66 рассказов

Пашка осторожно наклонился над дырой и крикнул:

– Эй, а уговор? Велик давай!

Через мгновение из темноты показалось колесо с видавшей виды шиной. Пашка, пыхтя, вытянул наверх велосипед. Придирчиво осмотрев его, пацан вздохнул:

– Не новый, конечно, но погонять пойдёт.

Пашка нашарил под слоем снега на крыше кусок картона и, закрывая им дыру, крикнул в темноту:

– Ты это…снегокат бы порыскал мне или ещё что путное. Я приведу кого-нибудь денька через два. Лады?

Не дожидаясь ответа, Пашка завалил картон снегом. Потом он скинул добытый велосипед с крыши и, уже не торопясь, стал прыгать по гаражам обратно. На последней в ряду крыше он поднял из снега рюкзак Максима и, сильно размахнувшись, закинул его далеко в лог. Убедившись, что рюкзак бесследно исчез в глубоком сугробе, Пашка, довольно насвистывая, спустился по снежному валу.

Подобрав велосипед, пацан пошёл в сторону дома.

Гнилая вода

Страна, напрягая все силы, восстанавливалась от послевоенной разрухи. Чтобы восполнить ряды убитых на фронте, был издан запрет на аборты. Жили трудно, мать работала в библиотеке, отец, вернувшийся с войны в орденах, устроился в следственный изолятор.

Друг за другом родились сын и дочь. В старом неблагоустроенном доме, где у них было две комнаты на втором этаже, воду приходилось носить с колонки, а печь топить дровами. Отец брался за любую подработку, столярничал, да много чего ещё умел делать. И всё же бедствовали сильно, впрочем, вся страна тогда так жила.

В деревне бы земля прокормила, но семья-то жила в городе. По осени мать варила варенье из рябины и с трудом добытого сахара. Ох, и вкусным казалось оно детям, оранжевое, кисло-сладкое, а, главное, полезное. И тут беда пришла в семью: новая беременность. Нежданная, нежеланная, и бежать с ней некуда – запрещены же аборты. Плакала мать втайне от мужа и детей, и тяжести таскала, и травы нужные пила, но ребёнок держался в её нутре крепко.

Вот как-то грустная сидела женщина в своей библиотеке, и пришла за книгами к ней старушка. Постояла, посмотрела так внимательно чёрными глазами, и спрашивает:

– Чего, бабонька, нос повесила? Случилось что, так ты поделись, облегчи душу-то.

Ну и выложила женщина всё, как есть. Постояла молча старушка, дёснами беззубыми губы пожевала, да и говорит:

– Коль и в самом деле ребёнок тебе не нужен, научу, как избавиться от ноши.

Рассказала старушка, что так ещё в её родной деревне бабы делали. Набрать нужно на болоте гнилой чёрной воды и заговор над ней прочитать, а потом выпить. И ребёночек в чреве как та вода гнилой станет, да и выйдет сам уже мёртвенький.

Испугалась библиотекарша такого способа, да и, честно говоря, не поверила: враки это всё, пережитки, так сказать, прошлого. Ну да деваться некуда, раз уж так получилось. Ребёнка всё равно убирать надо, нечем им будет лишний рот кормить. Да и какой он теперь родится после всех её вытравливаний?

Записала женщина бабкин заговор на листочек и сидит, думает, где бы ей в городе болотную воду найти? Ну и вспомнила, что как к дому идти, есть пустырь один, весь травой заросший. После сильного дождя там всегда такая вонь стоит и видны зелёные лужицы в траве, как раз как болотина.

Ждала женщина больших дождей да и дождалась. Весь день ливень хлестал по окнам библиотеки, и по дороге домой завернула женщина на пустырь. Хорошо, дождь уже прекратился. Под её туфлями жадно захлюпала чёрная жижа. Наклонилась она с припасённой баночкой к самой глубокой луже, зачерпнула из глубины вязкую вонючую воду. Поднесла к носу – ну болото и есть по запаху. Пойдёт!

Тут же прочитала над баночкой заговор с листка и, зажав нос, в несколько быстрых глотков проглотила жижу. Тут же почуяла, как ребёнок в её животе в первый раз шевельнулся.

В следующие дни женщина чутко прислушивалась к своим ощущениям, но в животе было тихо, будто никого там и нет. Потом, закрутившись в домашних хлопотах, прошли выходные, и, уже засыпая перед новым рабочим днём, она вдруг поняла, что не сработал старухин способ. «Ну, приди ты ещё ко мне, гадина!» – со злостью подумала она, засыпая.

Но ни на завтра, ни в другие дни бабка больше в библиотеке не появилась. А ребёнок в животе между тем рос, пришлось встать на учёт в больницу, и вроде всё было с беременностью в порядке. Женщина, смирившись, стала ждать родов. Её только беспокоило, что ребёнок в животе редко шевелился, по сравнению с его активными братом и сестрой. Те-то, бывало, так сильно пинали мать по рёбрам изнутри, что она ойкала от боли.

Подошёл срок рожать, а ребёнок будто и не собирался выходить на свет. Женщина, подождав ещё немного, сама пошла проситься в больницу. Там прямо во время осмотра на кресле у неё отошли воды. Врач отскочила, зажимая нос от тошнотворного запаха выплеснувшейся в тазик тёмно-зелёной жижи. Беременная испугалась: «Болотом пахнет! Что ж я наделала!» и тут же вскрикнула от первой сильной схватки.

Вскоре на свет появился вполне здоровый мальчик. Взяв его на руки, акушерка с улыбкой сказала роженице: «Черноглазый-то какой!» Та удивилась, потому что в родне ни у неё, ни у мужа никого с чёрными глазами не было. Ну, видно, в прадедушек-прабабушек, успокоила она себя.

Ребёнок рос очень спокойным, почти никогда не плакал. Даже голодный он просто терпеливо ждал в своей кроватке, когда о нём вспомнят и придут его покормить. Пронзительного взгляда его чёрных серьёзных глаз никто долго не выдерживал, все отводили глаза, даже мать, уже всем сердцем полюбившая маленького. Он же не тянулся к ней, да и вообще ни к кому, ни к отцу, ни к сестре с братом, не проявляя никаких чувств. Мальчик был неулыбчив, он будто всё время прислушивался к чему-то, тихо сидя со своими немудрёными игрушками.

Однажды женщина отпустила двухлетнего сынишку во двор с сестрой и братом. Они все втроём возились в песочнице, пока мать развешивала выстиранное бельё на верёвку в другом конце двора. Вдруг старшие дети подбежали к ней с криком: «Мама, мама!»

– Что случилось, где ваш братик? – женщина с беспокойством посмотрела в сторону песочницы, но не увидела в ней малыша.

– Его забрала незнакомая старушка, позвала: «Внучок!», он и пошёл к ней.

Мать бросилась со двора на улицу, но нигде не было видно ни её сына, ни уведшей его старухи. Дети, плача, искали брата вместе с ней. Когда женщина спросила, как выглядела похитительница, они в один голос ответили, что запомнили только её страшные чёрные глаза. И ещё она напоследок наказала им передать матери: «Спасибо за внука».

Дача

Весной так хочется жить! Мария вышла в огород, стала прибирать грядки. За зиму деревянные бортики попадали и земля высыпалась в междурядья. Сухонькая, но ещё крепкая старушка до обеда не торопясь поработала, потом зашла в маленький садовый домик. Перекусив, снова вышла под ласковые лучи тёплого апрельского солнышка.

Птицы весело щебетали вокруг, перелетая с яблонь на вишни, а после на иргу. Почки на их ветках день ото дня набухали, наливаясь подземными соками и обещая богатый урожай. Мария принялась за перекопку земли. Она часто отдыхала, опёршись на чёрное, отполированное временем, древко лопаты. Годы брали своё – всё-таки восьмой десяток пошёл.

Поправив на голове сбившийся платок, старушка снова взялась за лопату. Помочь ей было некому – муж уж лет десять, как помер. Мария, разбивая слежавшиеся чёрные комья земли, вспомнила, как он всегда ругал её за то, что берегла руки, надевая перчатки для работ в саду. «Белоручка», вот как он презрительно шипел тогда.

Был Иван грубым деревенским мужиком, всю жизнь насмехавшимся над городской женой. Он вообще признавал и уважал только физический труд, а Мария, воспитатель в детском саду, его раздражала всеми своими повадками.

Мария втихомолку обижалась, думая: «Ну и женился бы тогда на доярке в своей деревне, чего в город-то подался, да на выпускницу пединститута глаз положил.» Но вслух боялась возражать – Иван был скор на расправу за любое слово против него. Частенько приходилось женщине ходить на работу, густо замазав синяки на лице.