Страница 20 из 27
Второе.
Тем не менее, деньги своих друзей мой предшественник успел отправить на тот свет – в Петропавловск-Камчатский. Мне же предлагалось востребовать кредиты досрочно у приморских братков.
Третье и самое приятное.
Выяснилось, зачем это акционеры, не внесшие денег, тем не менее умудрились собрать собрание, уволить бедолагу и заочно назначить меня. Он отказался (какая наглость!) «взять на грудь» выбитый военно-промышленным тараном из ЦБ СССР кредит и раздать его предприятиям министерства. Наши оборонщики и не такое придумывали, а уж проект – повесить ответственность за кредит на коммерческий банк и его начальника, а самим освоить денежку, выдали «на гора» мгновенно.
Однако предшественник оказался «битым фраером», уже посидевшим в СИЗО КГБ, и принимать кредит из ЦБ в одном пакете со сроком отказался. Тут-то в прицеле доблестных оружейников и возник недалёкий честолюбивый карьерист в моём лице.
Приняв дела, я взгрустнул. С одной стороны, не хотелось отказываться от жизни трутня – шинковщика капусты, а с другой, и не хотелось закончить так, как обычно заканчивают трутни в улье.
Однако долго грустить не пришлось: позвонил родитель. Его всё-таки беспокоила судьба пропитого имущества. К тому же я числился директором его филиала, хотя одновременно уже работал ещё в двух банках – Нормальном и Секретном. Причём в моей трудовой книжке были только записи о приёме на работу и ни одной записи об увольнении. (Это обстоятельство вкупе с упоминавшейся выше коллекцией записей принят-уволен с полугодичными интервалами за 1980–1984 годы чуть не испортило мне впоследствии приятного общения с инспекторами биржи труда. Они никак не могли поверить, что я в свою трудовую книжку никогда не заглядывал, правил приёма и увольнения не знал, а отдел кадров в тогдашних банках считался пережитком социализма).
‒ Дела принял? – спросил отец.
‒ Принял.
‒ И как – дела?
‒ Да так, что ты, может, последний раз со мной без адвоката разговариваешь.
‒ Интересные дела! Излагай, только факты, а не жалобы в Amnesty international.
Излагаю факты.
‒ И из-за этого ты растираешь телефоном сопли по лицу?! Значит так:
Первое. Денег никаким друзьям не отдавать. Объяснишь, что непременно, скорее всего вернёшь, как только всё наладится. Впрочем, лучше ничего не говори, на работе к телефону не подходи, а в банк они через режим секретности не прорвутся. Место жительства на время лучше смени – «заляг на тюфяки», как советовал Марио Пьюзо.
Второе. Не вздумай просить у заводов обещанных взносов в уставной фонд. От доблестных героев тыла никто и никогда денег не получал, а нытиков-просителей они не любят.
Третье. Про средствА, сгинувшие в районе долины гейзеров, забудь. Кредиты отрази в балансе как спонсорскую помощь региону восходящего солнца. Мы ещё везде тебя показывать будем, как пример социально ответственного бизнесмена в гипертрофированной форме.
‒ Подожди, а как же работать без денег?
‒ А вот это четвёртое. Когда, говоришь, монеты из ЦБ получить можно? Как только всё оформишь? Значит, если не лениться, завтра, а лениться – на неделе. А отдавать когда? Через два года? Так чего ты руки заламываешь, как Майя Плисецкая? Бери: «за это время кто-нибудь обязательно помрёт или эмир, или ишак, а потом разберёмся, кто лучше знал богословие!». Да, не удумай добытые финансы министерской ватаге в кредиты раздать, если сладкая жизнь дорога!
‒ Как же я им не отдам? Они вон, у банковских помещений уже дозорных выставили с рациями – стерегут.
‒ Эх, всему тебя учить! Ты сначала разработай порядок выдачи кредита. Думаю, если постараться, месяца три-четыре на это уйдёт. Потом собери коллегию министерства для утверждения этого самого порядка. Если я ещё нюх не потерял, они там должны все доутверждаться по «самые это, ну тебе по пояс будет», подводя правила под себя и выводя из-под коллег. Люди они серьёзные, полагаю – раньше, чем через год, ссориться не перестанут. В это время ты в глубокой тайне выдай пару кредитов заводу, где наш предсовета директорствует, он станет тебя прикрывать, в надежде получить ещё. Глядишь, уже время – долг ЦБ возвращать, а ты ещё кредитовать и не начинал. Тогда запускай своих бронебойщиков опять в ЦБ, раз они так умело его пользуют, и всё опять по новой: сначала деньги, потом порядок выдачи, коллегия и так далее. Ну как, я ещё не «мёртвый волк»?
‒ Живее всех живых! Спасибо! Ну, поехали!
Стали мы с главным бухгалтером документы на получение пайка из ЦБ готовить. Да только в ЦБ из условий такой лабиринт соорудили – куда там Дедалу с Минотавром! Однако мало-помалу, кое-как что-то состряпали. И всё же одно препятствие стояло Берлинской стеной между мной и Эльдорадо. Не хватало нам требуемой величины уставного капитала. Что делать – ума не приложу.
В этом месте ЦэБэшного лабиринта, Ариадна ‒ главный бухгалтер и говорит:
‒ Это элементарно, Ватсон! Простите, забыла ваше отчество. Какой, говорите, капитал нам нужен?
Берёт письмо в ЦБ, где был описан весь наш экстерьер, и впечатывает в него необходимую величину этого самого капитала.
‒ Что вы делаете?!
‒ А что? Мы сейчас ксерокопию с письма снимем – заметно, что цифра после впечатана, не будет.
‒ Да разве в этом дело? Письмо и перепечатать можно. Но от этого подлог не исчезнет!
‒ Ах ты божешь мой! Держите меня трое! Подлог! Слова-то какие – чистый прокурор! Да если бы мы в министерстве творчески к делу не подходили, обороноспособность страны давно бы порушилась, поскольку не видать бы нам финансирования, как мне поездки в Париж! А перепечатывать письмо я не стану, ночь уже на дворе, муж ни за что не поверит, что я с таким интересным мужчиной письма перепечатываю.
Этим последним она меня окончательно покорила – подмахнул я ксерокопию письма (на всякий случай, левой рукой, чтоб потом можно было сказать, что подпись не моя).
И что вы себе думаете? Получили мы из ЦБ свой «аленький цветочек»! А сладкоголосую сирену я вскоре отправил в Париж за счёт заведения. Так что и её мечта сбылась.
Эпизод третий. Подпольщики
«Строгий секрет. Государственная тайна… кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не можете этого знать!»
Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-Бей
Полгода пролетели в радостных заботах по выдавливанию соков из государевых денег. За это время разгон инфляции достиг таких масштабов, что можно было и в самом деле начать кредитовать оборонку. Рубли так стремительно превращались в пыль, что вернуть займ ЦБ не представляло труда, а пыль от рублей можно было заводам и подарить, чтоб не плакали о возврате. (Как и обещал отец, эмир помер).
В результате я стал уважаемым членом общества. Мне даже после произнесения тоста: «Во славу русского оружия!» позволялось пить не до дна. Чудо-богатыри делали скидку на мой малый вес. «Ладно, отстаньте от него, ему ещё деньги считать!» – говорил Святогор – предсовета. Надо отдать ему должное – лучшего начальника за всю жизнь я не встречал.
Он простил мне даже отсутствие на рабочем месте в переломный момент истории – 19 августа 1991 года – и не оказание помощи ГКЧП. Сам-то он издал приказ всемерно поддерживать это начинание. Вы не поверите (потому что никто не верит), но в это время я отдыхал с семьей в Форосе (местечко выбрал, а?), поэтому всё судьбоносное пропустил вместе с Горбачёвым.
Как-то, по-моему, в ноябре 1991 года, звонит Святогор мне в кабинет.
Да-да, теперь у меня был собственный кабинет! Раскинулся он на месте бывшего склада (для швабр, половых тряпок и пр.), отбитого у заведующего этим складом в честной аппаратной борьбе. (А завскладом-то, чистая душа, при нашем первом разговоре нагло заявлял, что ноги моей не будет на его родовой территории).
Для оценки достигнутого мною положения в обществе, нужно отметить, что звонил он по «вертушке». «Вертушка» ‒ это телефон правительственной связи. Наличие его у меня было предметом моей гордости, поскольку «вертушку» ставили только номенклатурным людям, в качестве знака отличия ‒ нечто вроде генеральских погон. Предполагалось, что значительным персонам для обсуждения важных государственных вопросов требуется особая связь. Однако, к моему удивлению, 99% звонков сводились к просьбам решить бытовые проблемы. Первый, как сейчас помню, был звонок замминистра, просившего купить ему топор.