Инквизитор и чума

Инквизитор примечает это и внимательно смотрит на сидящую рядом Мору, интерес к которой не пропадает с первой секунды.

— Беги, — стонет инквизитор. — Беги отсюда, так быстро, как только сможешь, — выплевывая слюну, мычит он, но Мора ничего не понимает из этих мычаще-хлюпающих звуков.

— Думаю, у вас тут было красиво, — продолжает она. — Такой большой город из дерева и камня! Неподалеку такой великолепный лес… да! Точно! Ваш город был прекрасным до начала эпидемии, — она сидит рядом и гладит голову инквизитора, по лицу которого текут слезы отчаяния, руки которого болят и гниют в тяжелых перчатках и душа которого сгорает в инферно от осознания того, что он натворил.

День медленно заканчивается, накидывая легкую темную вуаль на инквизитора и продолжающую болтать Мору. Инквизитор выбился из сил и теперь просто лежит, молча смотря перед собой и вспоминая тот сон про странное существо с глазом на одной ладони и ртом на другой. Также инквизитор вспоминает другой сон, в котором он сам был тем существом, и теперь он понимает, по какой причине увидел себя таким. Теперь инквизитор понимает и то, почему он видел эти кошмары.

«Я стал демоном, который видит только то, что хочет видеть, — думает он, стараясь провести символическую связь между глазом, расположившимся в центре ладони. — И рта у меня нет, так как за меня говорили грешники, пользуясь моими устами и подталкивая меня к лжесудейству, — мысли его тяжелы, как свинцовые оковы на стертых конечностях отощавшего преступника в самой холодной темнице.

Слышится эхо шагов и тихих голосов. Эти звуки доносятся из-под земли, и это становится лучиком надежды для инквизитора, который тут же бодрится в ожидании того, когда его развяжут. Ожидание появления церковных послушников растягивается, как мед на ложке. Инквизитор надеется, что его выслушают, и эта надежда скулит щенком, провалившимся в подвал. Он обдумывает, что сказать. Он второпях слагает слова в предложения. Проговаривает их в своих мыслях. Взвешивает и оценивает то, насколько правильным, насколько действенным будет то, что он намерен сказать в попытках все объяснить. Этот поиск и эти попытки лишают его той уверенности, с которой он играл в судью и практически без следствия судил бедных и в большинстве своем невиновных жителей города, чей пепел давно вслед за ветром разлетелся по окраинам и округам.

— Как вы тут? — слышится голос Иоанна, голова которого показалась из дыры в земле.

— Нормально, — пожимает плечами Мора, посмотрев на вылезающих на поверхность мужчин в простых одеждах черного цвета. — Святейшество успокоился и, вроде бы, чувствует себя намного лучше, — она снова пожимает плечами и смотрит на инквизитора. — Тебе же лучше? Ты же больше не будешь пугать людей? — спрашивает она с нотками то ли насмешки, то ли садизма, к которым примешивался сарказм. Мужчины в черных рясах рассматривают прикованного к дереву инквизитора. В их взглядах читается тот же вопрос, который задала Мора.

— Святой отец… Я надеюсь, что вы будете благоразумны и мы отправимся в храм. Сегодня был длинный и тяжелый день. Завтра будет еще один день, куда тяжелее и длиннее этого, — Иоанн смотрит на своего бедного учителя с готовностью помочь.

«Господи… за что такое испытание?! — негласно спрашивает инквизитор, обращаясь к Всевышнему. — Прошу, молю, ответь, что мне делать?! — но в ответ лишь тишина, сопровождаемая большим количеством шагов. — Прошу… не покидай меня!» — инквизитор останавливается, чтобы посмотреть туда, где должно быть небо, а не ветхий потолок из земли и подпорок. Они идут обратно по тоннелю. Инквизитора сопровождают, встав вокруг него и образовав таким образом квадрат с пересечением граней в центре.

— Прошу вас, не останавливайтесь, святейшество, — один из послушников оборачивается, чтобы посмотреть на него. — Мы должны вернуться в храм в самые короткие сроки!

— Да… да… я иду, — отвечает инквизитор, которого давно отвязали от дерева и избавили от кляпа, наполнившись обреченностью и болью, которую он начинает чувствовать только сейчас. Помимо этого, в его теле появляется слабость. Тяжелая, размазанная по всему телу слабость.

«Эта болезнь… это проклятье готовится отобрать мою душу и запихнуть в общий мешок, чтобы передать его падшему, — думает он. — Но этому не бывать! Я спасу чужие души! Ведь огонь, он очищает, он избавляет от всех грехов», — раздается в мыслях костлявого мужчины, на лице которого отпечатались годы служения Всевышнему, усталость и все те ужасы, которые он видел и к которым, по своей слепоте, приложил собственные, погруженные в несмываемую смолу черной смерти руки. — Молчать… я должен молчать… — инквизитор начинает уговаривать сам себя, чтобы придумать стоящий план того, как спасти все проклятые души. — Я должен подождать несколько дней, пока болезнь не накинется на жителей, и тогда я смогу нанести свой удар по тьме, поглотившей нас». 

Его тело слегка ослабевает, и он теряет равновесие, отчего ему приходится ловить себя, коснувшись стены.

— С вами все хорошо?! — спрашивает Мора, которая идет вслед за инквизитором. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Да… да-да… все хорошо, — он неумело врет. — Просто усталость, — он старательно натягивает на свое худосочное лицо кривую улыбку, от которой начинают болеть скулы и щеки.

Инквизитора и Мору приводят в храм. Там их встречает старожил и наставник инквизитора. Он смотрит на своего ученика с горечью и болью во взгляде. Его глаза, взявшиеся катарактой, всматриваются в туман, чтобы рассмотреть того, кого он запомнил энергичным молодым человеком. Потом он внимательно смотрит на Мору, которая, вытянувшись по струнке, стоит напротив и практически дрожит от одного лишь слепого взгляда.

— Что с тобой случилось, сын мой? — спрашивает старик, переведя глаза с девушки на инквизитора. — Что на тебя нашло, что ты начал рассказывать то, что рассказывал сегодня утром?

— Я не смог очнуться после того, как проснулся, — говорит инквизитор, уже обдумывая то, как бы ему спасти всех служителей церкви, которые не виновны в смертях, с которых началось бедствие. — Я думал, что нахожусь в реалистичном сне и что там есть определенные обстоятельства, согласно которым пришлось действовать, — он стоит перед ветхим стариком, стараясь не обращать внимания на слабость. — Я повинен в том, что говорил, и я готов понести наказание.

— Понести наказание?! — наставник инквизитора громогласно смеётся. — Ты не мальчик, чтобы тебя наказывать! Ты сам должен понимать, что такое хорошо и что такое плохо, и нести это знание, и делиться этим знанием, и бороться против того, что плохо! — старик снова смеется.

Мора ежится непонятно от чего. Инквизитор в полном замешательстве от происходящего.

— Но… ведь я… — начинает говорить инквизитор, который за последние несколько недель осунулся и стал походить на скелет. Его тут же жестом останавливает старец и, посмотрев не столько на него, сколько на его силуэт, произносит:

— Ты старый, уставший мужчина, который приложил все свои силы, чтобы спасти всех, — в словах наставника мудрость, а говорит он так, будто бы все прекрасно знает, но ничего не хочет делать и никак не хочет применить свое знание. — Иди отдыхай, — на его лице появляется легкая старческая улыбка. — Завтра всех нас ждет длинный и тяжелый день. А послезавтра еще один, куда более длинный и куда более тяжелый… и мне уже пора спать… Так что не задавай никаких вопросов. Больше никаких ответов не будет. Всем на покой! — старик с трудом поднимается со скамейки, на которой восседал. Но, несмотря на слабость организма, связанную с возрастом, он полон жизни и сил. Старик быстро уходит, оставляя Мору и инквизитора наедине.