Пораженец

Так мы спорили еще примерно час, пока разговор опять не свернул по накатанной на близкую войну. Уж Васю-то я накачивал побольше остальных, начав с изложения плана Шлиффена, замаскированного под мои прогнозы. Дескать, единственный шанс Германии в войне на два фронта — в молниеносной кампании разгромить Францию и, пока Россия возится с мобилизацией, перебросить войска против нее.

И что наши бравые генералы, так блестяще показавшие себя в Маньчжурии и на которых Вася насмотрелся лично, вряд ли смогут противостоять немецкому катку. И что Министерству путей сообщения придется заниматься эвакуацией — вывозить людей, заводы, ценности, а для этого нужны и другие дороги и другая организация дела.

Поначалу Собко отмахивался, зато потом, когда я насел на него и заставил собирать данные по железнодорожному строительству в Германии, мнение свое поменял. Немцы модернизацией дорог занимались планомерно и системно, вот уж где Ordnung проявлялся в полную силу, так что стоило только обобщить информацию и опытный путеец со всей очевидностью увидел, что пропускная способность дорог увеличивается не вообще, а конкретно так в направлении запад-восток. И что способность эта у немцев российскую, скажем мягко, заметно превосходит — немцы могут гнать к фронту чуть ли не втрое больше эшелонов.

И Вася начал пропихивать наверх докладные записки насчет улучшения уже нашего путевого хозяйства и даже сумел положить такую на стол председателю Совета министров, не забыв упомянуть, что его на эти мысли навел инженер Скамов.

Вообще, после того как развеялся дым классовых сражений и стало ясно, что следующая большая задача — выйти сильнее из Первой Мировой, я долго думал, а что, собственно, я могу сделать в своем нынешнем положении? И надумал вот что.

Ахиллесова пята русской армии — связь и управление. И тут я кое-что смог, еще в 1906 году Петр Николаевич Лебедев навел меня на одну умную еврейскую голову и через два года мы с Семеном Айзенштайном основали “Общество беспроволочных телеграфов и телефонов”. Новой фирме контора Бари и питерское отделение Строительного общества спроектировали и построили целый радиозавод на Лопухинской улице — пятиэтажное здание с цехами, склады и службы. А в этом году я, опять же по рекомендации Лебедева, убедил работавшего в Страсбурге Николая Папалекси стать техническим руководителем завода и переехать поближе, на Петроградскую сторону.

Уже в прошлом году ОБТТ выдало искровую станцию, бившую на 200 километров, сейчас получило господряд на цепочку радиотелеграфов вдоль побережья Северного Ледовитого океана, а в качестве задела на будущее ускоренно велась работа над портативной рацией. Вот прям точно как говорилось в книжке “Физики шутят” — полупортативный это снабженный ручкой для переноски, а портативный — имеющий две ручки. Ничего, по нынешним временам и конно-вьючная радиостанция это большой прогресс.

И транспорт. Тут, помимо влияния на Собко, я давно задружился с Юлием Меллером, одним из первых российских автомобилестроителей и насовывал ему все свои патенты по теме. После того, как я предсказал падение популярности паровых авто и взлет бензиновых, он тоже начал прислушиваться и сейчас наш главный проект выходил на большой старт.

И медицина. Кто серьезно книжки про Войну читал, тот не мог пройти мимо организации работы медсанбатов. Сортировка и эвакуация, основные принципы сейчас лишь складываются и тут можно попробовать кое-что сдвинуть, через того же Боткина или через Веру Гедройц, она сейчас в Царскосельском дворцовом госпитале работает, с императрицей дружит, стихи пишет. Не знаю, какая из нее поэтесса, а вот военно-полевой хирург что надо.

И разведка. Ну, тут почти хорошо, Лавр меня слушает внимательно и многое принимает. Не все, конечно, но и так неплохо. Опять же, Медведник у него под боком и Зубатов в консультантах (Егор, правда, охренел, когда об этом узнал, прямо как Савинков). И очень неплохой опыт работы против японцев. Так что сводки от Болдырева уже давно работали в нужном направлении.

И животноводство! То есть артели, с ними-то как раз все понятно — развивать, улучшать, повышать, так сказать, укреплять продовольственную базу. Пусть даже мы сейчас перепроизводство устроим, но ведь с началом войны мужики на фронт уйдут, урожайность просядет, так что запас прочности очень нужен, здесь переборщить не получится.

А еще со всеми этими грандиозными планами надо перетаскивать эмигрантский центр из Швейцарии в Швецию, чтобы когда загрохочут по всей Европе пушки, не оказаться “в кольце фронтов” и потом не мараться со всякими пломбированными вагонами. И европейских социалистов пинать, чтобы в шовинизм не скатывались, а то ведь позорище какое — Интернационал сколько резолюций принял, что надо бороться против развязывания войны, а коли полыхнет, использовать ее для борьбы за социальную революцию, а толку? Стоило начаться бойне, как все наперегонки кинулись свои правительства поддерживать, ну, не прямо все, но даже самые упертые от борьбы временно отказались.

В размышлениях и разговорах мы докатились до Москвы, и стоило нам сойти на платформу Николаевского вокзала, как вокруг господина директора департамента взвился вихрь железнодорожного люда, кто по делу, кто лишний раз оказаться на глазах у начальства. А ведь действительно, сколько таких, как Собко на все железные дороги страны? Человек пять, много десять? Да, ему помогли наши проекты, но Вася и так инженер отличный и работяга, не будь сцепки, путеукладчика и бронепоездов, все равно бы карьеру сделал.

Вообще, в “генералы” многие соратники выбились, но вот не факт что смогли бы без меня. Как подумаешь, что Паша-то Свинцов, кузякинец от сохи — банкир, председатель правления Московского народного банка и теперь его звать не иначе как Павел Дормидонтович, так прямо оторопь берет. И не только природной сметкой и чутьем поднялся, за плечами финансовые курсы. Да не одни, даже в Швейцарии успел поучиться, хоть и мучался там с языком изрядно, хорошо хоть эмигранты наши помогали.