Гребень Дяди Нэнси

Я вырвался из человеческого водоворота и оказался рядом с ярко раскрашенной палаткой. Но перевести дух не успел — рядом со мной возник красномордый толстяк с злым лицом.

— Эй ты, вали отсюда! — заорал он. — Не занимал очередь, не лезь!

Я ничего не успел ответить, потому что громила меня толкнул, а я, не удержав равновесие, рухнул сквозь кусты живой изгороди.

— Остап! Ты где! — голос Прохора звучал совсем рядом.

— Я за кустами! — Я поднялся на ноги и начал стряхивать со своих ковбойских штанов налипший мусор. Кажется, в этот закуток сметали всю грязь с круглой площади. Прохор протиснулся между кустами и глухой кирпичной стеной.

— Хм, интересное какое место… — он смотрел куда-то за мою спину.

— Ага, я вообще умею находить всякие помойки… — пока падал сквозь кусты, оторвал от куртки бахрому. Теперь кусок ее болтался на рукаве как сопля.

— Я не об этом, туда смотри! — Прохор ткнул пальцем за спину. Я оглянулся. Два дома, оказывается, вовсе не смыкались вплотную. Между ними оставался проход примерно в метр, а за ними, похоже, был весьма уютный садик и виднелась часть высокого крыльца. Не дожидаясь моего ответа, Прохор направился туда.

Дом был небольшой. Два этажа, небольшой балкончик над входом, синие стены, тонкие белые колонны. Вершины колонн украшены изящными резными решетками, тоже покрашенными в синий.

— Может это и есть Дом Синего Кружева? — я подошел к Прохору и встал рядом с ним. Никаких вывесок над входом не имелось, а сад при ближайшем рассмотрении выглядел запущенным. Как будто когда-то его планировали практически как произведение паркового искусства, но когда бросили стричь кусты и подравнивать газоны, от былого великолепия остались только намеки. И садовый гном с отломанным носом посреди бывшей клумбы, на которой сейчас вместо культурных цветов росли только какие-то колючки.

Прохор быстро взбежал по ступенькам, доставая из кармана ключ. Мне стало как-то тревожно.

— Подожди! Гизмо же нас предупреждал, что не надо лезть сразу! А что, если…

— Что, если что? — Прохор повернулся ко мне. — Давай хотя бы посмотрим, что там внутри. Это будет точно надежнее, чем собирать информацию у каких-то Игорей, да и фиг знает, когда это еще получится. Кроме того, он может и не открыться…

Прохор сунул ключ в замочную скважину. Почему-то я сразу знал, что он подойдет. Здесь в ноктюрнете очень мало всего происходит случайно. Замок щелкнул, дверь распахнулась. Изнутри пахнуло чем-то сладковатым, смутно-знакомым. Но запах был не сильный и практически сразу исчез. В глубине дома зажглась свеча.

— Разве это место не должно быть заброшенным? — спросил я. Тут глаза мои привыкли к полумраку, и я смог разглядеть внутреннее убранство.

Дверь вела сразу в большую гостиную, без всяких прихожих или тамбуров. Напротив входа был большой камин, рядом с ним стояло кресло-качалка и маленький столик. На этом самом столике и горела свеча. А в кресле сидела девушка. При взгляде на нее у меня перехватило дыхание. Она была очень тонкой, с прозрачной белой кожей и мультяшным профилем. Как будто нарисованная, но живая. В ее огромных глазах призрачно поблескивал огонек свечи. Бледно-голубые волосы волнами спадали до самого пола. На тонких бледных губах играла легкая полуулыбка. В тонких пальцах девушка держала вязальный крючок.

— Приветствую добрых мсье, — голос девушки оказался точно таким, как я и ожидал — нежный, как звон серебряных колокольчиков.

— Очень странно, Остап, — Прохор встал на на пороге, не заходя внутрь. — Дамочка ведет себя так, будто она здесь хозяйка. А ведь это не так, верно, мамзелька?

— Конечно, не так, милый Прохор! — девушка взяла со столика ножницы, отрезала прядь своих волос и начала сматывать их в клубок, как тончайшую голубую нитку. — Этот дом — моя тюрьма, его бывший хозяин меня запер и повелел плести кружево из своих волос. По условиям проклятия я должна превратить в кружева все свои волосы, но они, увы, растут быстрее, чем я успеваю вязать…

— И кто же наложил это страшное проклятие? — голос Прохора звучал холодно и иронично. Кажется, он ей не верил.

— Я не могу назвать его имени, увы, — из прекрасного глаза девушки выкатилась жемчужная слезинка и упала на пол, словно бусина.

— Может мы можем как-то тебе помочь? — спросил я и сделал шаг вперед. Она выглядела такой хрупкой и такой несчастной. Хотелось обнять ее, ощутить под пальцами тонкий шелк ее удивительных волос, смотреть в ее бездонные глаза…

— Стой, Остап! — Прохор схватил меня за рукав. — Мы заглянули только на разведку, помнишь?

— Прохор, будь повежливее, — я нервно дернул рукой, оставив в руке Прохора обрывок бахромы. — Видишь, девушке плохо!

— С чего ты вообще взял, что это девушка? Только потому что у нее есть сиськи? — Прохор хмыкнул, но с места не сдвинулся, так и остался стоять на пороге. — Я бы не спешил с выводами, кто-то же покромсал здесь в лапшу твоих команду твоих накрученных приятелей…

— Может они тоже начали с хамства, как и ты же, — огрызнулся я.

— Разве не ты минуту назад просил меня не торопиться открывать дверь?

Девушка слушала нашу перепалку, а в ее пальцах виртуозно танцевал вязальный крючок. Клубок быстро таял, превращаясь в изумительно красивое кружево, на котором расцветали несуществующие цветы, переплетаясь с замысловатыми узорами. Я не мог оторвать глаз от этого волшебства, уже не слушая, что именно мне говорит Прохор.

— Остап, стой! — Прохор рванул меня за плечи и развернул к себе. — Что с тобой такое?

— Не трогай меня! — я попытался оттолкнуть Прохора, но руки двигались слишком медленно. Так бывает во сне, когда пытаешься драться. Как будто двигаешься в желе. Прохор выволок меня на крыльцо и захлопнул дверь. Я свалился мешком ему под ноги, и тут из моих глаз почему-то полились слезы. Сознание спуталось, в голове кипела обида и горечь страшной утраты. Прохор взял меня под мышки и поволок со ступенек. Я пытался отбиваться и кричал что-то бессвязное насчет того, что он только что разрушил мою мечту о любви всей жизни, что я его ненавижу, что он с самого начала вел себя как мудак, что наш дурацкий пакт был чудовищной ошибкой. Я требовал, чтобы он меня немедленно отпустил, а сам убирался на все четыре стороны, раз испугался несчастной девушки, равной которым он никогда в жизни не встречал и не встретит…

Я пришел в себя, когда Прохор зарядил мне оглушительную оплеуху. Потом еще одну. В голове зазвенело, но мысли, кажется, вернулись в норму.

— Остап? — Прохор наклонился и посмотрел мне в лицо. — Ты как?

— Норм… Кажется, нормально, — я сел и посмотрел на свою разорванную обо что-то штанину. Из длинной царапины сочилась кровь, но боли я не ощущал. Не везет что-то моим нарядам… — Что я только что говорил?

— Эммм… — Прохор хмыкнул, как будто сдерживая смех. — Что-то про любовь всей твоей жизни, о которой ты мечтал с детства. И о том, как я, мудак такой, твои мечты растоптал и уничтожил.

— Звиздец… — меня бросило в жар от стыда. Огнем горели даже кончики ушей. — Жесть какая, что это было вообще?

— Прости, не сразу сообразил, что ты попал под какую-то магию, — Прохор протянул мне руку, и я встал. — Что ты видел?

— Девушка вязала кружево из своих волос, — память услужливо подсунула почти фотографический образ удивительной кружевницы. Тонкий носик, огромные глаза, волны голубых волос… Я почувствовал, как сознание снова оплетают невидимые нити тонкого кружева ее магии. Образ был таким ярким, что мне захотелось снова ее увидеть. Только я собрался сделать шаг к дому, как Прохор снова залепил мне оплеуху.

— Так-так, не разбредаемся! — для надежности он сжал мое плечо. — Вот же ты попал! Остап, ты понимаешь, что она тебя как-то привораживает?

— Наверное, — я говорил медленно. Слова будто бы тоже прорывались через желе. Это было очень странное ощущение. Я вроде как раздвоился. Один «я» остался прежним и наблюдал за происходящим откуда-то из глубины сознания, а другой «я» страдал от любви, горечи утраты и зарождающейся ненависти к лже-другу, который хочет лишить меня давно заслуженного счастья.