Отпустите меня домой

— А… Я… Дамблдор…

— Ну давайте спросим Дамблдора, почему он очерняет светлое имя лорда Гонта.

— Л-лорда?

— Да, конечно, так где там ваш Дамблдор?

— Он… Его… МКМ…

— А более внятно вы говорить можете? Кстати, а куда вы задевали мою крестницу — мисс Поттер?

— Крестницу?!

— Эй, кто-нибудь, целителя пока еще Министру.

— Мой Лорд, это было великолепно.

— Да, Руквуд, я знаю, заберите тушку Министра в Мунго, его Лонгботтомы заждались. Занимайтесь делом, а я пока тут посижу.

Захват Министерства произошел буднично и как-то сам собой. Амелия Боунс была поставлена перед фактом и сопротивляться сочла бессмысленным. Трупов не было, Гонт выглядел адекватным, сразу же направил комиссию в Хогвартс, никаких дискриминирующих законов не принимал, а сразу же попросил аудиенцию у маггловского министра.

Кроме Амелии, в Министерстве новой власти сопротивляться было некому. Маги слишком привыкли отсиживаться по углам, чтобы начать действовать. Волдеморт смотрел на эту аморфную массу и испытывал единственное чувство — брезгливость. Теперь он очень хорошо понимал, почему магглокровка может хотеть отказаться от этого мира. Впрочем, все в его руках, и он это исправит.

***

Дадли плакал. От его родителей не чувствовалось прежней теплоты по отношению к Рие. Они теперь нормально относились к девочке, но… Но больше не любили и Дадли понимал, что его маленькой, бесконечно любимой сестренке в этом доме будет плохо. Мальчик сидел в кабинете мистера Грейнджера сгорбившись и плакал, рассказывая ему.

— Понимаешь, Дадли, у всех людей бывают задние мысли, но обычно любовь к ребенку важнее, сильнее, но психика человека — штука сложная. Твой отец вполне хорошо относится к Гарриет, он будет ее гладить, обнимать, но вот любит ли он ее — это очень сложный вопрос. И если Рие это почувствует — быть беде.

— Я понимаю, доктор Грейнджер и чувствую, что ей там будет плохо, но она же любимая сестричка… Как же так?

— Мы сделаем вот что, скоро ее выпишут и я заберу девочку к нам, тем более что и Гермиона…

— Я знаю, сэр.

— Когда девочка отойдет и достаточно окрепнет, попробуем дать ей встретиться с твоими родителями. Может быть, к тому времени все станет хорошо снова?

— Я не верю, сэр. Они холодные стали, даже в больницу не приехали ни разу.

— Может быть, чувствуют себя виноватыми?

— Не знаю, сэр…

— Думаю, лишь время ответит на твои вопросы, парень. Тебе когда в школу?

— Через три часа поезд, я на такси поеду, мне подумать надо.

— Хорошо, денег хватит?

— Папа дал, спасибо, сэр.

Мальчик уехал, а доктор Грейнджер все сидел и думал. Любили ли Дурсли девочку раньше? Винят ли они себя или, все-таки ее, в том, что произошло? Почему не приехали в больницу?

Детский врач не понимал понятия «чужой ребенок». Ребенок не может быть чужим. Ребенок — это ребенок. Он сам болел душой за каждого, кто лежал в отделении, за каждого, кто плакал ночами, кто звал маму… Как девочка это все переживет, не сломается ли?

***

Гарриет вспоминала последние слова папы. «Рие, доченька». Девочка все думала, что же ей показалось странным в этих словах и вдруг поняла. Папа ее узнал, но интонации были другими, в них не было тепла. Впрочем, надо отпустить прошлое, а то доктор ругаться будет. За это время девочка уже привыкла к доктору, к Гермионе… Может быть, если напроситься к ним пожить, не прогонят?

Сегодня ее возили на какие-то исследования, но вставать не разрешали, а доктор Грейнджер пообещал много болючих уколов, если Рие нагрузит сердце. Попу было жалко, поэтому Рие обещала быть послушной.

— Рие… — Гермиона не знала, как сказать девочке то, что ей сказал папа.

— Да, Миона, — улыбнулась девочка.

— Понимаешь… — Гермиона помедлила, собираясь с мыслями. — Тебе пока нельзя ходить, нужно будет несколько месяцев… Только не плачь! Нужно будет на кресле побыть, пока сердце не придет в порядок.

— Я знаю, Миона, — улыбнулась Рие. — Я еще на исследовании все поняла, поэтому не буду плакать. Только ты меня обними, пожалуйста, хорошо?

— А еще я тебя заберу домой, — прошептала Гермиона, обнимая сестричку.

— А твои родители не будут против?

— Наши родители, — Гермиона выделила слово «наши». — Не будут. Они очень даже за. Если ты не против.

Рие заплакала. Судьба давала ей еще один шанс все-таки быть счастливой. Гермиона принялась утешать девочку.

Перед глазами Рие иногда вставали Петунья и Вернон. В тот, последний раз. Она думала о них и не знала, сможет ли теперь довериться этим людям даже, если их расколдуют. После их слов, после… После всего… Сможет ли она? Хватит ли у нее сил? Хорошо, что не надо к ним пока возвращаться, потому что девочка Дурслей просто боится.

========== Часть 14 ==========

— Вернон, почему ты не хочешь ехать в больницу к… Рие? — осторожно спросила Петунья мужа.

— Потому что это все из-за нее! Не будь этих ее ненормальных, ничего бы и не было! — закричал Вернон. — А теперь от меня Дадли шарахается, видите ли сестру его чуть не убил, а она ему и не сестра вовсе!

— Вернон, но это же неправильно, ее саму шантажировали нами, Вернон! Нами! — закричала в ответ Петунья.

— Была бы нормальной, не шантажировали бы! Все из-за нее, а теперь она калекой останется, ты ее выхаживать будешь? — злоба просто вырывалась из мужчины, и Петунья попятилась.

— Да как ты можешь… — прошептала она. — Как ты так можешь говорить… Это не ты, Вернон… Не ты…

Петунья заплакала и заперлась в спальне. Девочка, конечно, не была родной им, но она была такой ласковой, на такую жертву пошла, а он… Дадли тоже плакала вчера, потому что родители не любят сестричку. Ну если… Если Рие заболеет, значит судьба у нее такая. В конце концов, существуют специальные приюты для инвалидов, типа хосписов, о девочке там точно позаботятся. Но Вернон… Наверное, пришла пора задуматься, а с правильным ли мужчиной она живет?

Всхлипнув в последний раз, Петунья решила подать на развод. А Дадли? Дадли поймет.

Встретившись через несколько дней с доктором Грейнджер, Петунья высказала ему свои сомнения и планы, не заметив, как он поморщился при упоминании приюта. Доктор тяжело вздохнул и заговорил.

— Девочка пережила острый инфаркт миокарда и оперативное вмешательство. Ей предстоит длительный период реабилитации, который может продолжаться до двух лет. Сейчас она еще ходить не способна и сколько времени Гарриет проведет в кресле, я вам сказать не могу. Если вы не готовы к уходу за ней, можете подписать отказ от опекунства, и мы позаботимся о девочке.

— Да, вы знаете, это самый лучший выход, — обрадовалась Петунья, думая о том, что деньги ей еще пригодятся на развод. — Где подписать?

Готовность Петуньи болью отозвалась в сердце доктора Грейнджер, помнившего еще, что рассказывала Гермиона о девочке. Есть люди, которые готовы отказаться даже от своего родного ребенка, поместив его в специальное общежитие для инвалидов. Таких людей достаточно в Европе. На взгляд доктора Грейнджер, таких людей слишком много в старушке Европе. Людей, которые считают, что больной ребенок будет мешать им жить.

Через два дня все бумаги были подписаны, поэтому бумагу об опекунстве над больным ребенком, от которого по причине болезни отказались прежние опекуны, в соответствующей службе подписали со свистом. Слишком много было отказов опекунов в связи с болезнью, слишком мало людей хотели взять больного ребенка и заботиться о нем.

***

Удобно устроившаяся на руках доктора Грейнджера, Рие улыбалась в ответ на теплую улыбку доктора. Она понимала, что ее жизнь в очередной раз меняется, у нее есть сестренка, Рие примут в ее доме, будут ли любить? Девочка этого не знала, но… У нее же есть сестренка! Самая лучшая на свете, а теперь доктор ее носит на руках, помогая привыкнуть к креслу… И вообще. И он теплый, добрый, ласковый, Рие очень хорошо чувствовала это.

— Ты теперь будешь моим папой? — смущаясь спросила доктора Рие.