Рождество на острове

А Колтон уехал, когда ему исполнилось восемнадцать, в самый дальний от дома колледж, какой только сумел найти, что-то технологическое, что бы это ни было. После этого Трипп потерял к нему всякий интерес.

А потом его глупый, жалкий братишка стал появляться в газетах. Сначала это были мелочи: небольшие заметки на деловых страницах, которые Трипп не читал, но которые его мать тщательно вырезала и хранила.

Дальше – больше: Колтон перешел на первые страницы, вокруг него уже начался серьезный шум, но Трипп не пытался понять причины, ему непонятно было, почему звучат слова «разрушитель» или «вундеркинд». А потом началось то, что Триппу читать уже хотелось, вроде слова «миллиардер».

И Колтон никогда не приезжал домой. Никогда. Ни на День благодарения. Ни на Рождество. Он не явился ни на свадьбу Триппа, ни на свадьбу Джейни. Он просто каждый раз присылал им солидные чеки, на такие суммы можно было купить дом. Джейни фыркала, обналичивала чек и больше никогда о Колтоне не упоминала. Трипп пару раз пытался позвонить брату, но ему удавалось поговорить только с секретарем.

Колтон заплатил и за дом их родителей, тихо, без шума вернул деньги за свою учебу в колледже и еще кое-что добавил, – как они подсчитали, это была средняя сумма, которую тратили семьи на то, чтобы вырастить ребенка от рождения до восемнадцати лет, с учетом инфляции.

И на том все кончилось. Семья Роджерс, вместо того чтобы испытывать благодарность, злилась все сильнее. Несколько сотен тысяч – что это для миллиардера? Но хуже всего было то, что весь город знал: Колтон из их семьи. Вокруг шептались: а почему они-то не разбогатели? Почему они до сих пор живут в обычных домах, ездят на обычных машинах? Почему Колтон никогда их не навещает? Миссис Роджерс чувствовала себя неловко, играя с дамами в карты, хотя обычно она сама заставляла других испытывать неловкость. Их отец вообще никогда не упоминал об уехавшем сыне, унизившем его тем, что выплатил ипотеку за дом.

Джейни не особо обращала на все внимание. Но Триппа это жгло. Да, он хорошо зарабатывал на автомобилях, конечно хорошо. Но ему приходилось надрываться каждый день – и в жару, и в холод, от рассвета до заката. Он не знал, чем целыми днями занимается Колтон, но видел фотографии. Похоже было на то, что у брата целый парк частных реактивных самолетов, он красовался на обложках журналов.

А потом внезапно во всех газетах прогремело: Роджерс приостанавливает все инвестиции, изымает капитал, продает свои предприятия. Это взволновало рынок… да, его глупый маленький братец смог действительно пошатнуть фондовый рынок, когда все стало известно. И появились новые заголовки. Роджерс скрылся где-то. Конечно, такое вполне естественно для эксцентричного миллиардера. Но семью это обеспокоило. Что он вытворяет? Что пытается скрыть? И, что куда более важно, какого черта он собирается делать со всеми этими деньгами?

А тем временем их отец старел, и слабел, и скупился сильнее прежнего, становилось ясно, что их мать уже не может этого выдержать. Они нуждались в деньгах, чтобы присматривать за ним, но ни у Триппа, ни у Джейни не было денег после разводов, они ничего не отложили, но они и не могли выгнать мать из ее дома.

«Форбс» сообщал, что Колтон все больше времени проводит на каком-то далеком шотландском островке и даже не возвращается к своим планам строительства площадок для гольфа, – собственно, эти работы даже не начинались. Этого оказалось достаточно для того, чтобы семья собралась вместе и решила выяснить, в чем же дело. Триппу не хотелось смотреть на это как на попрошайничество. Только выяснение. Семья кое в чем нуждалась, а у брата были миллиарды. Так что… Простая справедливость.

Флора все-таки принесла ему кофе. В конце концов, Трипп был, как ни смешно, ее родственником. И выглядел он крайне утомленным.

– Хорошо спали?

Трипп посмотрел на нее. Под глазами у него висели огромные мешки.

– Нет, – ответил он. – Как спать, если вокруг собаки лают?

Флора нахмурилась. Насколько она знала, ни одна из собак на Муре не имела привычки лаять без причины, она ведь действительно знала их всех. То есть пастушеские собаки, конечно, лают, когда работают, но не ночью же… Ох.

– Это не собаки, – сказала она.

Он уставился на нее:

– Э-э-э?..

– Вы слышали тюленей.

– Тюленей?

– Ну да, знаете… это такие толстые серые существа.

– Ну, может быть. Я не знал, что они лают.

Флоре становилось все более и более понятно, что Трипп Роджерс очень многого не знает, и она постаралась быть внимательной, потому что не ее делом было сообщать ему об этом.

– Так вы… вы сегодня собираетесь повидать Колтона? – осторожно спросила она. И, едва произнеся эти слова, сразу встревожилась.

– Надеюсь. Мне приходится ждать, что скажет этот его управляющий.

Флора снова нахмурилась.

– Вот только… не припомню его имени. Такой весь шлюховатый на вид.

Последовала пауза. Флоре вдруг отчаянно захотелось вылить весь кофе из кувшина на голову Триппа. Но она вовремя вспомнила о том, что американцы ужасно вздорны и драчливы. Но тем не менее… есть же пределы!

– Простите, – сказала она, – но, боюсь, здесь такие выражения неприемлемы. Вам придется уйти.

– Да вы издеваетесь!

– Нет, – ответила Флора. – Уходите.

Взгляд Триппа метнулся к кухне, где Иона жарила первую партию сосисок, и их соблазнительный запах уже просочился в зал. И еще на прилавок как раз выложили первые свежие, пухлые буханки хлеба миссис Лаэрд, теплые, душистые. Его лицо изменилось.

– Но где…

– Вы можете поесть в «Харборс рест», – твердо произнесла Флора.

Она, конечно, прекрасно знала, что Инге-Бритт вряд ли приготовит завтрак в ближайшие полчаса, но ее это ничуть не беспокоило. Она даже побледнела от гнева.

– Ну, знаете ли… – спохватился наконец Трипп. – Что за времена?! Мужчина и слова сказать не может?

– Вы можете, – холодно ответила Флора. – Вы можете говорить все, что вам вздумается. Только не в моем заведении.

– Ч-черт! – буркнул Трипп и прошипел себе под нос еще что-то, очень похожее на слово на букву «б».

Но все же тяжело поднялся со стула. Он повернулся, чтобы уйти, а Флора тут же разозлилась на себя за то, что не выяснила, что вообще происходит. Однако это не разозлило ее так же сильно, как то, что этот человек был груб по отношению к ее брату.

Глава 16

Настроение Триппа ухудшилось еще больше после совершенно несъедобного завтрака, приготовленного на грязном гриле Инге-Бритт. Он вышел на улицу, потянулся, не обращая ни малейшего внимания на прекрасные розовые краски свежего утра: вчерашний туман рассеялся, перед глазами раскинулся великолепный вид – справа находились причалы, чистая светлая вода тянулась от континента, а первый паром, привезший людей и всякую всячину, аккуратно подходил к маленькой пристани.

Но Трипп мог думать лишь о том, как все это странно – то, что он должен был встретиться с братом впервые за двадцать лет. Но может, удастся врезать ему еще разок…

Он собирался круто поговорить с братом насчет визита к родителям. Они по-прежнему жили дома, но… Отец целыми днями смотрел канал «Фокс» и обрушивал теории заговора на любого, кто заходил к ним. Он нуждался в помощи: ноги ему отказывали.

Интересная девушка в отеле – гостиница была грязной, но девушка по-настоящему хороша – объяснила Триппу, что он должен держаться верхней дороги к высокой части острова. Он спросил, не может ли он заблудиться, а она посмотрела на него так, словно не поняла вопроса. Поэтому Трипп сел в свой внедорожник и был уже за городом, когда сообразил наконец, что едет не по той стороне дороги, и поэтому встречные машины мигают ему фарами. В общем, он был уже в самом отвратительном настроении к тому времени, когда доехал до ворот бывшего дома шотландского пастора, и все стало еще отвратительнее, когда ему пришлось выйти из теплой машины на пронизывающий северный ветер и сообщить о себе в микрофон у ворот, да еще и показаться под камерой. В конце концов, он был братом Колтона, а не каким-нибудь грабителем, который проделал долгий путь до этой чертовой дыры, чтобы что-нибудь украсть.