Страница 14 из 18
Мы проехали метров пятьдесят… Затем сто и еще двести, но светофора все не было и не было. Он будто провалился сквозь землю. Я ничего не мог понять… Тревога, неизвестно откуда взявшаяся, вдруг наполнила меня, заставив остановить машину.
– Что происходит?! – спросил я вслух то ли себя, то ли жену. – Куда мы едем? Ведь перед нами прямая дорога… Где светофор?!
– А мы что, еще не выехали на Лермонтовский проспект?! – удивилась жена. – Ты смотри внимательнее!..
– Смотрю я, смотрю, но ничего не вижу!.. И ничего не могу понять! – Мое волнение и раздражение нарастали.
– Успокойся и не злись! Ведь ты же за рулем, а не я, – примирительно ответила супруга, в словах которой тоже почувствовалась тревога.
– Да! Я за рулем!.. И что? – парируя ее слова, со стоном выдохнул я в ответ. – Сама посмотри! Где светофор? Где поворот?
Остановив машину, мы долго озирались по сторонам через потоки воды, хлеставшей в стекла, но не могли ничего понять. Меня начали охватывать сомнения и непонятный страх. Я посмотрел на часы – прошло всего двадцать минут с того момента, когда мы отъехали от магазина, но мне казалось, что уже прошла целая вечность…
– Послушай меня внимательно, – сказал я жене, глядя в глаза, – слушай и следи за ходом моей мысли… Если даже светофор где-то и был и не работает – это ничего не меняет! Мы никак не могли проехать такое расстояние прямо. Машина давно бы уперлась в бордюр… Если бы мы даже переехали через бордюр и газон, мы бы выехали на проспект и увидели это… А если бы умудрились переехать даже через проспект, да еще и через следующий газон, мы бы уперлись в здание торгового центра… Ты это понимаешь?!
– Не пугай меня, пожалуйста! Слышишь?! Соберись! – с дрожью в голосе выдавила из себя жена. – Пожалуйста! Очень прошу тебя! Сделай что-нибудь!..
– А что сделать-то?.. Если бы знать!.. А я пока не знаю, что делать! Надо хорошенько подумать, – ответил я. – Понимаешь, мы бы никогда не смогли переехать проспект в перпендикулярном направлении… На нем всегда большое движение. А сейчас тем более, когда время непозднее, мы бы обязательно увидели хотя бы машины, а я не увидел ни одной… Я даже не пойму, где мы стоим… Вокруг даже домов не видно… Ты хотя бы посмотри кругом…
Немного успокоившись, мы решили продолжать медленное движение вперед, никуда не сворачивая.
– А ты крути головой по сторонам и смотри, чтобы никто в нас не въехал, – попросил я жену. – Я тоже по возможности буду поглядывать, но основное внимание все же должен направлять вперед, чтобы никуда не заехать.
Машина двигалась будто в бесконечном тоннеле или продиралась через толщу воды по дну идеально заасфальтированного водоема. Прошло еще минут пятнадцать. Дождь не прекращался. Тревога нарастала…
И тут вдруг яркий разряд молнии, пронзивший пространство перед нашими глазами, парализуя сознание и волю, выплеснул мне в лицо такой поток света, что волосы, зашевелившись, привстали. А удар грома, больше напоминающий взрыв, казалось, обрушил перед нами весь небосвод. Я инстинктивно, закрыв глаза рукой, резко остановил машину. Спустя некоторое время, не услышав, а скорее ощутив, почувствовав всеми клеточками своей души и сознания звенящую тишину и дрожь жены, прижавшейся ко мне, я медленно открыл глаза. Не осознавая еще, что произошло, мы, не веря своим глазам, увидели, что дождь прекратился. Почти одновременно, ни слова не говоря друг другу, мы, шумно вздохнув, судорожно выдохнули… Наша машина стояла на обочине шоссе, по которому, перегоняя друг друга, неслись непонятно откуда взявшиеся автомобили…
– Где мы? – спросил я жену.
– Не знаю, – ответила она, широко раскрыв глаза от изумления.
Выйдя из машины, я огляделся по сторонам. Мое тело цепенело, ноги наливались свинцом. Уставившись в бесконечность, я долго молчал, боковым зрением наблюдая за рваными черными тучами, через которые кое-где уже пробивались звезды… В моей голове, как молот, стучала одна и та же мысль: «Где мы?.. Где мы?.. Где мы?..»
Жена вышла из машины и, обняв меня сзади, тихо плакала…
– Татьяна, ты знаешь, я даже не представляю, куда мы с тобой заехали! – прервал я молчание. – Что происходит?!
Это же просто какая-то чертовщина! Тань, я не могу ничего понять!
– Думай!.. Вспоминай!.. Ведь у тебя же отличная зрительная память! – тихо хлюпая, ответила она.
– Понимаешь, мне нечего вспоминать! – ответил я обреченно в полной растерянности.
– Давай поедем дальше и у кого-нибудь спросим, куда мы все же попали, – неожиданно успокоившись, предложила жена, – или… хотя бы какой-то указатель увидим.
– Какая же ты умница! Солнышко мое, как же мне не пришло это в голову?! – воскликнул я, целуя и тиская жену.
Проехав не более километра, мы наконец-то увидели указатель с названием населенного пункта. В изумлении переглянувшись, мы онемели. Оказалось, что наша машина находится на Рязанском шоссе, на расстоянии более тридцати километров от того места, где нас застала гроза…
Полтора или два часа добираясь до дома, мы, погруженные каждый в себя, больше не проронили ни единого слова.
– Да-а-а, хорошо мы с тобой в магазинчик съездили! – перекрестившись, сказала жена, когда мы переступили порог своей квартиры.
28 февраля 2021 г.
Газзаты Георгий
Родился 23 декабря 1939 года в городе Гори, ГССР. Учился в русской школе № 7. В 1963 году поступил в Ленинградский институт текстильной и легкой промышленности на экономический факультет. В период обучения посещал курсы по изучению Эрмитажа. После окончания института работал начальником ОТиЗ на Хашурской галантерейной фабрике. Одновременно работая на производстве, заочно обучался на историческом факультете в Юго-Осетинском государственном педагогическом институте.
Работая в научно-педагогической области, в то же время писал художественные произведения.
За весь период его творческой работы – как научной деятельности, так и преподавания в вузе – изданы две монографии по экономике и более тридцати научных трудов статейного характера, а из художественной литературы – два романа, три публицистические книги и сборник рассказов. В настоящее время продолжает свою творческую работу в области художественной литературы и публицистики.
Осенний листопад
– Энн, столько времени стоишь у окна, смотришь на осенний листопад и безмолвствуешь. Понимаю, когда в такую моросистую погоду долго смотришь на любимую тобой аллею, подобный день настраивает на грустные размышления. Ты хоть и стоишь спиной, но не хочется думать, что глаза твои печальным взглядом взирают на осенний листопад. Мне трудно представить такое твое удрученное настроение, дочь моя.
Конечно, бывает, в такой осенний пасмурный день чуткого, впечатлительного человека, коим ты являешься, настраивает на тоскливые и грустные размышления; а меня, старого отца, глядящего на твое безмолвное состояние (не нахожу другого слова) – на меланхолию. И в эту хмурую, унылую погоду – хоть я не вижу лица твоего, но чувствую, с каким тоскливым взглядом смотришь на любимую тобой аллею, – незримая печаль охватывает и меня. И мне тяжело смотреть и думать: «Отчего, дочь моя, сегодня у тебя такое грустное настроение?..»
Хотя… хотя не нахожу в этом чего-то особенного, странного!.. Бывает, от подобной угрюмой погоды порой человека охватывает неизъяснимая, а иногда безотчетная, замшелая, затаенная досада от чего-то случившегося. И мне, глядя на тебя, невольно думается: «Отчего ты сегодня так?! Что за томительное уныние охватило твою душу, дочь моя, что так, почти с полчаса, пребываешь в молчании?»
Понимаю! Была бы мать твоя жива, ты так долго не пребывала бы в таком безмолвии и с таким унынием не взирала бы на любимую тобой аллею. Поделилась бы с ней своими думами, и она, проявив материнское, женское участие, смогла бы утешить… и облегчить грусть твою. А я отец, и мне нелегко видеть, как ты столько времени стоишь у окна и тоскливым взором смотришь на листопад в аллее.