Гвеннит

— Меня бы так кто любил.

— Не завидуй, Машенька, они такое прошли, что и подумать страшно.

— Смотри, ритмы интересные какие…

— Сразу вторая{?}[Фаза сна, при которой сознание отключается и начинается собственно сон.] стадия.

— Насколько я понимаю, апноэ наступает в четвертой.

— Да, было бы логично, но надо проверить.

— Интересно, с чего оно наступает.

— Оп-па, глянь!

— А парень-то не спит…

— Спит он, Ленка говорила, постоянно фиксирует приборы и девочку. Ничего сделать не может.

— Сколько раз он ее возвращал? Дважды? Так что она хочет?

— Чтобы успокоился, наверное.

— Да, щаз, побежал он успокаиваться с рефлексами реанимата{?}[Жаргонное название реаниматолога].

— Вот да… Психологи — странные, дикие люди.

— На себя посмотри.

— А я что? Я смотрю.

Гвен всхлипнула во сне, глаза Гефа мгновенно открылись, он обозрел мониторы, улыбнулся и поцеловал девушку, на что та что-то прошептала и обняла его.

— Ты видел? Мгновенно перешел в состояние бодрствования.

— Как бы у него башню не сорвало.

— Да не должно…

— Есть четвертая{?}[Фаза глубокого сна.] стадия. Откуда альфа-ритм?

— Вот и мне интересно…

— Смотри, видишь? Что это за хрень?

— Гипоксическое{?}[То есть из-за отсутствия или недостатка кислорода] поражение эта хрень называется. Сходи, подключи ей кислород, реанимацию сюда срывать незачем, пусть поспит.

— Профессора утром известите… Вот же не было печали…

Проснувшись утром, Гвен снова обнаружила канюли и испуганно посмотрела на Гефа. Она боялась того, что снова напугала своего любимого, но он просто улыбался ей. Тогда девушка обняла парня, прижимаясь к нему всем телом.

— Все хорошо, малышка, все хорошо, я люблю тебя, — прошептал он.

— Я тебя люблю, — ответила она ему.

В палату вошел профессор и откашлялся, привлекая к себе внимание увлеченно целующихся подростков.

— Молодые люди, вашу проблему мы нашли, будем думать, что с ней делать, — сказал профессор, улыбаясь. — А вы ступайте-ка домой, там и милуйтесь, а то персоналу завидно.

— Что-то серьезное? — спросил Геф.

— Это смотря с чем сравнивать, — ответил профессор. — Хорошего мало, но ничего нерешаемого. Так что не расстраиваемся, топаем домой и завтра мы вас ждем.

***

Добавились уколы. Как сказал профессор «не самые безболезненные» и даже предложил приходящую медсестру, но Геф не согласился. Гвен тоже не согласилась.

— Пусть будет больно, но это же Геф… — сказала она.

— Хорошо, препарат внутримышечный, что это, понятно? — спросил профессор, улыбнувшись.

— В попу… — смущенно ответила девушка.

— Именно туда, — подтвердил профессор.

— Тогда тем более, — сказала Гвен. — Гефу я доверяю, он не сможет сделать больно.

Утро у них теперь начиналось не только с поцелуя и объятий, но и с переворачивания девушки на живот с соответствующей процедурой. Почему-то больно почти не было. Геф старался сделать как можно безболезненней и у него получалось, поэтому слез от введения препарата не было, хотя сидеть было не всегда комфортно.

— Как будто отшлепали, — шутила Гвен недели через две.

Но редкое лекарство работало и вот сегодня была первая ночь без кислорода, которую девушка проспала сном младенца, не потревожив ни Гефа, ни чуткие приборы наблюдения. Еще одна победа. Еще один шажок, пусть небольшой, но такой важный. Теперь Гвен свободна от вспомогательного кислорода. И девушка верит, что уже никогда не будет ощущать пусть самых мягких, но посторонних канюль в носу, никогда не будет зависеть от небольшого аппарата…

========== Часть 27 ==========

И пришла боль. Сильная, иногда до зубовного скрежета, изматывающая, иногда казавшаяся непереносимой. Гвен плакала в руках массажиста, на процедурах, даже лежа в кровати. Сердце Гефа сжималось и переворачивалось, но он понимал, что это необходимо.

— Не могу больше… — плакала девушка.

— Хорошая моя, все получится, чуть-чуть потерпеть осталось, — уговаривал ее Геф.

— Не хочу… Давай я в кресле останусь… — хныкала Гвен, цепляясь за Гефа.

Пассивная гимнастика, активная гимнастика, дыхательная гимнастика, массаж… Это было часто больно, было тяжело, девушка засыпала буквально на руках, зачастую не в состоянии двигаться. Геф кормил ее, переодевал, укладывал спать. Он шел с ней по этому пути, помогая всем, чем не мог, тащил ее вперед своей душой, своим сердцем, переживал истерики, обнимал и целовал своего котенка, успокаивая. Вот уже она стоит без опоры. Сама стоит! И плачет…

— Любимый, я смогла! Я смогла! — улетает в потолок зала ее отчаянно-счастливый крик.

Вот первый шаг на подгибающихся от напряжения ногах. И сразу же присесть, отдохнуть, не насиловать, не перегружать сердце. И снова шаг, который дается легче, значительно легче. Судорожный вздох, ее руки в руках Гефа, который медленно и осторожно ведет Гвен по дорожке. Все легче с каждым шагом идти, пока она держится за него. А потом Лена приносит магнитофон и Гвен учится танцевать. Первое па. Первое… Боль никуда не делась, но она притупилась, потому что девушка идет, идет сама, только парень ее чуть придерживает.

Вот Гвен сама переодевается ко сну. Также медленно, не торопясь, но это такое счастье. Невозможное счастье самостоятельно одеться или раздеться. Сходить в туалет. Принять ванну. Геф ее страхует, он просто не умеет иначе, но она справляется. С каждым днем все лучше и лучше, пусть минуло больше полугода, у нее есть мечта. К это мечте она идет, закусив губу, отчаянно, не останавливаясь, потому что рядом Геф, который для нее — весь мир. Который ее спасал от смерти, который ее спасает сейчас — от себя, от грусти, от лени, от страха.

— Ты такой терпеливый, — говорит девушка.

— Я люблю тебя, — отвечает юноша.

— Я тебя тоже люблю, но я же капризная, истеричная и… и…

— Ты самая любимая, — спокойно говорит ей Геф, глядя в глаза.

— Даже когда обзываюсь? — спрашивает Гвен, заглядывая в глаза.

— Ты всегда самая любимая, — улыбается ей Геф. — Ты мое чудо.

— А ты мой ангел, — шепчет девушка.

Незаметно подкрался июль и что-то начало получаться. Да, не все так просто, ей еще далеко до грации лани, ее шаг больше напоминает, по мнению Гвен, поступь усталого слона, но музыка делает свое дело и танцевальные па наполняют сердце радостью. Радостью от того, что смогла. Геф носит ее на руках. Теперь уже не потому, что ей тяжело или нельзя ходить, а потому, что это ему и ей приятно.

По парку идет пара. Девушка иногда почти повисает на парне, но упрямо идет. Гуляющие люди видят этих двоих здесь постоянно. Они видели их, когда девушка была в инвалидном кресле, они видели их, когда она едва шла, с трудом переставляя ноги. Они видели их, когда девушка смеялась и когда плакала. Им улыбаются, они улыбаются в ответ.

— Я люблю тебя, — говорит Геф.

— Я люблю тебя, — отвечает Гвен.

***

— Так, ребятки, реабилитация у вас идет хорошо, — сказал профессор. — Поэтому возвращаемся к вопросу обучения. Вы магичить больше не можете, но варить зелья, работать с артефактами, включая их создание — вам вполне по силам. Вопрос в том, хотите ли вы этого? Чего вы вообще хотите в жизни?

— Знаете, товарищ профессор, я бы хотела лечить детей, ведь не у каждого есть такой Геф, как у меня… — подумав, сказала Гвен. — А я не хочу, чтобы они оставались наедине с болезнью…

— Как ты оставалась до школы, — понимающе кивнул Шумилкин.

— Мы хотим лечить детей, — спокойно сказал Геф, переглянувшись с Гвен.

— Мы… — прошептала девушка.

— Тогда вам эта магическая мишура ни к чему, но обязательный курс вы пройдете, вам немного осталось, потому что кто знает…

— Да, товарищ профессор, это правильно.

— Ну и… — профессор подумал. — Ко мне в ученики пойдете?

— С радостью, — ответили ребята почти хором.

Ушло в прошлое кресло, кислород и напряженные ночи. Гвен уже сама ходила, немного, недалеко, но ходила. Геф все равно не отказывал себе в удовольствии носить ее на руках. Ушел в прошлое постоянный страх. Но они все равно спали вместе, в одной кровати, решив для себя, что их первый раз будет тогда, когда положено. Влечение тела не было чем-то важным в жизни Гефа и Гвен, они были едины, понимая друг друга с полувзгляда.