здесь работают. Ребята снимают гараж за пятьсот долларов в месяц у югослава, который владеет в Бостоне пятьюдесятью гаражами и на своем гаражном хозяйстве такие деньги строгает, что “ни в сказке сказать, ни пером описать”. И хотя, как говорят ребята, мерзопакостный район этот, Дорчестер, где они обитают, мексиканцы там, да негры, даже постреливают по ночам, но в гараже том есть неоспоримое преимущество – холодная вода, а это первейший плюс в их работе, потому как работают ребята грузчиками. Полтора года проработали в русском магазине, заработали, что хотели, а теперь возвращаются в родной Псков квартиры покупать, сказали, чтобы непременно с видом на псковский Кремль. За год американской жизни на квартиру заработали. Меня же хозяину магазина обещали на свое место порекомендовать. Хозяин платит пять долларов в час, так что при восьмичасовом рабочем дне, выходит сорок баксов в день. Совсем неплохо для начала. Так что даже если на еду пять-шесть долларов отдавать в Макдональдсе, то в месяц это тысяча двести выходит. И с вычетом за ночлежный гараж на двоих, а может быть, и на троих, Бог ведь троицу любит, да на еду, вполне можно восемьсот- девятьсот баксов в месяц откладывать.

А то, что улетел я в Америку, с тобой не попрощавшись, то думаю, что решение свое насчет скорого отъезда я правильное принял. Неожиданно ведь мне билет подвернулся, можно сказать, в одночасье с неба упал – из тех свободных мест в самолете, от которых перед самым рейсом отказываются, как ты их называешь, места отказников. Так что ничего мне не оставалось, как лететь. Конечно, лучше бы я в Нью-Йорк полетел, в столицу мира и его окрестностей, и в смысле работы мне бы там наверняка что-нибудь быстро обломилось, но раз билет до Бостона мне почти даром достался – шутка ли сказать, горящий билет в Америку за двести долларов! – то и, слава Богу, что полетел в Бостон.

Одним словом, постараюсь писать тебе по Интернету, как объявится возможность. Строго в монастыре с личным временем, только знай, что молись, да кастрюли на монастырской кухне драй.

Ну, да делать нечего, назвался груздем – полезай в кузов. Надеюсь, что в Интернет-кафе заглянешь, как только из деревни приедешь, и письмо мое прочтешь. В любом случае адрес монастыря я тебе посылаю.

Любящий тебя, Костя.

26 Апреля

Здравствуй, Костик!

Получила я вчера твое письмо и сразу пишу ответ, потому как через неделю снова уезжаю в деревню. Сначала на месяц, а потом, как вернусь и сессию сдам, то на все лето. Пришла в общежитие, чтобы с нашей общежитской койкой уже навсегда расстаться. На сессию к подруге пойду, чтобы за койку не платить, да и нечем. В Интернет-кафе ходить мне дорого, так что, скорее всего, будем писать друг другу обычные письма, как в старые добрые эпистолярные времена. Но все-таки ты ответь мне по Интернету последний раз.

Вернулась я на нашу койку, а там записка от тебя – улетел в одночасье! В аэропорт, наверное, каждый день гонял, чтобы по отказному горящему билету улететь? И улетел ты, Костик, правильно. Потому как, если бы не улетел ты сейчас за двести баксов, то никогда бы не улетел. И план наш заокеанский никогда бы не осуществился. На последние деньги, что у тебя оставались после получения страховки за твой сгоревший саратовский дом, мы бы, конечно, еще прожили месяца три-четыре, но потом-то что? Жаль, конечно, что не удалось тебе со мной перед отлетом попрощаться, но ведь так и было у нас запланировано: как только – так сразу. Что же делать, раз горящий билет тебе удалось урвать из отказных лап как раз в то время, когда я в деревне была? Тут, как говорится, судьба играет человеком, а человек ловит самолет.

Странно мне, однако, что Зинаида Филипповна тебе от ворот поворот дала, не разрешила пожить у нее первое время, пока не наметиться у тебя что-нибудь с работой, а тем более странно, что не посоветовала тебе, куда обратиться, ведь у нее-то там кругом связи. Ну, да “времена меняются – и мы вместе с ними”. А больше всего те из нас, кому подфортунило в свое время из узников совести на свободу выпрыгнуть.