Страница 3 из 18
Питер забрался в него первым, ему на тот момент было два с половиной годика – Ханна уверяла, что такому малышу управиться с джипом не под силу. Но Питер несмотря на юный возраст превосходно справился с машиной: он и поворачивал в разные стороны, и сдавал назад, и даже припарковался как надо. Дошла очередь до Джейн.
– Хочу, чтобы Эмили поехала со мной! – настаивала Джейн, и конечно же ее подружка запрыгнула к ней в машину.
– Как же здорово, Эмили! – воскликнула Джейн, втопила педаль газа и перелетела через газон прямо на дорогу, ни дать ни взять заправский гонщик – придурок Дюк из Хаззарда.
– О-о, смотри, Эмили, здесь есть телефон! Давай звонить Милли! – восхищалась техническими возможностями машины Джейн, при этом вихляя по дороге. Я самоотверженно кидалась на машину с криками «ДЖЕЙН! ДЖЕЙН! СТОП! ОСТАНОВИСЬ!», на что Джейн не обращала ни малейшего внимания, ведь у нее в одной руке был телефон, по которому она «разговаривала» с Милли, другой рукой она рулила, ногами упиралась в педаль газа, а тормозов для Джейн не существовало никогда. Лишь когда я заорала изо всех сил «ДЖЕ-Э-Э-ЭЙН!», она обернулась на мой крик – в этот момент, казалось, столкновения с припаркованным впереди новеньким соседским BMW было не избежать.
Но, к счастью, когда она обернулась на мой окрик, нога у нее съехала с газа, тут-то мне и удалось схватить этот чертов электроджип, потянуть его изо всех сил на себя и тем самым уберечь сверкающую и несомненно дорогущую БМВ от вмятины.
Никогда в жизни я не испытывала такого гигантского облегчения: подумать только, сколько поводов для «остроумных» замечаний Саймона дала бы Джейн, устроившая в свои четыре года аварию с последующим дорогостоящим ремонтом (этот случай произошел задолго до того, как я его выкинула из машины за пренебрежительные замечания по поводу моего стиля вождения).
За чаем с булочкой прошел томительный час. Семнадцать лет назад даже представить было сложно, что я буду сидеть и ждать, когда Джейн сдаст вождение. Что же я делала семнадцать лет тому назад? В смысле, помимо того, что считала себя старой разбитой клячей, которой уже тридцать один год. Да, те страдания сейчас кажутся мне смешными, ведь теперь мне сорок восемь и для меня тридцатилетние женщины – просто девочки несмышленые! Они же все еще инженю, юные и полные надежд, и даже не представляют, что такое старость, им еще до этого так далеко. Они сейчас только тем и заняты, что хештеги лепят в инстаграме, в подкастах щебечут о вещах, которых мне не понять, типа в чем польза «бронекофе» или кимчи. Ну да ладно. Семнадцать лет назад. «Малыши и музыка». Каждое утро пятницы я ходила на музыкальные занятия для малышей. Каждую пятницу рано утром я садилась на твердокаменный холодный церковный пол, пытаясь удержать на коленях извивающуюся, бунтующую Джейн и при этом хлопать в ладоши, распевать с другими улыбчивыми счастливыми мамашами нудную песенку про веселый паровозик.
Так, чем еще я тогда занималась? Все как-то смутно помнится. Я много ходила пешком. Реально, очень много. Бесконечные прогулки в парке, раскачивание качелей, кормление уток, а вот сейчас, оказывается, запрещено кормить уток хлебом, а это значит, что теперь я вполне могу начинать разговор с фразы «А вот в мое время!», точь-в-точь как моя бабуля, и мне страшно думать, что следующим у меня может вырваться какое-нибудь неприличное расистское высказывание, за которое мне сделают замечание (и вполне оправданно), на что я отмахнусь и отвечу: «В мое время все так выражались, деточка». И если такое случится на публике, то вполне возможно, что какой-нибудь активный гражданин напишет в Daily Mail очередную скептическую статью о «Закате политкорректности», в которой неправильно укажут и мой возраст, и стоимость моей недвижимости.
Еще я тогда очень часто делала пюре из овощей, которым Джейн в меня же плевалась. Не сразу до меня дошло, что все те вычурные блюда по рецептам Аннабель Чертовки Кармель, которая безапелляционно заявляла, что абсолютно все дети обожают ее стряпню, Джейн на дух не переносила, а потому наотрез отказывалась есть. Однажды, спустя час уговоров съесть хотя бы ложечку той бурды, которая получилась в результате измельчения, протирания, выпаривания, пюрирования, сдабривания моими слезами, мой взгляд упал на фотографию лучезарной Аннабель на обложке ее поваренной книги, и тут у меня в голове перемкнуло. Я вынесла эту книгу на улицу, швырнула ее на землю и стала топтать со всей силы, сквернословя на чем свет стоит. От этого мне так полегчало, что я решила сделать то же самое с другой книгой, только уже за авторством Джины Негодяйки Форд.
Потом были попытки вернуться на работу. Джейн было полгода, и я грызла себя за то, что меня не мучает совесть, когда я оставляю шестимесячного ребенка на попечении чужих людей в детском центре, что, по мнению моей матери, было неприемлемым, ведь более подходящий вариант для нее – нанять на полный день нянечку, как делала моя старшая сестра Джессика, а не подвергать Джейн пагубному влиянию компании простых детей с их дурными замашками, потому что в таком нежном возрасте они все быстро впитывают и потом уже с этим трудно бороться. Моя мать смутно представляла себе, какие такие дурные замашки могла перенять Джейн в столь юном возрасте, а уж из каких средств я должна была оплачивать няню на целый день, она не знала и подавно. Истинное блаженство заключается в том, что ты переступаешь порог детского центра, где ты оставила на несколько часов свое дитя, и уходишь в мир взрослых людей, с которыми можно включить мозг и вести осмысленные разговоры, самой есть сэндвич и не отрывать от него кусочки для кого-то, кто орет как резаный, пока с ним не поделишься, а потом выплевывает все тебе в лицо.
И ты начинаешь ценить своих коллег, даже тех, у кого навыки общения в зачаточном состоянии, потому как их общество куда лучше, чем компания неразумного дитяти. Конечно, все ухищрения, связанные с возвратом на работу, были чудовищным напрягом, но оно того стоило, потому что мне нужно было почувствовать себя снова человеком, самой собой. Что и говорить, осуждение со всех сторон не заставило себя ждать: домохозяйки-мамочки неодобрительно цокали языками, потому что работающие матери бросают своих детей на произвол судьбы, а работающие на полную ставку снисходительно говорили, что уж работать на полставки не так-то и сложно, зато другие работающие на полставки утверждали, что их-то полставки будут потяжелее, чем моя половина, и никто не хотел понять, как же мне трудно одной со всем этим справляться.
А чем Саймон был занят семнадцать лет назад? Вообще не помню. Смутно припоминается некий расплывчатый персонаж, который все время требовал ужин, жаловался на усталость, потому что плачущий ребенок не дает ему уснуть, хотя первые полтора года Джейн не давала спать ночью никому, особенно мне. А он никогда не вставал ночью, чтобы подойти к ребенку, ведь ему завтра на работу, где он занят важными делами, и даже когда мой декрет закончился и я тоже вышла на работу, он ни разу не подошел к ребенку. А когда я была беременна Питером и так ухайдайкивалась, что спала прямо на ходу, он все время был недоволен моими вставаниями посреди ночи, чтобы успокоить плачущую Джейн, так как они не дают ему нормально высыпаться.
Оглядываясь назад, я поражаюсь, как я умудрилась забеременеть во второй раз. Вообще не помню, чтобы у меня было время на секс, не говоря уж о желании им заниматься, скорее всего, я просто сдалась в какой-то момент (вероятно, на день рождения Саймона), и доказательство тому – Питер собственной персоной. Конечно, своему сыну я не скажу, что его рождение было незапланированным недоразумением и к тому времени я уже была сыта по горло возней с Джейн. Не припомню, чтобы мы с Саймоном сексом занимались, да мы редко тогда вообще разговаривали друг с другом, если не считать бурных стычек на тему того, кто больше вымотался, а однажды вечером, когда он зашел на кухню и начал нудеть о своей смертельной усталости, я еле сдержалась, чтобы не пырнуть его ножом в сердце. Смотрела я на нож, которым резала в тот момент овощи, и на полном серьезе прикидывала, с какой силой надо замахнуться, чтобы проткнуть ему грудную клетку. И еще думала, как бы не перепутать с какой стороны у него сердце, ведь его слева – это мое справа, но тут Джейн опять зашлась плачем и момент был упущен.