Есть такая профессия...

— Гарри, сейчас мы будем наряжать елочку, чтобы она была красивой и радовала глаз.

— А как мы будем это делать?

— А вот смотри…

Глаза застилает от гнева на Дамблдора — как так возможно с ребенком поступать? Никогда не праздновавший в семье Рождество, никогда не получавший подарков… Да я б такого опекуна своими руками задушила.

Гиппократ прислал сову, улыбнулась и пригласила его к нам.

— Ну, что тут у вас? — густой и какой-то теплый бас заполняет комнату.

Целитель сразу же находит общий язык с ребенком и начинает помогать, давая мне возможность заняться готовкой. Нужно приготовить традиционные английские кушанья, но я готовлю и русские, можно же себе позволить, правда? И выйдя с кухни, чтобы посмотреть на мужчин, поражаюсь — как они органично смотрятся вдвоем, как одна семья… Я просто замерла, любуясь этим зрелищем.

А потом у нас было шумное празднество, много подарков, счастливые глаза малыша и необыкновенные — Гиппократа. Волшебная ночь и волшебные дни каникул. Впервые я чувствовала такое счастье…

***

Сегодня вечером я… Казалось бы, конец января, обычный день, но этот день значит очень много для меня. Сегодня день такой. Весь день я отвлекалась, но пришел вечер и можно поплакать. Сегодня пала Блокада… Блокада, унесшая столько хороших мальчишек и девчонок. Доченька моя… Слезы заливают глаза, я наливаю спирт в стакан. Перед глазами встают их лица. Варенька… Машенька… Сколько вас я видела, сколько раненых стонали под чуткими руками хирурга.

Я сидела и плакала, а память подсовывала картины… Одна страшнее другой… Наши вагоны, полные детей и раненых солдат, которые не могли без слез смотреть на детишек, переживших ту страшную зиму. Их доставляли по «Дороге Жизни» и сажали в наш поезд. Детки не могли сами ходить, не могли иногда даже говорить — маленькие скелетики…

А что они рассказывали, девочки плакали навзрыд… Все война проклятая… Я не дожила до окончательной Победы, но этот день для меня стал очень важным. Перед глазами вставал любимый город до войны и в первые дни, бомбы, падающие на улицы, зенитки и звукоуловители… Лица, лица, лица…

В дверь вбежал малыш Гарри, откуда только, ему давно полагается спать. Обнял своими ручонками, прижался и шепчет что-то… А слезы бегут по щекам. Что ты шепчешь, малыш?

— Не плачь, мама, мамочка, не плачь… — От этих слов я аж задохнулась. — Все будет хорошо, мама, мы же вместе!

— Как ты здесь оказался? Почему не в постели?

— Я почувствовал, что тебе плохо, — шепчет малыш.

Конец слезам, похоже. Гиппократ ввалился в камин, и ученица вбежала… А, вот оно что, малыш перебудил всех.

— Что случилось, Поппи?

— Сегодня годовщина важного дня…

— Оттуда?

— Оттуда.

И он просто обнял меня, а дети приткнулись с боков и замерли. Так тепло стало… А потом Гиппократ что-то сделал, и появилась сначала музыка, а потом и песня. Песня на русском языке. И от нее слезы снова потекли по лицу, а потом я начала подпевать…

»…Мы помним с тобою сквозь годы

В разрывах сплошных горизонт,

И как из промерзших заводов

Шли грозные танки на фронт.

Душе не давая сгибаться,

Мы верили — с нами страна.

Ведь мы же с тобой ленинградцы,

Мы знаем, что значит война.

Мы знали отчаянье и смелость

В блокадных ночах без огня,

А главное — очень хотелось

Дожить до победного дня…»**

На этих словах я в голос разрыдалась, будто выплакивая из себя войну, а дети и Гиппократ просто молча поддерживали и ничего не говорили.

Потом мы просто сидели, и я рассказывала. Рассказывала, как воют пикирующие самолеты, как взрывы качают санитарный поезд. Рассказывала об окружениях, прорывах и съедавшем душу страхе. Я рассказывала им о людях, прекрасных людях, которых забрала проклятая война. Но дети отказались уходить, поэтому сидели и слушали, а Гарри только прижимался крепче, а Гиппократ смотрел с таким пониманием…

— Я никому не скажу, мама, — необычайно серьезный малыш, сегодня окончательно ставший сыном.

Комментарий к Высочайшее уважение к жизни

* Фотоосветительная авиабомба, ФОТАБ — авиационная бомба, создающая мощную кратковременную световую вспышку.

** Песня из фильма “Мы из Блокады”, исп. Герман Орлов, сл. М. Дахие, муз. В. Плешак

========== Обращаться к ним за помощью и советом ==========

— Девочке очень важно, чтобы ее любили. Не за что-то, а просто за то, что она есть.

— Но мы…

— А как часто вы говорите ей это? Как часто хвалите? Она талантлива, очень талантлива, но ей не хватает простого родительского «мы тебя любим». Детям очень важно это слышать, им мало просто знать, понимаете?

— Я, кажется, понимаю вас, — проговорил мистер Грейнджер.

— Она ребенок и заслуживает счастья. Не когда-нибудь там, в будущем, а сейчас. Здесь и сейчас. Учиться девочка еще успеет, а вот быть счастливой…

Мы жили каждым днем, каждой секундой, потому что завтра может и не настать. «Завтра» за эти годы стало чем-то эфемерным, не воспринимаемым. Многие из нас не планировали дальше, чем на день, хотя мечтали… «Вот война кончится и…» Сколько волшебства было в этих мечтах! Даже мир, в котором я сейчас живу, не сравнится с теми нашими мечтами. В холодных теплушках, в качающихся вагонах, под обстрелами и бомбежками, мы мечтали о будущем, где будет много хлеба с маслом, яркое солнце и никаких врагов. Мы мечтали о семьях и детях…

Я говорила с Грейнджерами, жестко говорила, не как наставница, а как врач. Они не имеют права лишать дочь детства! И я думаю, что они поняли. По крайней мере с каникул девочка вернулась сияющей, просто светящейся от счастья и какой-то спокойной. Как будто случилось что-то, что примирило ее с окружающей действительностью. Но тем не менее ум от девочки никуда не делся, и это я поняла, когда она пришла ко мне, сказав только: «Спасибо, наставница». И столько было в этом простом «спасибо», что я не выдержала и обняла девочку.

Все происходящее заставило задуматься — почему я зову детей малышами? Ведь там были дети, в том числе и в этом возрасте, дети, которые работали на заводах, дети, которые выживали под бомбами, голодали, но защищали близких — их всех мы не называли малышами. Почему же тогда Гарри и Гермиона мной воспринимаются такими? Не знаю… Возможно, это оттого, что вокруг мир, и мирное время мной воспринимается иначе, возможно, от чего-то другого, но мне совершенно не хочется думать над этим вопросом. Как есть, так есть.

Зелья и регулярные физические нагрузки оказывают свое влияние — я уже точно не шарик, фигура подтянулась. Детям очень понравились лыжи, и, пока лежал снег, мы с радостью уходили на лыжах в маленькие походы. А потом счастливые и раскрасневшиеся пили горячий чай. Гиппократ часто присоединяется к нам, по-моему, он в мою сторону неровно дышит, впрочем, время покажет.

Началась учеба, начались сюрпризы… Сначала новости — близнецы Уизли отчислены, что хорошо, родители их оштрафованы, может быть, вобьют немного ума в своих отпрысков. Рональд, который поразил меня своей нечистоплотностью, отселен в отдельную комнату, чтобы заразу не разносил, вши у него обнаружились, его брату вменено в обязанность следить за чистотой чемпиона. Минерва злилась на свой факультет, который так подвел ее… Да, но в казарме такое только каленым железом выжигать. Нам здесь только тифа и дизентерии не хватало. Как вспомню, как мы с педикулезом боролись в полевых условиях… Да, было время.

Во второй половине года не случилось ничего необычного. Дети привыкли к чистоте и проверкам, даже руки мыли своевременно и все — не понравилось, значит, обследование на яйца гельминтов. Ну и спокойнее стали. По отзывам, тот же младший Малфой значительно тише себя ведет после курса глистогонного. Или впечатлился, или это гельминты так влияли, делая мальчика нервным и агрессивным. Вполне возможно, кстати. Другие носители богатого внутреннего мира, для которого они были внешней средой, тоже значительно спокойнее стали. Хм… Это наводит на мысли. Кажется, Северус что-то подозревает, вон как дергается от моего взгляда. Надо бы с ним поговорить, что ли, но как к нему подойти — не знаю пока.