Страница 9 из 10
– В октябре, когда я на кухне промывала рис для завтрака, я чувствовала, будто кто-то стучит мне по спине. Когда я оборачивалась, никого не было. Это продолжалось три дня подряд. Я чётко ощущала, что кто-то слегка ударил меня по спине, будто звал меня, но, когда оборачивалась, никого не видела. На четвёртый день утром, только-только открыв глаза, я вышла на улицу, смотрю – рядом с туалетом лежит собака. Ты вот злилась, что я будто бы издеваюсь над животным, так вот знай, я подобрала её около вокзала, она вся больная тогда была. Пожалела животное, забрала к себе, посадила на цепь и кормила. Если бы я её не привязала, она бы сбежала и её бы попросту кто-то съел… Так вот, когда увидела её на земле, подумала, что она спит. Я подошла растормошить её, но она не двигалась. Сдохла, бедняга. Ещё за день до этого отлично ела, виляла хвостом, а тут лежит, будто спит. Не понятно, как она отвязала железную цепь. Когда я её только привела домой, одни рёбра торчали. У меня она и поправилась, и шерсть заблестела. А умная-то какая была! Кротов ловила…
Мать вздохнула, чтобы перевести дух.
– Не зря же говорят: вырастишь человека – он тебя предаст, а вырастишь собаку – она тебе воздаст. Похоже, она ушла вместо меня.
На этот раз вздохнула ты.
– Прошлой весной я дала пожертвование одному проходившему мимо буддийскому монаху. Представь себе, он мне сказал, что в этом году у нас в семье станет одним меньше. После его слов я не находила себе места целый год. Видишь, поди, смерть-то за мной приходила, а я каждый раз мыла рис, так вот она забрала животное вместо меня.
– Мама, что за глупости. Ты же верующая, как ты можешь этому верить?
Ты вспомнила пустую будку. И отвязанную цепь. От этого тебе стало не по себе, и ты обняла мать.
– Вырыла во дворе глубокую яму и похоронила там собаку.
Твоя мать всегда любила рассказывать истории. В ночь, когда проводился поминальный ритуал, твои тётушки приносили с собой в ковшиках рис. В те времена продукты были на вес золота, так что это было их вкладом в семейное мероприятие. После поминального стола мать складывала для родственников пищу со стола в их уже пустые ковши. А до этого, во время церемонии, ковшики с рисом стояли рядом с поминальным столом. После окончания ритуала мама говорила, что во время церемонии прилетали птицы и садились на рис в ковшах. Если ей не верили, она настаивала: «Говорю же, что сама видела! Их было целых шесть. Птицы – это предки, которые прилетали отведать еды с ритуального стола». Все лишь смеялись, но когда ты после слов матери заглядывала в ковш, тебе мерещились птичьи следы на белом рисе. Однажды ранним утром, взяв с собой обед, мать пошла на участок, который был в горах, и увидела, что кто-то пришёл туда раньше неё и полет грядки. Когда она спросила, кто он, человек сказал, что просто проходил мимо, увидел, что на поле много сорняков, и решил помочь их прополоть. Мать весь день полола вместе с незнакомцем. В знак благодарности она даже разделила с ним свою еду. Целый день они пололи, разговаривая о чём-то, и расстались, когда уже стемнело. Вернувшись с поля, мать рассказала сестре отца, что целый день полола с каким-то незнакомым человеком. Тётя вдруг изменилась в лице. Уточнив у матери, как он выглядел, она рассказала, что ходят слухи, будто у поля раньше был хозяин, который умер от солнечного удара, пропалывая сорняки. Выслушав этот рассказ, ты спросила: «Ты целый день была на поле с духом умершего? Тебе не было страшно?» Мать ответила как ни в чём не бывало: «Что страшного? В одиночку полола бы два-три дня, а так только была благодарна за помощь».
Головные боли буквально съедали мать. Она очень быстро потеряла энергичность и бодрость, всё чаще стала лежать. Похоже, она не могла ни на чём сосредоточиться, даже играя в карты на мелкие деньги, – это была одна из немногих её отдушин. Кроме того, мать во всём потеряла былую ловкость. Однажды, поставив на плите кипятиться бельё, она почувствовала, что ноги не держат, села на пол и не смогла встать. Даже когда выварка начала подгорать, а бельё тлеть, от чего кухня наполнилась дымом, мать всё не могла прийти в себя. Если бы не сосед, который, увидев клубящийся дым, заглянул в дом, мог бы случиться пожар.
Твоя младшая сестра, мать троих детей, однажды серьёзно спросила у тебя: «Думаешь, маме действительно нравилось хлопотать на кухне?» На твой вопрос: «Почему ты спрашиваешь?» – сестра ответила: «Мне кажется, мама вряд ли любила кухню». Твоя сестра, фармацевт по специальности, открыла свою аптеку во время первой беременности. Когда она родила, на какое-то время оставила ребёнка у жены брата, чтобы та за ним присматривала, потому что жена брата жила далеко. Сестра продолжала работать в аптеке, хотя ради этого ей пришлось смириться с тем, что любимого ребёнка она могла видеть лишь раз в неделю. Сцены расставания сестры с малышом были душераздирающими. Они как будто расставались на всю жизнь. Сложнее всего приходилось твоей сестре. Ребёнок довольно быстро привык, а молодая мама, проведя с ребёнком воскресенье у себя дома и снова оставив его на неделю у жены брата, по дороге домой плакала так, что руки на руле были мокрыми от капающих слёз, а по понедельникам она стояла в аптеке с припухшими глазами. Даже ты её отговаривала: «Неужели тебе такой ценой нужна эта аптека?» Но сестра продолжала работать в аптеке даже после рождения второго ребёнка и закрыла её только перед отъездом в США, куда они отправлялись по работе мужа. Сестра сказала, что они бросают все свои дела в Сеуле и уезжают в Америку, потому что это откроет хорошие возможности для детей. Ты про себя подумала: «Поезжай, хоть отдохнёшь». Ведь сестра ни разу не отдыхала от работы после замужества. Она вернулась из США уже с тремя детьми. Теперь сестра должна была готовить еду для семьи, которая состояла, включая её саму, из пяти человек. Она рассказывала, как однажды за месяц они съели двести тушек жёлтого горбыля. «За месяц двести штук? Вы что, ничего больше не ели?» – спросила ты. Сестра сказала, что так и было. Тогда ещё из Америки не пришли посылки с вещами, а к новой квартире не успели привыкнуть. Кроме всего прочего, сестра сама не могла ходить на рынок с грудным ребёнком. Свекровь прислала ей ящик слегка подсушенного солёного горбыля, но они съели его всего за десять дней. «Я варила суп из пророщенной сои и к нему подавала печёного горбыля, потом варила кабачковый суп и опять подавала того же горбыля», – улыбалась сестра. Она решила купить ещё и узнала у свекрови название магазина. Один ящик разошёлся очень быстро, поэтому на этот раз сестра заказала два. «Когда мыла тушки, насчитала двести штук. Все сразу помыла и разложила по пакетикам по четыре-пять штук, чтобы потом было удобно доставать для одной жарки. Честно, пока возилась с этой рыбой, так и хотелось ее вышвырнуть, – как ни в чём не бывало рассказывала сестра. – Вдруг я подумала о маме. Каково было маме всю жизнь готовить на такую большую семью на своей деревенской кухне? А какие у нас аппетиты-то были! Помнишь? Приходилось каждый раз по два стола накрывать. А какой был большой котёл для риса? И надо было ещё что-то из еды откладывать, чтобы дать с собой в школу… Как мама могла каждый божий день всё это выдерживать? Кроме всего прочего, у нас ещё и родственники часто останавливались. Вряд ли маме нравилось хлопотать на кухне». Выслушав сестру, ты озадачилась. Ты никогда не разделяла понятия «мама» и «кухня». Мама – это и есть кухня, а кухня – это мама. Ты никогда не задумывалась, нравилось ли маме готовить.
Для того чтобы скопить денег, мать разводила шелкопряда, заквашивала солод, готовила соевый творог. Но самый лучший способ скопить деньги – это не тратить их. Мама экономила на всём. Однажды она даже продала каким-то приезжим людям старый резервуар керосиновой лампы, камень для отбивания одежды, глиняные горшки. Этим людям приглянулись старинные вещи. Для матери они не представляли особой ценности, но, когда речь зашла о цене, она начала умело торговаться, как настоящий продавец. Сначала казалось, что мать вот-вот уступит, но в результате всё получалось так, как она хотела. Она молча слушала их, потом называла свою цену. Покупатели усмехались, мол, кто же будет покупать никому не нужную вещь за такие деньги. «Ну тогда зачем вы приехали за этим барахлом?» – говорила мама и, взяв резервуар, якобы собиралась уходить. Тогда покупатели всё же выкладывали сумму, которую просила мама, недовольно приговаривая: «Вы бы могли быть хорошим торговцем».