Звезда на излом

Даже иные нолдор так стали делать.

Маэдрос думал, что отрежет волосы как пленный только в случае, если придется выбирать между ними и пальцами. Но ухаживать за ними становилось все труднее.

— Вот упрямец. Я помочь хочу.

— Мне перечислить, сколько я живу вашей помощью?

— Мне тебе сколько повторять, что я просто рад тебе помочь?

— Майтимо. Прошу, не упрямься, — Маглор опрокинул на себя бадейку воды и теперь тоже намыливал себе волосы, спадавшие блестящим черным потоком. На боку его ещё виднелся недавний шрам. — Я знаю, что ты можешь сам.

Маэдрос вздохнул. Гребень опять застрял в волосах, которые несколько дней не было времени расплести и расчесать. По правде говоря, у них и поесть было немного времени.

На прядях остались темные пятна с последних стычек, заметил он вдруг с омерзением.

— Хорошо. И... Благодарю.

Амрод засмеялся и опрокинул на него ведро горячей воды. Отдельно вылил несколько ковшей на волосы и начал ловко намыливать темно-медную гриву Старшего обеими руками, распуская пальцами колтуны.

Мыло напомнило об Амон Эреб, обустроенном, домашнем настолько, насколько было возможно после разгрома, о купальне, заботливо устроенной Младшими, в которой огонь разводили под гладкой мраморной лежанкой, дверца печи оставалась снаружи, и там не было ни дыма, ни копоти, лишь чистый пар от воды и нагретого камня, где воду в чан подводили по желобу, а отводили по трубке, стоило только вынуть… И многом другом хорошем, о чем не стоило вспоминать. Или стоило, но не прямо сейчас, чтобы не размякнуть у братьев на глазах.

Волосы становились все мягче. Пальцы Рыжего помассировали голову, прошлись ещё раз по всей длине волос.

Маэдрос невольно закрыл глаз. И даже не шевельнулся, когда снова получил поток воды на голову.

Воды здесь, на озере с теплым источником, можно было не жалеть. Хоть этим они богаты.

— Высохнешь — заплету. Возьми. — В его ладонь лег кусочек мыла, уже небольшой.

Тепло заползло, наконец, в самую глубину тела. Захотелось растянуться на лавке и забыть обо всем, особенно о холоде снаружи.

Но он просто осторожно умылся, плеснул в лицо воды. Ожог на месте правого глаза был чувствительнее и к теплу, и к холоду, на воздухе он леденел, а здесь вода показалась совсем горячей.

Амрод развалился у самого очага и расчесывал уже свою гриву. Закутался в мокрые рыжие волосы, как в плащ.

— Есть ли возможность обновить запас? — Подумал Маэдрос вслух.

— Я сварю, но только самое простое, из жира, и опять нужны дрова. А лес вокруг чист на несколько лиг. Дождемся хорошей бури, и тогда...

— Опять о делах! Да угомонитесь вы уже! — И Маглор плеснул в них с двух рук холодной водой. Амрод немедленно ответил тем же.

Маэдрос только отмахнулся.

— Кстати, о делах. Что опять без нас натворили?

— Что?

— Натворили. Без нас. Что?

Смутившийся Амрод вздохнул. Теперь и Маглор сверлил его взглядом.

— Взяли трёх гауров своим малым отрядом, — от этого признания Амрод слегка покраснел. — Красный плащ твой стащили и поочередно ездили по той дубраве, пока их не заметили, а остальные в засаде. Хорошо взяли, я примчался, а они уже свежуют. И меня успокаивают...

Маглор сперва молча расколотил о ближнюю стену черпак, а затем опрокинул ведро холодной воды себе на голову. Зачерпнул второе — и резко выплеснул на Амрода, забрызгав и Старшего. Тот вздрогнул.

— Поздравляю, — сказал Маэдрос. — Теперь ты полноправный старший брат. Неопытный, правда, ещё какой-то.

— А раньше был не настоящий? — ощетинился Амрод, вскакивая.

— Раньше ты ими командовать ещё мог. А теперь уже не можешь. И вот теперь ты понимаешь.

— Я не хочу брать их в оруженосцы! — голосу Маглора резко стало тесно в бане. Он выдохнул и сказал уже тише:

— По меньшей мере, до тех пор, пока они не перестанут выглядеть мальчишками. Они одни такие среди нас! Их за лигу опознают враги.

— Так в охотничьем отряде им уже тесно! Послушайте, я хотел, чтобы вы отдохнули, а не говорили только о делах! — возмутился Рыжий. — Черпаков после наших споров... не напасешься.

— Что ты сделал?

— Будут пять дней работать со мной в кожевенной мастерской. Уж за пять дней мы что-нибудь придумаем.

— Ты прав, — Маглор вздохнул, сел рядом со Старшим. — Но я всерьез испугался.

— Ну, положим, они больше не одни такие, — Забулькала вода в котле, Амрод зачерпнул горячей и подлил холодной. Плеснул что-то на камни — под потолок рванулся пахнущий мятой пар.

— Что ты хочешь сказать? — Удивился Маглор.

— На острове родились дети у двух семей эльдар.

— Это не выдумки?

— Это не выдумки, Кано.

Они помолчали. Рыжий плеснул ещё отвара на камни, снова радостно запахло мятой.

— К весне начнется ответ Тху. Если все же попытаться их отослать, когда утихнут зимние бури... — Начал Маэдрос — и осекся. Усмехнулся.

— Ты не сможешь их заставить, Майтимо, — сказал Амрод. Но смотрел при этом на Маглора. — Никакой силой.

— Пожалеем остров, — бросил Маглор, отворачиваясь и неловко улыбаясь.

*

— Вот теперь все как надо, — сказал Халин-халадин, захлопывая внутреннюю дверь, чтобы не упустить жар. — Князья ваши так, погрелись чуток, пополоскались — словом, не понимают они ничего. В мытье.

— А вот этого не надо, — обиделся Этьяро. — Ты ведь служил в отряде на Амон Эреб, можно подумать, в купальне ни разу не был!

— Был. Ну, чисто, красиво, а так ничего особенного. Слабовато.

— Хвалишься.

— И хвалюсь. Хорошая баня должна до костей жаром пробирать, чтобы еле дышалось. Чтобы аж светился после нее!

— Я принес кое-что, — сказал Фаньо, пригибаясь и входя в предбанник. Достал из-за отворота шубы резную деревянную коробку.

— Ух ты, феанорова лампа! Ни разу с таким светом не мылся, — простодушно обрадовался Халин. — Да в новенькой баньке, не копчёной, совсем славно будет!

Третьим пришел усталый, только что отмерзший Моррамэ, вливший в себя половину котелка горячего отвара сосновых игл и все ещё недовольный. Другие эльдар пока не решились пробовать «полную силу» халадинской бани.

«Только отмороженные со звездой во лбу», сказала им вслед Хитуиаль. Моррамэ молча показал ей язык и нырнул в предбанник. Для шестерых тут было уже тесно...

Люди поскидывали одежду, бросили небрежно и исчезли за второй дверью. Фаньо пожал плечами, свернул и сложил свои вещи, особенно штаны, которые пора было бы чинить, раз заменить так просто не получится. Открыл шкатулку с лампой, и по тесной комнатке разлился яркий теплый свет, как у вечернего солнца.

Сделав шаг во внутреннюю дверь, он схватил ртом раскаленный влажный воздух — и зашипел.

— Сядь, — толкнули его в сторону скамьи, — внизу легче. Привыкнешь. Голову прикрой!

Кто-то забрал шкатулку с камнем из его руки и поставил на полочку. Стало видно, что там стоят туески с очищающей смесью и полотенца... Ну, то, что использовалось для вытирания.

Двое других нолдор вели себя также — входили и застывали, их пихали на скамейку — «пообвыкнуться». Фаньо ошеломленно смотрел на аданов, весело гомонящих вокруг бочки с водой, будто и правда в ласковой купальне.

Третий адан, кряжистый и плотный, принес ещё одну бадейку с черпачком, и бережно поставил на скамью. Запахло...

Не может быть! Летним слабым пивом.

— Вот, сберёг, — сказал Дарен гордо. — За удачу.

Черпачок пошел по кругу. Пиво было почти ледяным, Фаньо едва его пригубил. А затем кто-то плеснул воды на камни очага, и белый пар заволок всю комнату...

Моррамэ без лишних слов лег на лавку. Сам Фаньо, кажется, начал привыкать. Пот, правда, уже катился градом, унося грязь, скопившуюся в порах кожи. Он опрокинул на себя ковш прохладной воды — и охнул от удовольствия.

— О! — сказал Халин, подняв палец. — Начинает понимать.

И выплеснул ведро воды на двух других нолдор. Моррамэ, который только начал согреваться, очень по-адански взвыл от возмущения и швырнул в него куском мочала.