Трудное детство

Нимфадора паниковала. Со вкусом и оттяжкой. Ее едва могли успокоить и наконец просто погрузили в сон, потому что очень уж шумела девушка, понимая, что юная Гарриэт находится между жизнью и смертью. Нужно было ждать…

***

Грустный Альбус сбривал остатки бороды. После визита Сметвика оставлять ее в таком виде не стоило. Гиппократ, без сомнения, был прав, и свою вину Дамблдор признавал и осознавал. Руки внезапно опустились, и в груди разлилась инквизиторским костром сильная боль. Поняв, что все заканчивается, Альбус улыбнулся. Однако его феникс был совершенно другого мнения, схватив сильными лапами великого волшебника и оттранспортировав в Мунго, где им поспешно занялись только-только уложившие Нимфадору в сон целители. День обещал быть сложным, начавшись с двух экстренных ситуаций подряд.

Боксы маленькой девочки и Альбуса находились рядом, поэтому, когда девочка проснулась, она увидела слегка знакомое лицо в большой коробке напротив. Оглянувшись и не увидев маму, девочка испугалась и заплакала. На заполошный зов чар в реанимационный бокс влетел Гиппократ и, отдуваясь от бега, принялся успокаивать девочку. Он сразу понял, в чем дело, а потому, завернув малышку в большую пеленку, осторожно отнес к спящей Нимфадоре, положив рядом. Нимфадора прошептала «доченька…», прижимая к себе сразу же успокоившуюся девочку. Малышка лежала тихо-тихо, стараясь не потревожить спящую.

Проснувшись, Нимфа увидела свою девочку, которую сразу же ощупала. Девочка только хихикала и солнечно улыбалась маме. Потом были процедуры, зелья, иногда противные, иногда горькие, но мама была рядом. А это — самое главное. Целители поняли, что разлучать этих двоих попросту нельзя. Зато их уговорили остаться в больнице еще на несколько дней, чтобы проследить за заживлением шрамов. Удалось даже убрать старые и страшно выглядящие следы маггловской операции.

Тело девочки медленно набирало массу, но разумом это был очень медленно взрослеющий пятилетний ребенок. И Нимфе предстояло много работы. Так как Гарриэт уже официально, спасибо Альбусу, хоть этого никто не узнает, стала дочерью, то Нимфадоре Тонкс предоставили годичный отпуск по уходу за ребенком. Ну и Гарриэт, конечно. Которая не могла еще учиться.

Целители сделали все, что смогли и даже больше того. Шрамы ушли, оставшись только в памяти, кости срослись, ножки стали красивыми и начали ходить нормально, без боли. Здоровье маленькой Гарриэт восстановилось. Она стала меньше пугаться окружающих, иногда даже сама гуляла по коридорам больницы. Девочку знали все. Абсолютно все — и пациенты, и врачи. И все были добры с ней. Иногда маленькая девочка думала, что она просто попала в рай.

А потом был очухавшийся после инфаркта Альбус Дамблдор. Он пришел к маленькой девочке, тяжело опираясь на трость, и встал перед ней на колени.

— Это я виноват в том, что с тобой произошло. Я тебя отдал твоей тете, когда погибли твои родители. Прости меня, если сможешь.

Девочка смотрела на странного доброго дедушку. Он говорил, что виноват в том, как она жила, но разве он заставлял тетю и дядю ее бить? Разве он был тем страшным человеком, который?.. Или он приказывал монашкам раздавать подарки?

Девочка смотрела на странного дедушку. Она видела, что он добрый. Она видела, что он во всем винит себя. Это было неправильно.

Девочка смотрела на Альбуса Дамблдора, и не было гнева в ее глазах. И страха не было. Было лишь сострадание. Дедушке очень надо было, чтобы его простили, хотя сам себя он простить не мог.

— Я прощаю тебя, ты не виноват. Это делали другие. Не ты. Прости и ты себя, дедушка, — проговорила девочка, улыбнувшись.

И столько тепла было в ее словах, что Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор уселся на пол и расплакался, как маленький, никого не стесняясь.

А потом они долго разговаривали. Так, как умеют маленькие дети — рассказывая свои беды и надежды старенькому доброму дедушке. Правда, бед больше не было, потому что у маленькой Гарриэт была мама. Самая лучшая на свете мамочка. Самая-пресамая. Потому что она — мама. Самое главное слово в жизни. И прижимаясь к своей мамочке, Гарриэт оставляла позади то, что было. И разрывающую боль, и жгучие «подарки», и изнуряющие молитвы, и карцер, и мечты о корочке хлеба. Девочке еще предстояло научиться самой кушать, самой одеваться, читать и писать. Ей предстояло научиться говорить сложные фразы и изучать сложные книги. Ей предстояло стать целителем. Но кем она точно никогда не станет — это злым и подлым человеком. Потому что мама.

Потом будет многое. Будет школа, будут и каникулы. Будут детские беды и детские радости. Будут даже слезы. Приезжающая к мамочке Гарриэт. Счастье в глазах ребенка. Первая любовь. Первый поцелуй. «Мама, мы любим друг друга». Приятные хлопоты. Внучка, названная в честь бабушки. Все будет потом, обязательно, только не будет страха. Не будет боли. Не будет безнадежного отчаяния в глазах маленького ребенка. Больше никогда-никогда. Ни-ког-да.

Комментарий к Главное слово в нашей судьбе

* Ossa metacarpi или пястные кости - пять коротких трубчатых костей кисти, отходящих в виде лучей от запястья.

** Первая менструация.

*** Острая почечная недостаточность, зачастую, может развиться за секунды.

========== Рядом всегда ==========

После больницы все будто бы наладилось. Девочка по имени Гарриэт слушалась маму и прилежно училась. Училась кушать, училась правильно обращаться к людям, училась этикету и чтению. Но иногда ночью приходили старые кошмары.

— Уродина, иди получать подарки!

И тонко свистит розга, оставляя кровавые полосы на теле. И тихо визжит девочка, содрогаясь от жалящей боли. Урчит голодный животик. И только безнадежное ожидание следующего удара. Холодный темный карцер, и нет спасения.

И в тот миг, когда девочка проваливается во тьму, звучит самый дорогой в жизни голос:

— Тише, доченька, тише. Этого больше никогда не будет. Я рядом.

Теплая мамина рука нежно гладит девочку сквозь пропотевшую пижаму. Мама сама очень юная и даже Хогвартс еще не закончила, но она — самое дорогое, что есть в жизни Гарриэт. Островок, который и означает жизнь для девочки. И маленькая девочка проваливается в сон, в котором есть только мама и она. А еще есть зеленые луга и волшебные единороги. И теплое море, набегающее на камни. Мама рядом. Всегда.

Пора вставать, чистить зубки и умываться. Гарриэт уже умеет сама чистить зубки, а в душе ей нужна помощь мамы, потому что повреждения все вылечили, но она никак не может привыкнуть, что можно дотянуться куда-нибудь левой рукой или присесть на стульчик. Трудно девочке привыкать. И еще, когда мама помогает, от этого очень тепло. Гарриэт любит, когда мама ее обнимает. И на руках у мамы она очень любит сидеть. Девочка растет, конечно, но все равно… Это же мама.

А еще у Гарриэт есть дедушка и бабушка. Они очень удивились поначалу, когда Гарриэт только появилась, но теперь очень сильно ее любят. Девочка это чувствует и видит.

Сегодня мама обещала начать учить буквы, но сначала надо одеться к завтраку. Красивое зеленое платье и гольфики, да, вот эти. Девочка быстро одевается, уже привычно смотрится в зеркало и видит там свою задорную улыбку. Пора завтракать.

За столом бабушка и мама, а дедушка уже на работе. Девочка здоровается, присаживается на свой стульчик, который чуть выше, чем у других, и начинает завтракать, стараясь не спешить. Это тоже проблема. Мама очень долго мучилась и-за стремления Гарриэт проглотить поскорее, пока не отобрали, но все-таки научила доченьку кушать медленнее. Бабушка говорит, что мама изменилась с тех пор, как появилась Гарриэт, стала спокойнее и больше не «занимается глупостями». Мама возмущается, когда бабушка это говорит, а Гарриэт не понимает, о чем идет речь, потому что мамочка — самая лучшая.

Вот и завтрак закончился… нужно встать, поблагодарить и идти за мамочкой заниматься.

— А вот это какая буква?

— О-о-о!

— Умница моя! А вот эта? Сегодня мы повторяем алфавит, а потом можно будет учиться читать. Сначала, узнавая буковки, потом по слогам, а потом будет…