Страница 3 из 14
–А причем здесь ЦРУ? Он вроде там на службе не состоял, да и следствие по делу об убийстве Кеннеди вела комиссия Уоррена, а не ребята из Лэнгли.
–Но ведь кто-то же предоставлял информацию этой комиссии! – скептически пожала плечами Синтия. – И потом, Билл, не будь дураком – посол, выезжая за границу, автоматически становится агентом ЦРУ. Не притворяйся, будто не понимаешь, что это так… И вот я думаю, может быть, он и впрямь собирал все эти данные по просьбе Лэнгли… Как бы то ни было, тогда они остались невостребованными. По какой-то причине следствие по делу о возможном убийстве Кеннеди кубинцами комиссия свернула. А потом, когда Чарльзу вежливо указали на дверь в Госдепартаменте, и он два года никак не мог найти себе достойную работу, он вдруг решил обнародовать результаты своего, неофициального следствия и направил их с докладной запиской своему бывшему руководству в Трумэн-холл.
–И какова была их судьба?
–В том-то и дело, что движения по бумагам не было никакого. Он ждал, ждал, а ему все не отвечали и не отвечали…
–И ты думаешь, это отчаяние стало поводом для самоубийства? – спросил шериф.
–Сам же говорил. Какое-то сакральное воспоминание поселяется в душе, много лет не дает покоя, а потом, после попойки, вылезает какими-то жуткими ассоциациями, приводящими к уходу в мир иной!
–Мда… Все возможно… Как теперь угадать… Мне очень жаль, Синтия…
–Перестань, – отмахнулась вдова.
–Мне очень жаль, – продолжал шериф, – но мы должны будем сообщить об этом в ФБР. Смерть посольского работника, хоть и бывшего, все же – их компетенция. Так что, думаю, тебе правильнее будет рассказать все это ребятам из Бюро.
13 апреля 1971 года, Вашингтон, округ Колумбия
Агенты ФБР Дадли и Стивенс сидели в служебной машине Бюро, направлявшейся в Арлингтон, где им предстояло разобраться в деталях давешнего самоубийства бывшего посольского работника Чарльза Уильяма Томаса.
–Вчера русские праздновали 10-летие полета их человека в космос, – глядя в окно и созерцая бегущие вдоль дороги высокие пальмы, сказал почему-то Стивенс. Коллега будто не слышал его, мысленно уже приступив к расследованию.
–Самоубийство в таком возрасте… – задумчиво пожимал плечами Дадли, листая досье покойного Томаса.
–А чему ты удивляешься? Обычно, именно в этом возрасте все и происходит, – объяснял Стивенс, все еще, несмотря на долгие годы совместной работы, ощущавший себя своего рода наставником Роджера. – Человек, перешагнувший грань средних лет, невольно оглядывается назад и, поняв, что ничего не добился и шансов изменить что-то в жизни у него практически нет, пускает себе пулю в лоб. Во всяком случае, из показаний его жены следует, что именно такое положение дел в его жизни заставило его пойти на такое.
–Кстати, а почему он ничего не добился? Вроде бы начало было хорошее – окончил престижный университет, кажется, Северной Каролины, потом начал дипломатическую карьеру в Латинской Америке. Учитывая, что ваши ЦРУ-шники делали всех, кто туда выезжал, своими шпионами, перспективы это назначение ему сулило неплохие… Потом… вернулся в Вашингтон, в Госдепартамент, начал там неплохо работать…
–В том-то и дело, что неплохо, – продолжал разъяснять Стивенс. – «Неплохо» для дипломата – это мало. Это не рутинная работа, которую может выполнять любой клерк, и не сыск, в котором возраст не определяет цену человека, вынужденного день и ночь бороться с преступностью, которой меньше не становится. Там нужны достижения, понимаешь? Три-пять лет на вторых ролях – и тебе начинают вежливо указывать на дверь. Место-то ведь под солнцем, и молодых, дерзких, обладающих связями и навыками специалистов, грезящих желанием занять его, пруд пруди. Раз не имеешь достижений- подвинься. Так что ему ничего не оставалось делать, кроме как подать в отставку.
–А если бы не подал? – спросил Роджер.
–Стал бы работать дверным ковриком у таких вот молодых да ранних, наподобие тебя.
–Ну и работал бы, подумаешь, – хмыкнул Дадли. – Госдеп все-таки!
–Это ты так считаешь. А для истинного дипломата, выпускника университета Северной Каролины, такие перспективы кажутся унизительными. Он уволился, конечно, чтобы не занимать явно чужого места, и стал искать себе работу, что в нашей стране недостижимых возможностей практически нереально для человека 45-47 лет.
–А чего же его ведомство не помогло ему в этом? Такого специалиста – и бросили на произвол судьбы? – недоумевал молодой, но уже достаточно опытный агент.
–А ты часто слышал, чтобы государственный орган после отставки протягивал бывшему чиновнику руку помощи? – с горькой ухмылкой отвечал вопросом на вопрос его старший товарищ. – Нет, парень, в нашей государственной системе – как и в любой другой – отставка означает смерть. Конечно, если только «при жизни» ты не занимал пост из высшего звена. Там уж они своих не оставляют. Во всех остальных случаях ты рискуешь познать все «прелести» существования маленького американца.
–Надо же, а я думал, только в нашем ведомстве такой бардак, – протянул Дадли.
–Этот бардак родился еще при Вашингтоне и будет жить, пока жива Америка.
–Печально… Но все же я не понимаю, почему именно нас поставили заниматься следствием по этому делу. Сам же говоришь, к высшему звену этот парень не принадлежал и вообще…
–Ты как был невнимательным, так и остался, – не уставал наставлять и подкалывать своего коллегу Стивенс. – Читал же его досье, цитировал даже. Работал-то ведь он в Латинской Америке.
–И что?
–А в 64-ом – в Мехико.
–И что?!
–На чем мы закончили следствие, порученное нам Бюро 7 лет назад, помнишь?
–Черт тебя дери, Уолли, – не выдержал Дадли. – Ты становишься похож на своего приятеля Энглтона. Тот со своей шпиономанией стал уже комической легендой Управления, и ты, как видно, пообщавшись с ним, воздушно-капельным путем подхватил тот же самый недуг. А?
–Во-первых, – терпеливо проглотив оскорбление, говорил Стивенс, – именно в ту пору в Мексике шли активные следственные действия, проводимые как нами, так и Сегуридад по поиску причастных к убийству Джей-Эф Кей. Ты верно подметил, что все наши тамошние дипломаты были связаны с ЦРУ прочной нитью. Уинстон Скотт никого не оставлял «без внимания». И всего, что они в ту пору, когда виновники смерти Президента столь же активно прятались по своим норам, сколь активно мы их искали, узнали, они ни тебе, ни мне никогда не расскажут. Возможно, этот Томас был осведомлен о каких-то контактах Сильвии Дюран, будь она неладна, или того же Освальда в бытность его туристом в Мехико. Каждый камень, каждый закоулок в этом проклятом коммунистическом островке в Латинской Америке – все знает об Освальде и его сообщниках нечто, которого не знаем и никогда не узнаем мы. И тайны эти охраняются как зеница ока. Представь себе, если кто-то, кроме нас, сейчас вдруг к ним притронется… А во-вторых, инициатива по привлечению к расследованию наших специалистов исходит – ты будешь смеяться – именно от Энглтона. Он связался с нашим руководством и категорически настоял, чтобы оно взяло на контроль расследование смерти человека, который мог быть носителем пусть даже самой маленькой тайны.
Дадли понял его и задумчиво, с оттенком горькой иронии, произнес:
–Получается, пока он был жив, об него все вытирали ноги, нисколько не задумываясь о тайнах, которые он мог разгласить и не заботясь об их сохранности. А сейчас…
Стивенс же смотрел куда глубже и видел куда больше своего молодого коллеги.
–Не забывай, – сказал он, – что ты живешь и работаешь в государственной системе. Единственное, что ее по-настоящему волнует – это она сама. Начни Томас при жизни трепаться о том, о чем он был осведомлен – система живо свернула бы ему голову, так как он начал бы представлять для нее опасность. В остальном, как я уже говорил, он был ей не интересен. А сейчас эти его тайны могут стать достоянием гласности помимо его воли. И система вновь делает все, чтобы этого не случилось…