Превенция

– Тебе какой чай сделать? – спросила Катя, заглянув в комнату. – Чёрный или зелёный?

– Зелёный, пожалуйста, – улыбнулся я.

– Сделать… – передразнил её Серёга, что сейчас сидел на диване, глядя в одну точку на потолке. – Сделать чай… что за глупость, кто так говорит.

– А как надо? – по-настоящему рассмеялся я, поражённый придирками моего друга.

– Навести! Сделать чай, – рассуждал он, жестикулируя кистью правой руки в воздухе, – это когда она берёт дорогие чайные листья, заваривает их в маленьком чайничке, раскрашенном под гжель, а потом разливает в крохотные чашечки и вы с ней по глоточку, как на церемонии, выпиваете. А на кухне сейчас в огромную кружку положат дешёвый чайный пакетик, зальют кипятком и зажмут насыпать сахара – это называется навести.

– Как крошечную гостиную залом называть, так – пожалуйста, а чай извольте не сделать, а навести, – рассмеялась Катя, что стояла в дверном проходе. Она не успела уйти, когда мой друг начал говорить, поэтому слышала его монолог полностью. – Так под каждую тонкость слов не напасёшься.

– А пусть язык развивается, эволюционирует так сказать, – язвительно ответил Серёга, – не мёртвый всё-таки.

– Не всякое развитие полезно, так разнообразишь, что от старого ничего не останется, – улыбнулась она и скрылась в коридоре, но вскоре вернулась и пригласила нас к столу.

Мы великолепно пообедали. Катя предусмотрительно приготовила на двоих, прекрасно понимая, что Серёга тоже не прочь перекусить. Покончив с едой, и ещё немного побеседовав, мы начали собираться к отъезду. Хозяйка объяснила, как лучше проехать к Семёновке и даже показала дорогу на карте, что была открыта у неё на компьютере. Перед самым уходом Серёга с Катей вновь поссорились из-за пустяка: куда девать «Паралич пробуждения». Мой друг настаивал, что оригинал книги должен быть предъявлен Смольникову в доказательство его вины, однако Катя была категорически против, ссылаясь на то, что стараниями чёрных волонтёров Смольников прекрасно осведомлён обо всём произошедшем, поэтому не потребует никакой книги. Я предложил компромисс, на который они оба согласились, – сделать пять фотографий книги: обложка с двух сторон, оглавление и пару страниц, и тут же распечатать их на хозяйском принтере. Когда своеобразные бессмысленные прения сторон прекратились, мы вежливо попрощались и покинули квартиру.

Серёга был прав – дождя действительно не было. Солнце показалось среди серых тучек, ласково осветив Катин двор. Лучи красиво падали на машину, будто указывая нам путь, и, несмотря на то, что подобное освещение по-особенному подчёркивало грязные колёса и пыльные снизу двери, автомобиль всё равно смотрелся солидно. Это прибавило мне настроения, к тому же чувство голода теперь надолго отступило. Удивительно, как утолённые потребности и погода могут влиять на мировосприятие, ведь теперь всё вокруг не казалось мне таким мрачным и грустным, как прежде; хотя, возможно просто сказывалось приятное глазу окружение чужого двора.

Я устроился на сидении, пристегнул ремень, полной грудью вдохнул аромат кофе и попросил Серёгу включить музыку, чтобы скрасить путь до реки. Он тоже был весел: их милые ссоры с Катей всегда его забавляли, к тому же теперь в его руках был точный адрес писателя Смольникова, и это ли не повод плясать от радости такому ярому искателю приключений, как мой друг?

Он завёл машину, включил радио, порадовав меня музыкой, и выехал со двора в сторону окружной. Теперь нам предстояло проехать частный сектор и небольшую лесопосадку; до встречи оставалось ещё сорок минут, поэтому спешить было некуда.

Дома частного сектора отличались от тех, что стояли вдоль окружной дороги, своей ухоженностью и, конечно же, ограждением. Этот ужасный забор из «профлиста» сразу же возводило около девяноста процентов всех дачников, купивших здесь землю. Привыкшие к городской изоляции, они попросту не понимали, как соседи умудряются жить рядом, наблюдая друг за другом через сетчатый или деревянный забор, поэтому вокруг участка, ещё до основных работ, возводились эти заграждения, по цвету чаще всего тёмно-коричневые, за которыми весьма зажиточные, но очень трусливые люди прятались от всего окружающего мира. Гораздо более эстетично смотрелись кирпичные заборы, даже несмотря на то, что цель всех этих ограждений была примерно одинаковой – спрятаться. Кирпич, словно крепостная стена, элегантно скрывал роскошные владения, в то время как коричневые листы подло закрывали красивый вид.

– Уж лучше вообще без забора жить, – заявил я, указав на ряды подобных друг другу заграждений, – чем за таким убожеством.

– Недорогой, – отозвался водитель, – вот все его и ставят. Деньги на два этажа накопили, а на забор красивый нет, смешно… А у нас всегда так, – сказал он и махнул рукой, на секунду оторвав её от рычага коробки передач, – лишь бы, лишь бы.

Машина свернула с асфальтированной дороги на просёлочную. Солнце тем временем вновь скрылось за тучами, небо заволакивало непроглядной серой пеленой, но наше настроение, что странно, было всё ещё приподнятым.

На узкой дороге между двух рядов высоких тополей водитель поддал газу, и мы понеслись чуть быстрее. Спустя несколько минут мы проехали лесопосадку и свернули на единственную дорогу, ведущую к реке. Тогда, слева можно было разглядеть противоположный берег со стоящими на нём коттеджами. Реки не было видно – она располагалась в низине, но левее дороги на земле чётко проглядывалась линия обрыва. Там, внизу, обычно сидели местные рыбаки и обычные отдыхающие. Но лично меня всегда мало интересовала река с точки зрения практической, скорее, мне нравилось её эстетическое содержание: пейзаж с беседок отрывался действительно потрясающий, но особое впечатление, благодаря игривой игре солнца, водившего своими лучами по речной глади, производил замечательный серебряный блеск воды. Но в этот день о таком блеске можно было только мечтать.

На подъезде к беседкам, когда реку стало возможно разглядеть с дороги, нами было замечено, что течение сегодня крайне беспокойное; сильный ветер, что носился вдоль берега, отбивал всякое желание покидать тёплый салон; я лишь ненадолго опустил окно, как ощутил его свежее дыхание на своём лице.

Мы припарковались, натянули верхнюю одежду и, заприметив нашего собеседника издалека, направились к нему. Андрей уже ожидал нас в гордо возвышающейся над рекой белой деревянной беседке. На нём было чёрное пальто поверх тёплого свитера с длинным горлом, что по-особенному подчёркивал его острые скулы. Андрей сидел неподвижно и смотрел на воду, положив одну руку на бортик беседки. Когда мы были совсем близко, он, видимо, заслышав приближающиеся шаги, оторвал взгляд от серого, но всё ещё завораживающего пейзажа, повернулся к нам, оказавшись к реке спиной, и положил обе руки на окружённый сплошной деревянной лавочкой стол, что заполнял собой почти всю беседку. Обменявшись рукопожатиями и удобно устроившись внутри хлипкого строения, немного спасающего от ветра, мы приступили к обсуждению самых насущных проблем:

– Убили Смольникова, мясники? – с иронией поинтересовался Серёга.

– Пока нет, – совершенно серьёзно ответил ему Андрей. – Что вы знаете?

– Всё, что положено, – сказал он, раскинув руки и положив оба локтя на спинку лавочки. – Есть такой Арсений Смольников, живёт за пределами географии, по молодости торговал сомнительной литературой собственного производства. Благо никого не убил…

– Одним словом, ничего вы не знаете, – перебил его Андрей.

– Тогда расскажи.

– Главу из труда твоего учёного изъяли наши после нескольких несчастных случаев, а главу «Паралича» – сам автор. Не без наших настойчивых рекомендаций, разумеется.

– А я вопрос-то изучил, – усмехнулся Серёга, – сначала глава пропала, потом учёный, а затем и квартирку выставили подчистую, даже мебель исчезла. Правду говорят, что вы мародёры.

– Ну, поговори-поговори, – строго ответил на обидное заявление Андрей.

– А чего Смольникова-то не хлопнули?