Страница 9 из 27
‒ Почему это я браконьер?
‒ Да потому, что я тебя, как хозяина груза указал, а сам водилой представился. Ну-ну, потише с кулаками – шучу я. На случай предъявы за браконьерство, у нас классная отмазка есть. Лягушек-то мне люберецкие охотоведы в кузов живыми побросали – они там уже заморозились. А даже ты знаешь, что тварь эта без всякого вреда для здоровья разморозиться может. Значит, пришить нам убойную статью не выйдет, скажем, мы их так, как бы на экскурсию возили, обратно вернёмся – отпустим.
Я перевел дух.
‒ Но проблема с вывозом остаётся: убедить таможню, что экскурсия эта в Париж, не прокатит.
‒ А что таможня?
‒ Добро не даёт, идите, говорит, думайте.
‒ Так мы же уже думали, даже в расходах учли.
‒ Это само собой, без этого пройти таможню на КАМАЗе, что игольное ушко на том же транспортном средстве, даже если ты на самом деле святую воду в Ватикан везёшь. Тут в другом дело. Надо такое название для нашей живности придумать, чтобы в декларацию безбоязненно вписать.
‒ А…
‒ Слово «царевны» не предлагать: пойдём чалиться за организацию проституции в международном масштабе. Ты «Повесть о Ходже Насреддине» читал? Он там озеро на воробья выменял с помощью переименований, вот бы его сюда: в золото свою Гюльджан одел бы.
Наконец, после тщательного изучения Даля (по памяти) и УПК, одолженного на таможне, решили обозначить груз, как «крио-сувенир – продукт народного промысла». Таможенник, пряча в карман нашу презумпцию невиновности, сказал: «Можете ведь, когда хотите! Идите в очередь вставайте. Нет, нет, не могу, там все, такие, как вы. Для других во-о-он та очередь есть, видите?».
Мы видели. Делать было нечего, пошли номерок на руке писать. В общем-то дела были не так плохи – к завтрашнему вечеру должны были товар сдать.
Однако на безоблачном небосклоне у самого горизонта замаячила, разрастаясь и грозя поглотить весь навар, грозовая неожиданность. Погода оставалась жаркой, двигатель глушить было нельзя: холодильник требовал корма. Внезапно выяснилось, что, если мы ещё сутки-двое тут покоптим, расходы на нефтепродукт перекроют ожидаемые выгоды.
Для спасения нашей концессии, я решил тряхнуть стариной. Прикинул теплоотдачу фуры, подсчитал требуемую мощность холодильной установки и вывел оптимальный график работы двигателя нашего ковчега. Получалось, что, заводя и глуша мотор по графику, можно уложиться в смету. Увидев меня, схожего с роденовским мыслителем (из-за жары я был практически голым, только локоть не на колене, а на капоте), друг поумерил стенания и приступил к составлению графика дежурств.
Однако главное было впереди. Часа в три ночи меня разбудил жуткий грохот: кто-то колотил по железной крыше нашего рефрижератора. Вываливаюсь из кабины, гляжу – Афанасий Люберецкий приколачивает доску к крыше.
‒ Ты чего?
‒ Щель тут, надо заделать.
‒ Ночью?
‒ Немедленно, невзирая на часы. Лягушки разморозились, вылезают, зелень пузатая.
Подтверждая его слова, с крыши рефрижератора на меня спикировало что-то холодное и скользкое.
‒ Как разморозились? Я ведь считал…
‒ Ты только не обижайся, я тут решил немного соляры сэкономить.
‒ Да ты …!
‒ Сам это слово, кто же в инженерных войсках без запаса считает? Да ты орать будешь или товар ловить? Вон они по всей стоянке разбрелись, пасутся.
Стали мы с ним лягушек ловить и обратно в холодильник забрасывать. Один забрасывает, а другой на воротах стоит: желающих погулять не пускает.
‒ Ты не просто кидай, – покрикивает на меня товарищ по охоте. – Ты считай, сколько закинул, а я постараюсь – сколько выпрыгнуло, приход-расход положительный должен быть. Да в меня-то зачем? Потом славою сочтёмся, а одна штука помнишь, сколько стоит?
Я вспомнил и взял себя в руки.
‒ А французы штрафные санкции не выставят, что у нас лягушки не расфасованы?
‒ Не-е-е, такого пункта в договоре нет, а мы ещё и рефрижератор опломбируем – скажем, таможенники. Я вообще практически договорился вместе с машиной товар задвинуть.
Что тут скажешь, в любых обстоятельствах он сохранял присутствие духа и коммерческую смекалку. Мне кажется, что, если было бы нужно, он и вправду мог израильские листовки палестинским моджахедам недорого продать.
С тех пор я кредиты на замороженные продукты не выдавал: инстинктивно боялся, что «ножки Буша» тоже, невзначай, разбегутся по дороге. А лягушачий бизнес как-то сам собой угас. Дуримар говорил, что лягушки быстро закончились. Недавно был в Люберцах, подошёл к пруду: действительно, лягушек не видно, не соврал Афанасий Люберецкий.
Эпизод девятый. Отдохнём наконец,
Или свадебное путешествие на пятнадцатом году семейной жизни
Вот вам миленький рецептик,
Как привлечь вниманье мужа,
Если красоту он вашу
Перестал вдруг замечать.
Вымажьте лицо кремами,
Свёклой щёки напомадьте,
А на веки прилепите
Пару свежих огурцов.
И внимательно следите,
Чтоб при вашем появлении
Муж любимый не собрался
По карнизу улизнуть.
Вы ж держите под рукою
Две таблетки валидола,
Кислородную подушку,
Камфару и нашатырь.
А пока приводят в чувство
Оошалевшего супруга,
Быстренько с лица сотрите
Все косметики следы
И, очнувшись, муж воскликнет,
Обливаяся слезами,
Ты вернулась, дорогая!
Здравствуй, милая моя!
Подражание Г. Б. Остеру
Тем временем в семейный бюджет пришло изобилие, как я его тогда понимал. Поэтому на радостях решил через 15 лет после свадьбы свозить жену в свадебное путешествие. Дело было в начале 1992 года, и мы с ней ещё не привыкли к ощущению полного кошелька. Это я про рубли, доллары тоже уже видели, но издалека. Сказано – сделано. Купил путёвку, и в составе группы интересующихся двинули мы на родину Гюго с Оноре де Бальзаком.
Накануне, в первом часу ночи, перед отбытием, раздаётся звонок в дверь. Открываю – на пороге мой друг-кооператор, спец по нижнему белью.
‒ Привет, заходи, случилось что?
‒ Это у тебя скоро случится!
Не то что бы я испугался, а всё же, как говорил мне впоследствии следователь-важняк»: «Ты у нас банкир? Банкир. Значит, что-нибудь, да найдём!»
В прихожую выскакивает жена:
‒ Ой, Серёжа! Проходи! Принёс?
Я окончательно теряюсь:
‒ Что принёс? Кому? Что тут происходит?!
‒ Не ори! Детей разбудишь! Давай, а сам проходи, чайку попьём, на жизнь пожалуемся, – предлагает жена другу.
Тот достаёт аккуратно перетянутую резинкой от трусов пачку долларов и протягивает жене:
‒ Девяносто два.
‒ Сейчас, – отвечает жена, бросается на кухню, хватает кастрюлю с гречкой, купленной по-советски – с запасом, выкапывает из сельхозпродукта семейные сбережения и протягивает гостю. ‒ Держи!
(Тут недоверчивый читатель может задать вопрос: «Почему это у банкира деньги в гречке, а не в банке?». Да потому, что жена считала кастрюлю понадежнее моего банка и оказалась права).
‒ Спасибо!
‒ Тебе спасибо!
‒ Может, прекратите обмен комплиментами и объясните, что тут за подпольная меняльная лавка?
Жена посмотрела на меня презрительно:
‒ Как не мог ты в доме гвоздя забить, так бесполезным и остался. Что же я, без денег, с одной любознательностью и тобой в придачу в Париж направлюсь? А детям подарки? А скатерть приличная? А родителям – ничего?!
На этом месте я понимаю, что сейчас вместо свадебного вояжа получу печальную повесть о пятнадцати годах мучений с мужем-романтиком.