Страница 36 из 82
Встретив Мишу и проводив его в комнату, хозяин усадил его на диван и ненадолго вышел на кухню – приготовить чай.
– Угостить мне тебя не чем, ты уж извини – я дома почти никогда и не ужинаю, некогда мне что-то готовить и не умею я этого – столовой обхожусь или могу к родителям наведаться. И водки я сегодня не припас. Думаю, лучше нам без нее сегодня обойтись – надо нам с тобой на трезвую голову кое-что обсудить. Могу чаю с сушками предложить – ты как на это смотришь? Чай хороший – индийский. Достал недавно несколько пачек.
Получив Мишино согласие на чай с сушками, Костя покинул гостя, и тот с любопытством оглядел квартиру, подошел к полкам с книгами, но ничего интересного для себя не обнаружил – книжек было немного, главным образом, разные юридические учебники, – выглянул в окно, выходящее в ничем не примечательный двор с видом на детскую песочницу и на кусты, растущие между двумя стандартными домами, после чего опять уселся на диван.
Ничего особо примечательного в Костиной квартире не было. Обычная однокомнатная «хрущевка» (опять же выражение, ставшее обыденным лишь несколько позже, когда разница между таким жильем и «полногабаритными» квартирами стала ощущаться как принципиальная) в рядовой панельной пятиэтажке. Правда, чистенькая, аккуратно отремонтированная, но без всякого шику. И в интерьере ничего задерживающего на себе взгляд – всё такое же, как и у большинства Мишиных знакомых. (Не стану распространяться обо всех этих бытовых подробностях, поскольку ни малейшего отношения к делу они не имеют; кто жил тогда, и без меня их легко представит, а прочие обойдутся и без них). Однако осматривал Миша этот невзрачный интерьер не без зависти – сам он жил с родителями и младшей сестрой, еще не кончившей школу, в подобной же – хотя и двухкомнатной – квартире, и никакой реальной возможности стать в обозримые годы хозяином отдельной жилплощади перед ним не рисовалось (в очереди на квартиру даже семейные люди стояли в НИИКИЭМСе и по десять, и по пятнадцать лет). Поэтому, когда Костя через пару минут появился с горкой насыпанных в тарелку меленьких сушек и с чайником, а затем принес с кухни и прочие принадлежности чайной церемонии, первым Мишиным вопросом было:
– Так ты один здесь живешь?
– Ну да. Вот уже скоро год, как переехал сюда от родителей.
Надо сказать, что по тем временам наличие у молодого – двадцать с чем-то лет – парня собственной отдельной квартиры было явлением неординарным. И сейчас-то подобных счастливчиков немного, а тогда их, пожалуй, можно было по пальцам пересчитать даже в таком большом городе, как наш. Строительство жилья уже шло довольно активно, появлялись новые микрорайоны, но все же типичной картиной было скорее проживание в «коммуналке» вместе с чужими людьми (а соседом твоим мог оказаться кто угодно, и надо было как-то с ним ладить) или в квартире, в которой жило два (а то и три) поколения одной семьи по несколько человек в каждой комнате. Поэтому Костя чувствовал необходимость объяснить, каким образом он попал в число таких немногочисленных «баловней судьбы», и рассказал, что квартиру он получил, можно сказать, в наследство. Его прописали здесь, на жилплощади оставшейся в одиночестве бабушки – матери Костиной мамы. Сама же бабушка вскоре переселилась в райцентр совсем недалеко от Краснодара, где ей купили домик и где давно жила со своей семьей другая бабушкина дочь. Операция обошлась Костиным родителям недешево, зато все остались довольны результатами, а Костя получил неожиданный щедрый подарок судьбы. Рассказал я об этих – неважных для сюжета – деталях, чтобы у читателей, знакомых с реалиями той жизни, не осталось впечатления, что автор безудержно фантазирует, не считаясь ни с какими требованиями правдоподобия[7].
Некоторое время, попивая чаек (действительно, выше всяческих похвал – Мише не часто выпадало с таким сталкиваться) и хрустя окаменевшими в Костином шкафчике сушками, вновь обретшие друг друга бывшие одноклассники обсуждали разные (прямо скажем, не особенно интересные для них, а для нас и вовсе не имеющие смысла) проблемы. Этакий светский разговор о том, о сем: делились сведениями об однокашниках, с которыми относительно недавно встречались, о своих родителях, выяснили в двух фразах семейное положение друг друга – оба были не женаты и не имели намерений такого рода на ближайшее будущее, – затронули какие-то еще темы. Костя подробно выспросил, где его собеседник работает, что за коллектив и каково Мишино положение в нем, задал несколько вопросов о НИИКИЭМСе вообще (что да как, какова обстановка, что за начальники и так далее), но мы можем все эти детали опустить, поскольку в большинстве своем они уже известны читателям. Однако то, что хозяин рассказал о себе – в ответ на Мишины расспросы и по собственной инициативе, – имеет непосредственное отношение к нашему сюжету и должно быть здесь изложено, хотя бы в общих чертах.
И сначала надо рассказать то, что Мише было известно еще со школьных времен. Отец Кости работал в милиции и уже в те годы занимал там какую-то достаточно высокую должность. Был ли он, действительно, генералом, Миша точно сказать не мог: не исключено, что он был всего лишь полковником, но никак не меньше, потому что на работу его возила закрепленная за ним служебная «Волга», и Миша сам пару раз видел, как она заезжала за Костей, чтобы его забрать из школы и куда-то там отвезти. Так что чин у Костиного папаши, надо полагать, был немалым, тем более, что за прошедшие с тех пор годы он вполне мог дослужиться до генерал-майора. Прояснить его реальный статус было непросто, так как Костя крайне неохотно высказывался о нем и особенно избегал говорить о его службе в милиции. Вероятно, ему не хотелось, чтобы окружающие считали, что все его успехи легко объясняются, главным образом, тем, что ему посчастливилось родиться в семье высокопоставленного милицейского функционера. Тогда, в начале семидесятых, подобные «рабочие династии» были еще далеко не в моде, и отношение к таким «папенькиным сынкам» было полупрезрительное. Даже каким отделом в областной милиции командовал Коровин-старший – а он явно чем-то командовал, – осталось скрыто густым туманом, Мише удалось только понять, что его работа связана с какими-то финансовыми проблемами. То ли он был экономистом по образованию и руководил финансами областного УВД, то ли, напротив, будучи юристом, специализировался на экономических преступлениях – во всяком случае, речь шла о каких-то сметах, балансах, ассигнованиях на капстроительство и прочих не интересующих Мишу (да и нас) материях. Но главное было ясно: Костиным прямым начальником он не был. Тем не менее, история Костиной милицейской карьеры – краткой, но достаточно успешной – свидетельствовала, что, по-видимому, без папиной мощной поддержки дело не обошлось, и своими заботами этот самый «генерал - не генерал» сына не оставлял.
Уже то, что Костя пошел по родительской протоптанной дорожке и поступил на юридический факультет, попав туда с первого же захода, наводило на определенные подозрения. В школе Костя никакими дарованиями, равно как и прилежанием, не отличался, успехи его в учении были мизерными, и все годы он числился в рядах туповатых троечников – из класса в класс переходил регулярно, но и только. Принимая это во внимание, его успешное поступление в вуз, в котором он, кстати сказать, проучился без явных проблем и вовремя получил желаемый диплом, могло быть легко истолковано, как эффект пущенных в дело папиных связей и влияния. Но, конечно, это не более чем предположение: юридическое и экономическое образование в те годы не славилось большой популярностью, и медалисты с отличниками не становились в очередь в приемную комиссию юрфака. Так что в институт Костя мог попасть и без чьей-либо помощи. Однако если приглядеться к дальнейшей жизненной стезе попавшего в нашу историю генеральского сынка, то смутные подозрения могут только усилиться. Правда, после института он по распределению был направлен в один из райотделов милиции в нашем же городе, что особой протекции, вроде бы, не предполагает. И всё же он, в отличие от многих других не был направлен ни в один из районных центров нашей области, и не поехал в какой-нибудь Тайшет или Березники. (Есть такой городишко на Северном Урале, который хоть и именуется в энциклопедии крупным промышленным центром, но, можно не сомневаться, представляет собой типичное отечественное захолустье, заселенное полууголовным элементом, сосланным туда «на химию», завербованными по оргнабору вчерашними колхозниками со всех концов Союза и вот такими направленными туда по распределению выпускниками разных вузов. Трудно представить себе кого-то, переехавшего туда по зову души. Оттуда и вырваться-то практически невозможно, особенно служивому человеку). Так что, если отцовская мощная рука здесь не при чем, то Косте просто повезло, и он вытащил в жизненной лотерее один из счастливых билетиков.
7
Надо, вероятно, заметить, что детектив (как жанр) традиционно тяготеет к сугубо «реалистическому» описанию той обстановки, в которой разворачивается его действие. То есть описываемая им «жизнь» и его действующие лица не должны расходиться с обыденными знаниями, которыми располагает рядовой читатель. Экзотика, нестандартные характеры и ситуации могут вноситься в литературный мир детектива лишь небольшими, строго дозированными порциями, так, чтобы читающий мог легко их заметить на фоне привычной ему картинки.
Кто-то (не могу сейчас вспомнить, кто именно) сказал по этому поводу, что будущие историки будут знакомиться с подробностями жизни в двадцатом веке не по знаменитым романам этой эпохи, а по скромным, мало примечательным, с литературной точки зрения, и, в сущности, банальным детективным романчикам. Именно в них с наибольшей точностью фиксируются конкретные приметы времени.