Когеренция

Испытания в открытом мире начались месяц назад, в конце июля, но мало отличались от лабораторной работы. Киму поручали считывать мысли флюента, убеждать его в какой-нибудь нелепице или провоцировать нехарактерное поведение. Ким заставил владельца ресторана приготовить жутко солёный суп-пюре, внушив, что очередной посетитель похож на любовника жены ресторатора, хотя никакого любовника у неё не было или, по крайней мере, Ким об этом ничего не знал.

Он вынудил школьного учителя заявить классу, будто гравитация есть проявление божественной сущности мира. Поначалу идея вызывала у флюента сильнейшее отторжение, но затем укоренилась настолько, что для возврата нормального мировоззрения учителю потребовалась психотерапия.

После нескольких подобных инцидентов Ким стал замечать, что люди Фольшойера выбирают новых флюентов по принципу «этих не жалко». У него была когеренция с уголовником, отбывающим срок за создание «чучел»: виртуальных копий людей, которые вытесняют прототипов из сетевого пространства, овладевая их правами и имуществом. Во время когеренции уголовник сдал трёх подельников, за что Ким удостоился одобрения Фольшойера. Главной проблемой была спонтанная эрекция сидельца, который возбуждался от любого трения о штанины.

Скоро дождь сменился снегом, и как-то утром, выглянув в окно, вместо бурой желтизны Ким увидел лишь белый горб, словно холм накрыли сахарным колпаком. Роботы-уборщики, похожие на крабов, ползали по дорожкам, вытаскивая друг друга из снежных засад.

На утро 14 сентября назначили совещание расширенным составом: ожидалось, что будет директор «Талема» Юстиан и высшее начальство, а также руководитель технической службы, на визоре которого было написано «Конь в пальто» и которого все звали просто Конём.

Когда Ким явился, продувая на ходу визор от мокрого снега, в зале совещаний сидели Виноградов, Ирина Ивановна и Фольшойер. Юстиана не было и похоже не предвиделось. Киму показалось, что Виноградов нервничает: он то снимал свою бионическую руку, заставляя её сжиматься в кулак, то надевал снова, свирепо двигая пальцами.

Скоро в кресле рядом с ним возник Кролик: куратор проекта, ни внешность, ни место нахождения которого Ким не знал. Трудно сказать, как он сам представлял своё появление, но для сотрудников «Талема» он выглядел человеком в костюме с очень натуралистичной, разве что чрезмерно большой, головой кролика. Ким всегда любовался качеством текстур и рефлексами на мохнатой мордочке и подозревал, что своеобразие этой маски – одна из проказ Коня. Сам Кролик, вероятно, видел себя в образ льва или, допустим, астронавта, и говорил с напором, не характерным для кроликов.

Его боялись. Даже Фольшойер, обычно настойчивый и резкий, сбавлял тон при появлении Кролика. Тот окидывал присутствующих чёрным, похожим на маслину глазом, и со зловещим добродушием задавал вопросы, которые ставили Фольшойера в тупик.

– А вы, господин Фольшойер, когда выбираете флюентов, думаете о возможных психических последствиях для них? – интересовался Кролик.

Тот поспешно отвечал:

– Конечно. Обязательно думаем. Мы проводим всестороннюю оценку психики. Все они проходят курс реабилитации. Но мы должны обеспечить широту выборки…

– Я это знаю, – оборвал Кролик. – Советую в ближайшее время не думать об этом слишком много. Это не ваша прямая забота. У нас достаточно психологов, которые помогут флюентам жить лучше, чем до участия в программе.

– Я понял, – визор Фольшойера кивнул.

– Хорошо, – лаковый глаз осмотрел присутствующих, задержавшись на Киме чуть дольше. – Хорошо. Можем начинать?

– Не совсем… – заёрзал Виноградов. – Мы ждём ещё начальника технического отдела. Где, чёрт возьми, эта Лошадь в кимоно?

Конь явился минуты через три, и всё это время Кролик мучил собравшихся улыбчивым молчанием. Юстиан так и не появился.

– Хорошо, – повторил Кролик. – Я хочу, чтобы мы все уяснили: от нас ждут результатов. И ждут скоро. Вам понятно, что такое результаты?

Все кивнули.

– Я предлагаю изменить терминологию: с этого дня мы заканчиваем эксперименты и начинаем тренировки. И устанавливаем срок – начало октября. После этого мы должны быть готовы действовать. Пора приносить пользу. Возражения есть?

Заговорил Виноградов:

– Когеренция пока слишком непредсказуема для практического применения. Мы наблюдаем множество эффектов, которые делают каждый эксперимент по своему уникальным. Мы далеки от того, чтобы формализовать процесс и гарантировать стабильный результат. Я считаю сроки чрезмерно оптимистичными.

– А что предлагаете вы?

– Нужно минимум два года.

– Два года? – уши Кролика прижались к голове, и морда приобрела диковатый вид. – Два года? От нас ждали результата ещё вчера, я даю вам целый месяц. Господин Виноградов, это не предмет торга.

– Слишком рискованно! Результаты отдельных когеренций отчасти случайны, то есть объясняются уникальным сочетанием психического состояния и опыта флюента, а также спонтанными решениями перцептора, что не позволяет…

Кролик дёрнул носом, и губа его поднялась, обнажая зубы:

– Весь проект рискован. Но мы не единственные, кто реализует его. В этой борьбе выживет сильнейший.

Виноградов хотел возразить, но Кролик оборвал:

– Это очень дорогое удовольствие. Суточная выработка ядра «Талема» выше, чем энергопотребление Калуги. Есть расходы на инфраструктуру, подготовку флюентов, страховые взносы. Нам нужно показать товар лицом, иначе проектом займутся команды, у которых лучше поставлено управление рисками.

– Как скажете, – произнёс Виноградов.

Глаз Кролика опять нацелился на Кима. Он казался выпуклым, полупрозрачным и почему-то очень большим. Ким тряхнул головой и продул стекло визора. Глаз был чуть крупнее смородины, но Кима затягивало в него, как в микроскопическую чёрную дыру. Кролик спросил:

– А что скажет сам перцептор? Как он оценивает свою готовность?

Ким вздрогнул. Ему показалось, Кролик видит его пристальный взгляд даже через визор. Он проговорил как можно ровнее:

– Несложные задания я выполняю стабильно. Сейчас эксперименты стали сложнее, получается хуже… Точнее, я никогда не знаю результата заранее. Каждый раз начинаем с нуля. Люди очень разные.

– Но у них есть что-то общее, – возразил Кролик. – А что вы называете «несложным заданием»?

– Эмоционально нейтральное, которое не вызывает у флюента внутренней борьбы. Сложить мозаику, систематизировать картинки, нарисовать что-нибудь.

– А если задание противоречит природе флюента?

– Не знаю. Эмоциональная окраска осложняет работу, флюент становится менее предсказуемым, могут возникнуть ненужные ассоциации. Если действие требует внутреннего преодоления, для создания мотивационной структуры нужно хорошо знать человека. Иногда эмоции помогают.

– Вы можете заставить человека делать что-то противоестественное?

Ким пожал плечами.

– Мы ещё не пробовали…

– Так попробуйте, – мягко проговорил Кролик, поворачиваясь к Виноградову. – Кто следующий флюент?

– Куприн. Сантехник из Плеснёвки, – сказал Виноградов и тут же уточнил: – Это жаргонное название района в четвёртой зоне.

– Хорошо. Опишите этого Куприна.

Слово взял Фольшойер:

– Работник коммунального сервиса, 53 года, женат, двое детей.

– Пьёт?

– Выпивает изрядно, но только по пятницам и в выходные. Среди недели нечасто.

– Что за задание? – допытывался Кролик.

– Во время когеренции перцептор должен выполнить серию упражнений. Первое – достать информацию о важных событиях флюента, случившихся в 1991 году. Второе – во время работы оставить метки краской…

– На какое время назначена когеренция?

– На следующий вторник.

– Перенесите на вечер пятницы, – отрезал Кролик. – Я меняю задание. Убедитесь, что флюент хочет употребить алкоголь и во время когеренции воспрепятствуйте этому. А мы проверим, насколько трезвым он будет в пятницу вечером. Всё. Это единственное задание.