Страница 2 из 94
Часть 1
Серые коробки зданий выросли во все стороны. Бетон под огнём молодой звезды на планете, заражённой разумом. Серость, облечённая в рамки гонки на выживание. Вакуум мыслей, перемешанный с пустотой метафорически окаменевших, вечно пульсирующих мышц, гоняющих энергию по телам, которым вечно приписываются особые свойства. Некий эфир под простым понятием «сущее», что заставляет смотреть во все стороны — будто вглубь собственных последних мгновений. Все это — краткое описание нашего бетонного района Некрополя, предназначенного для хранения пустых тел в ячейках до превращения тех в пыль.
Тишина в этом месте — залог хороших отношений. Записки — метод общения, позволяющий сначала думать, а после реализовывать мысли. Во всем чувствуется профессионализм, смешанный с обезличенностью и страхом нас перед нами же — жителями этого места.
Мы — самые простые люди с потрескавшейся кожей на ладонях от постоянной работы, которой всегда хватает на несколько лет вперёд. Можете сравнить нас с насекомыми, подчиненными четкой иерархической системе — своду правил, которые не нарушаются не потому, что есть некто или нечто, наблюдающее и карающее, а потому, что сюда попадают не случайно. Здесь все по одной строго определённой причине, о которой не принято писать и даже думать! И я бы мог сообщить, что говорить не принято тоже, но мы стараемся не пугать ценную тишину сокращением связок, и это связано с самим устройством жилых массивов.
Писатели-фантасты нашего времени не упускают возможности облечь все в чёрный цвет, погрузить в заманчивую готическую архитектуру и непременно описать разлагающиеся тела; если последнего здесь достаточно, то первые два пункта — лишь художественный вымысел. Все иначе... Все совершенно по-другому, и дело в следующем: смерть хоть и рядится в темное, но сама по себе сера как пепел, как пыль, как то, что остаётся в тесных камерах воспоминаний о канувшей, исчезнувшей во времени личности.
Бетон. Серый. Холодный. Поглощающий жизнь. Бетон — то, что высушивает кожу на ладонях и въедается в лица строителей, что ежеминутно расширяют Некрополь во всех направлениях. Бетон — это то, как на самом деле выглядит смерть, как ощущается, как застывает тяжелыми глыбами между лопаток и привязывает ангелов к строго определённому месту, а свежезамешанный бетон — это истинный цвет, которым необходимо описывать окончание жизнедеятельности, и то существо, которое приходит, дабы выдрать из тела разум после последнего вздоха, взгляда, звука.
Наш район Некрополя прекрасен своим кубизмом, что в полной мере описывает замкнутую систему мышления жителей этого места. Кубизм прослеживается везде и во всем. Так, к примеру, жилые помещения делаются простыми и функциональными. В помещениях, предназначенных для живых, живут! На них не любуются. В связи с этим роскошь чужда таким как мы — изо дня в день делающим свою работу в холодных кондоминиумах, позволяющих законсервировать запахи при помощи холода стен.
Я — человек с профессией чистильщика. Такие люди занимаются тем, что убирают помещения после того, как такие же люди оставляют их в запустении после себя. И если совершенно одинаковые вещи собрать в мешки и отправить на переработку или отнести на свалку не сложно, то вот избавиться от специфического, слегка приторного запаха жизни — это ещё та проблема. Иногда на подобное приходится тратить недели, а все дело в бетоне. В вечно голодном, слегка пористом, сером как наша жизнь бетоне... из которого бывает очень проблематично вытравить жизнь предыдущего владельца квадратных метров.
Я — чистильщик, и моя профессия очень специфична. Мы работаем с огромным количеством реагентов, которыми приходится отдраивать стены. Мы в постоянном движении и вынуждены ждать своего последнего дня, когда от химических испарений легкие превратятся в язвенные дырявые мешки, и на этом все и закончится… Есть, конечно, и другой вариант, но об этом позже.
Я — чистильщик. Раньше у меня было имя. Теперь у меня осталась только профессиональная кличка, которая завязана не только на профессии, но и на том, какие дополнительные услуги я оказываю. Точнее, одну процедуру, которая нравится мне куда больше последующих этапов очистки жилища от жизнедеятельности. Не считая самого последнего, конечно.
Я — тихоня, и это слово начали применять сначала ко мне, а потом и к тем представителям профессии, которые не только выносят из квадратных метров отсортированные вещи, которые не только производят глобальную уборку, но так же и убирают тех, кто пересекает тонкую границу, небольшой рубеж, начиная свои попытки насладиться жизнью, а не быть тупым куском мяса, окруженным бетоном, палящим солнцем и холодом жилых массивов и помещений.
Я — небольшая частица огромного механизма. Обезличенная. Бездушная. И моя работа заключается в том, чтобы делать работу без лишних вопросов. То есть мне плевать на должность и занимаемое место: будь мой заказ строителем, смотрителем архива или могильщиком, что содержит бетонные ячейки для останков в чистоте и порядке — если он есть, я прихожу и с пристрастием и вниманием к деталям вычищаю комнату от жизни, жизнедеятельности и прочих остатков.
Обычно такое случается, когда кто-то из жителей начинает переступать через правила или в его комнате появляются элементы созерцательности. Когда такое происходит, я стучусь в дверь квартиры. Захожу. Уничтожаю жизнь, а потом следы жизнедеятельности при помощи реагентов. И не важно, каким образом появляется информация о таких жителях. Меня это не интересует. Есть заказ — его надо выполнить.
Я никогда не задумывался о том, как мое имя стерлось под натиском времени и проведённых мной чисток. Никогда не думал, почему меня прозвали Тихоней. Ни единого раза не задавал вопросов, потому что меня это никогда не волновало. Только лишь профессионализм, скорость и результат заставляли меня почувствовать себя хорошо. Да, именно — хорошо.
Так и сейчас. Я стою посреди вычищенного куба с голыми стенами и вспоминаю о том, что здесь было несколько дней назад, а именно: молодой парень, чуть за двадцать лет, сотрудник погребального отделения, отвечающий за подбор подходящей ячейки и приготовление тела к запечатыванию.
Я постучал в дверь и избавил его тело от спорного состояния, заставляющего искать пищу и воду, принуждающего к взрослению и другим побочным эффектам, которые принято называть жизнью. Это произошло очень быстро. Всего за секунду, которая и требовала моих навыков...
Парень открыл дверь и жестом пригласил войти. Как только это произошло, он понял, что на этом все и закончится и его нездоровая любовь к коллекционированию небольших предметов, что должны быть запечатаны с телами, была обнаружена и раскрыта. Я не знал, кем, когда и при каких условиях.
Он впустил меня в свои жилые квадраты. Отошел на несколько шагов назад и закрыл глаза. Единственное, что мне оставалось в тот момент: улыбнуться и выполнить свою работу, что я и сделал.
Это было несложно, но требовало определенного навыка, а именно знания о том, где находится сонная артерия. Действовать быстро, четко, жестко. Иметь небольшие, но достаточно длинные руки, что позволяло попасть прямо в цель. Всего один удар в еле заметную своим пульсом под кожей проводящую трубку — и все. Жизни в бетонном кубе нет. Осталось только прибраться от запаха.
Реагенты любят кожу. Они любят её так же сильно, как представители семейства кошачьих любят молоко или сметану. Реагенты въедаются в кожу и растворяют её! Поэтому мне приходилось пользоваться плотными тяжелыми перчатками из свиной кожи. Эту не жалко! Эту можно выбросить! Так же, как и тело, которое теперь лежало передо мной и ждало того момента, когда превратится в белки, жиры и углеводы для аристократии... Когда нагретый жир, после взаимодействия со щелочью, можно будет превратить в мыло, а плоть скормить все тем же свиньям в придворных свинарнях — считалось, что мясо таких тварей нежнее, вкуснее и даже выглядит иначе, не говоря уже о запахе; когда кости будут запущены в производство разнообразных украшений, предназначенных для элиты.