Рождество на острове

Сегодня все было иначе. Обычно по утрам Финтан сидел рядом с Колтоном, сжимал его руку, или осторожно обнимал, или рассказывал местные новости и сплетни, не зная, понимает ли его Колтон, а тот то и дело впадал в дремоту.

Но этим утром Колтон лежал на спине, а не на боку, сжимая руки, все его исхудавшее тело говорило о напряжении.

И как только Финтан вошел в дверь, Колтон первым делом пробормотал:

– Этот сукин сын явился?

В эти дни Колтон очень редко заговаривал первым. И это так порадовало Финтана, что он даже на мгновение мог притвориться, что его друг вернулся.

– Да, – ответил он, садясь на край кровати и целуя Колтона в лоб.

– Как он выглядит?

– Толстым.

– Хорошо.

– Ну, ничего нет плохого в том, чтобы быть толстым, – подшутил Финтан, совсем как раньше. Раньше… – Он выглядит заметно получше тебя.

– В самом деле?

– Нет.

Колтон фыркнул:

– Поможешь мне сменить рубашку?

Финтан выбрал бледно-голубую льняную, которая всегда ему нравилась: она отлично подходила к глазам Колтона. Он был осторожен, остро осознавая, насколько тонкой стала кожа Колтона: его пальцы просто проваливались в нее, он видел под ней голубые линии кровеносных сосудов.

– Черт побери… – только и сказал Колтон. Рубашка повисла на нем. – А одеколон? Он меня пахнет болезнью.

Это было правдой: от Колтона пахло антисептиками и лекарствами. Но он ведь не был в этом виноват. Финтан принес одеколон «Марк Якобс», свой любимый, стоявший в ванной комнате Колтона. Теперь Финтан не выносил этот запах.

– Ладно, как я выгляжу? – спросил Колтон, когда Финтан поднял изголовье больничной кровати, чтобы Колтон мог более или менее нормально сидеть.

А потом, спохватившись, нашел любимые белые кроссовки Колтона. Давно, очень давно Колтон не надевал никакой обуви.

– Чертовски ободряет, – сказал Финтан, зная, что заставит Колтона улыбнуться.

Сайф уже заходил к ним утром, и Финтан дал ему понять, что чем меньше морфия получит сегодня Колтон, тем лучше. Конечно, это означало и обострение боли, но Колтон старался не морщиться. Даже если бы с ним все было в порядке, при такой худобе сидеть было бы тяжело для кого угодно.

– Хочешь немножко косметики? – спросил Финтан.

– Да ты что?! Как ты мог подумать? Мой брат совсем свихнется!

Финтана охватила радость, пусть на мгновение, – радость оттого, что Колтон шутил, разговаривал, был с ним… это казалось настоящим блаженством, это были украденные мгновения, хотя Колтон морщился от боли, а Финтан делал вид, что ничего не замечает, – он действительно пытался не замечать, каких усилий все это стоило Колтону.

– Ты готов?

Колтон кивнул.

– И еще: хочешь, я дам ему по мягкому месту в любой момент?

– «Мягкое место» означает «задница»?

– Нет, – возразил Финтан.

И Колтон улыбнулся потрескавшимися губами. Финтан тут же подошел к нему и смазал его губы вазелином, потом осторожно растер его, чтобы все выглядело не слишком странно. Потом поцеловал Колтона, вдохнул запах одеколона – и вдруг его охватило странное желание заплакать и немедленно заняться с Колтоном любовью, но Колтон снова поморщился от боли…

Глава 18

Трипп таращился вокруг, не в силах сдержаться. Он ни разу в жизни не бывал в таких потрясающих домах. Здесь все было прекрасно: огромное открытое пространство кухни, большие окна, выходившие на идеальную лужайку, покрытую инеем, а по дорожке вдали вдруг игриво проскакал олень, напугав белку, сидевшую на карликовом деревце. А пейзаж! Над головой раскинулось бесконечное небо, яркое, синее, море играло всеми красками… Это было не тем, что изо дня в день замечал Трипп. Он замечал другое: вот снова стало жарко, вот у Денни сменилось меню, вот ковбои затеяли какие-то игры…

Да, Трипп побывал как-то на курорте в Мексике, он ездил в Торонто и считал, что путешествовал немало. Но теперь он забрался так далеко, как никогда. Картина снаружи была похожа на картинку из детской книжки, но при этом абсолютное уединение дома означало, что здесь можно чувствовать себя в надежном укрытии, уютно, даже если ты смотришь на холодный мир снаружи. Это было… ну да. Здесь все по-другому, допустил Трипп.

Он вдруг вспомнил своего брата в детстве. Колтону тогда было лет восемь или около того. Один их дядюшка, которого отец недолюбливал, подарил Колтону комплект электрических схем. Нужно было соединить множество проводков, и тогда загорались огоньки и работали маленькие моторчики. У Триппа тоже был такой, но у него не хватило на него терпения, и кончилось тем, что он просто расшвырял все детали по комнате. Но Колтон сумел собрать свою схему – можно было нажимать кнопки, и что-то гудело, вспыхивали лампочки, – и он смог сделать еще кое-что, а именно – заставить кружиться маленькую балерину из шкатулки Джейни. Он просто стащил ее и заставил танцевать на доске схем. Колтон показал ее матери, которую куда больше интересовали ее журналы, но тут пришел отец и наорал на него за то, что сын играет в куклы.

Трипп помнил, как завидовал способностям младшего брата и как грубо, утробно радовался, что брат навлек на себя откровенное пренебрежение отца. Колтон тогда вернулся в их комнату совершенно раздавленным. А Триппу захотелось понять, как именно Колтон все это сделал, но, так ничего и не поняв, разломал все на куски.

Колтон ничего не сказал родителям. Он вообще никогда больше не упоминал о комплекте схем, даже тогда, когда к ним зашел дядя Хауи, и отец, как всегда, пилил его за то, что тот не любит спорт.

Трипп не понимал, почему все это припомнилось ему именно сейчас.

Коридор был застелен ковром, который заглушал звуки шагов, когда Трипп шел по нему, чувствуя, что его ботинки на толстых рифленых подошвах здесь как-то неуместны. Финтан шел впереди, не рядом. Триппа вдруг охватила ненависть к этому наглому педику, но он старался подавить ее. Если он, Трипп Роджерс, хочет с честью выйти из этой ситуации, ему нужна холодная голова. А он привык всегда побеждать, как уже убедились в этом обе его бывшие жены.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «