Пальяччи

Несколько минут, как я нахожусь в звенящей тишине. Внутри этого состояния я нахожусь благодаря всем тем блядским взрывам, которые кидали меня из стороны в сторону. Возможно, во внешнем мире что-то происходит, но я больше не могу этого слышать… просто иду вперед, в практически кромешной тьме! И мне не так страшно, как было до этого! И я пришел к одному выводу — слух порождает страхи внутри черепной, блядь, коробки!

Мне все больше кажется, что я иду в правильную сторону… Пальяччи сказал, что транслирует это в массы… пускай! Мне наконец-то стало совершенно наплевать на это. На его ебаное шоу, в котором творится содомия! Я просто хочу спасти друзей и уничтожить этого ублюдка! Хочу сделать с ним то, что он делал с этими преступниками, которых я не могу назвать невинными жертвами… Отсутствие слуха внезапно дало мне понять, что любой преступник становится виновным от начала и до конца. На все сто процентов.

Кажется, я вижу свет. Он где-то впереди. Струится одним цельным, невероятным, прекрасным потоком, который дает мне надежду. Я иду вперед и стараюсь сделать это так быстро, как только можно! Мои ноги ослабли из-за того времени, которое я провел, не давая им отдыха. Чувствую лишь боль и понимаю, если я еще хотя бы один раз упаду, больше не смогу встать… Кажется, после этого я вообще никогда не смогу встать.

Свет все ближе. Глаза все сильнее болят… Интересно, сколько я шагал приставным, если ощущаю такой дискомфорт?! В среднем больше пяти минут… Возможно, мой мозг даже начал засыпать за это время, и поэтому сейчас мне так больно, наверное поэтому я щурюсь и не вижу ничего дальше дула своего пистолета, что жадно ищет тело блядского Пальяччи и жаждет его крови!

Я был не прав! Черт забери мою просраную душу, я был не прав! Айзек — не Пальяччи! Он просто человек, который попал не в то место не в то время и пошутил не так, как должен был пошутить!.. Возможно некоторые… далеко не все, но некоторые заключенные действительно не виновны, и те крики, которые наполняют коридоры, это не пустой звук, а правда, которая вырывается из них наружу, стараясь переполнить чашу несправедливости… не способная перевесить чашу несправедливости в этом мерзком мире, подчиненном не логике и чести, а системе, которая готова проглотить любую блевотину, которая вписывается в её рамки и вписывается в необходимые ей условности.

Мне больше не страшно… такое чувство, будто бы, забыл о том, что такое страх. Кажется, что страха никогда прежде и не было. Такое ощущение, что страх — лишь иллюзия мозга, которая возникает в тот момент, когда становится слишком скучно или когда человек становится слишком заинтересован в том, чтобы закончить какое-то дело. Так вот, теперь мне не страшно. Я ничего не слышу, и это освобождает меня от страха. Пока что я вижу лишь яркий свет, что сравним с тем, словно вовсе ничего не видеть, и это так же лишает меня какого-либо страха. Возможно, взрывы продолжаются и должны кидать меня в разные стороны, но я их не слышу, я их не вижу… А вибрации от них… они не ощутимы, благодаря тому чувству справедливости и… я не знаю… как мне кажется — мести, которые ведут меня вперед… Единственное, что я ощущаю… блядь… я не хочу думать о том, в чем я испачкан, и о том, что так или иначе попадает на язык, пока я пытаюсь дышать. Именно пытаюсь дышать, потому что в этом месте невозможно дышать из-за дыма… кажется, из— за температуры воздуха, который окружает.

Может быть, вокруг меня пылает пожар, но даже пламя не способно остановить мое обугливающееся тело, которое продолжает двигаться вперед, ведомое свернувшимся белком в моих глазницах, вокруг которых черная полопавшаяся кожа, больше напоминающая прожаренную в духовке землю, которая снаружи напоминает уголь, а внутри пытает светлым, алым, настоящим, отдающим жидкость в виде необходимой крови.

Яркий свет. Он заливает меня полностью. Он дает понять, что мои глаза на месте, и я все еще способен видеть так, как мог видеть. Руки все так же сжимают пистолет, который я удерживаю перед собой на расстоянии правой согнутой в локте руки, и левой, придерживающей под магазин, для твердости.

Мой взор резко проскакивает по коже. Она слегка опалена, но не обожжена, она залита чужой кровью и тем, что когда-то было преступниками, которых я должен был спасти и на которых мне совершенно насрать! Теперь я вижу перед собой арену. Ту самую, сквозь которую я прошел без каких бы то ни было проблем. И я бы хотел сказать, что мне интересно, как этот ублюдок выстроил вокруг меня лабиринт… каким образом он завлек меня в тот беспросветный коридор, но мне и на это совершенно наплевать. Единственное, что имеет смысл — Пальяччи, который стоит на той самой клетке, подвешенной на высоте примерно трех метров от уровня арены. Рядом с ним, на подвесе, вижу Сэма и Айзека, которого я так долго, ошибочно принимал за необходимого всему городу преступника.

Единственное, что осталось неизменным — отсутствие слуха и дьявольский звон, от которого раскалывается голова… несмотря на это, я вижу свою цель, и губы её продолжают свое мерное движение! Я вижу, как голова запрокидывается назад. То, как кадык скачет вверх и вниз от смеха… Что со мной происходит?!

Я… я? Смеюсь? Я тоже смеюсь?! Я смеюсь так, как никогда в жизни не смеялся. Мое тело… он перестало подчиняться мне. Оно подпрыгивает несколько секунд, после чего склоняется к земле, и я вижу, как меня начинает рвать, и все это в приступе непрерываемого смеха. Не понимаю, как это возможно, но это происходит, и я… как бы плохо мне от этого ни было, я этого не чувствую. Единственное, что меня переполняет — веселье! Безудержное веселье, которое распрямляет меня в одну прямую линию и которое выкидывает мою руку вперед… Всего одну, и я вижу, как целюсь в Пальяччи, который продолжает мне что-то рассказывать.

Ну тут-то ты, мерзкий, грязный, больной ублюдок, просчитался! Я тебя не слышу!

От этой мысли мне вновь становится смешно! Я не слышу тот самый урок, который хочет преподать мне разрисованный психопат, танцующий на раскачивающейся клетке, удерживая одной рукой прочную стальную цепь.

Палец жмет на крючок. Не чувствую отдачи. Вижу, как пуля впивается в сталь цепи и отлетает куда-то в сторону. Патронов осталось совсем немного, но несмотря на это, я нажимаю на курок еще раз и наблюдаю за тем, как Пальяччи ловко уходит от выстрела и я вновь попадаю в то же самое место.

Ничего… ничего… еще разочек и либо я тебя ебну, либо ты ебнешься вместе с этой ебаной клеткой!

Еще один выстрел. Еще одно точное попадание, примерно в то же самое место в той же самой цепи. Ничего не происходит, и Пальяччи, продолжая смеяться, танцует на клетке, раскачивая её так, будто бы это маятник на подвесе.

Мне не страшно.

Я не боюсь.

В этом мире не осталось страха.

В этом мире не осталось меня.

Я — лишь ошибка этого мира.

Он, то есть Пальяччи — лишь преступник, которого надо убить.

Мы — части одного жестокого телешоу, которое в прямом эфире транслирует то, как взрываются люди и как я расправлюсь со всем».

— Давай! Давай! Падай, мразь!

«Я это прокричал… я этого не услышал, но я точно знаю, что я это прокричал».

— Ба-а-ам!

«Я проговорил это вслух, чтобы хоть как-нибудь для себя обозначить выстрел. Пуля вновь непокорно бьется не в голову раскрашенного ублюдка, а в цепь, удерживаясь за которую, танцует клоун.

Как жаль… Я не смогу сдержать слово, данное Сюз, и сводить её на очередное вымороженное ей свидание! Но она мне начала нравится… как жаль…

В этот момент мне плевать на Айзека. Мне нет никакого дела на Сэма, которого ждет семья. Мне просто… весело! Да, именно весело! Я поддался этому безумию, и это прекрасно! Я сам готов занять место этого психопата и стать им, чтобы почувствовать другую сторону веселья!