Страница 4 из 8
В народе пятаки уважали, сурьезная монета, вес имеет. Ежели скопить надо, откладывали пятаками. Даже игра появилась – один в руке зажмет пятак и говорит: «Орел или решка?» Надо угадать. Потом пальцы ладони разомкнет и смотрят, ежели кверху орлом лежит, значит «орел», а ежели вензелем – значит «решка», ну т. е. решето. Мало кто из крестьян понимал, что значат эти иностранные буквы, соединенные между собой. Переплетение чем-то напоминало решето, вот и прозвали эту сторону монеты «решкой».
Титов младший пересчитал пятаки, все верно. Но как унести казну? Вес немалый. Максим пожалел, что не взял лошадь.
Пришлось складывать деньги в кожаные мешки и тащить на себе через плечо.
Крестьянин, торговавший кирпичом, уже собирался домой, когда Титов приволок ему деньги за материал.
– Вижу, паря, что не соврал, ассигнация выходит действительно настоящая. Только вот нетути у меня кирпича более. Все расторговал.
Максим был вне себя от злости, столько трудов, и напрасно.
– Не тушуйся, паря, – похлопал его по спине мужик. – У меня дома есть, жарим ежедень, глины у нас в волости знатные, кирпич привезу завтра, коли не передумал.
– Ну тогда и деньги завтра!
– Нет, мил человек, деньги давай сейчас, мне так сподручнее. Ты не тушуйся, я не обману. Звать меня Кузьма Петров сын, любого на торгу спроси, все про меня ведают, и никто тебе слова худого не скажет.
Максимке очень не хотелось тащить домой полтора пуда меди и он нехотя согласился.
– Сколько денег в мешке?
– Пять рублев в каждом.
– Скидывай три мешка, я дома сочту без обмана.
– Так за червонец же рядились?
– Это ежели бы ты серебром дал, то за червонец, а медью надо полную цену платить.
– Бог с тобой, скряга, – махнул рукой Титов и отдал крестьянину три мешка с деньгами из пяти. Плечу стало гораздо легче.
– Подвести тебя, любезный? – спросил торговец.
– Не надо, я сам дойду, не тяжело теперь.
– Ну как знаешь, куда завтра привозить, на Зеленю?
– Туда.
– К полудню подъедем.
– Обожди-ка, – вдруг вспомнив еще одно отцовское поручение, спохватился Максим, – а подпятный кирпич можешь сделать?
– Отчего же нет, какой надо такой и вытолкаем, в печи обожжем, износу не будет.
– Завтра, как обычный кирпич привезешь, татя мой скажет, какой надобно для клейм изготовить.
– С превеликим удовольствием, мы уже делали такой на Вожбале для церкви и тут в Тотьме, знаем, не оплошаем, однако.
Максим пошел назад. Он понимал, что отец не похвалит его за то, что отдал деньги под честное слово, но с другой стороны, сам и виноват, что не отложил товар. «Ну да ладно, Бог не выдаст, свинья не съест. Зато нашел мужика, который подпятный кирпич изготовит, тоже дело важное» – думал про себя парень.
– Господин Титов, откуда путь держите?
Максим остановился, повернул голову. Рядом с ним остановилась крытая повозка. В ней гордо восседала купчиха Черепанова. Она отворила дверцу кибитки, явно хотела поговорить.
– К дому направляемся, – уважительно ответил молодой человек.
Купчиха сверкнула глазами.
– Не желаете поехать со мной? Могу подвезти до самой избы.
– Простите великодушно, – Максим даже оробел, – мне как-то неудобно.
– Полезай, вижу, что тяжело тебе с мешками. Что несешь, гвозди?
– Нам пока гвозди не надобны, мы не плотники, а каменщики, – ответил Максим.
– А что же тогда?
– Деньги!
– Продал, что ли, чего?
– Нет, купил, а это остаток, вот и пру назад этакую тяжесть.
– Так вот оно что. А мне как раз медь нужна, не хочешь ли разменять?
– Мне неловко как-то.
– Ладно, – купчиха снова стрельнула глазами, – отсчитай рубль, я завтра в монастырь на богомолье иду, раздам нищим.
– У меня только пятаки, – предупредил Максим.
– Еще лучше, нищие будут только рады. Нонеча на полушку ничего и не купишь, а тут барыня пятаком одарит, век молиться за меня будут.
Максим развязал один из мешков, отсчитал двадцать пятикопеечников.
– Куда скласть?
– Отдай кучеру!
Максим протянул деньги вознице, тот сунул их в какой-то ящик на облучке.
– А теперь садись, господин Титов, прокачу.
Максим покраснел, он подумал, что рубль, который он отдал вознице пропал, но попросить закончить размен у купчихи он не решился. Титов залез в повозку, сел напротив Черепановой.
– Гони, – скомандовала она, и кучер, хлестнув коней, погнал к дому.
Если бы не крытый полог возка, сидящие задохнулись бы в пыли, а так ничего, только трясет на ухабах.
– Забыла совсем, – Черепанова улыбнулась Максиму, – вот вам за размен.
Она достала ридикюль, откуда только в тотемской глубинке такая вещица, открыла его и протянула Максиму новенький серебряный рубль с портретом императрицы Екатерины.
Титов с благодарностью принял монету, повертел в руках, заметил, что локон на прическе императрицы точь-в-точь как у Черепановой, и одета купчиха не как дома, не по старой русской моде, а в платье из тонкой персидской ткани в несколько рядов.
– Буду хранить этот рубль, – зачем-то сказал он.
– Почто же?
– Да так, на память, – смутился Максим.
– Ну, подумаешь, рубль, не велика память, память это другое, это чувство волнительное, когда вспомнишь о чем-то, и на душе томно становится. У тебя были такие воспоминания?
– Не было, – честно признался Максим.
– Будут еще, – улыбнулась купчиха и опять стрельнула глазами.
– Приехали, барыня, – крикнул с облучка возница.
Максим выглянул в окно. Повозка остановилась напротив избы, где они с отцом проживали но время строительства. Хозяйка дома готовила и стирала на них. Они платили ей по копейке в день за постой, по пятаку за еду и все остальное.
Артельные мужики конечно жили попроще, в одной общей избе и готовили сами по очереди, но ведь Титовы не ровня простым каменщикам. Федор – старший в артели. Максим – вообще грамотей, не хуже писаря дела понимает.
– Прощайте, Максим Федорович, – сказала Черепанова, – придете за деньгами к Василию Яковлевичу, заходите и ко мне, откушать чаю со сладостями.
– Всенепременно, – ответил Титов младший и покраснел.
Он вышел из повозки, прихватив мешки с медью, и отправился к дому. В кармане камзола у него лежал серебряный рубль с портретом императрицы с локоном, похожим на тот, что ниспадал на грудь купчихи Черепановой.
Отец встретил сына недовольным ворчанием:
– Где кирпич? Дело стоит!
– Завтра к полудню подвезут. Я уже заплатил за него.
– Ой ли? – усомнился Титов-старший.
– Не сомневайся, мне за этого мужика сама госпожа Черепанова поручилась, – соврал Максим.
– Матрена Ивановна?
– Она самая, вот, – Максим запустил руку в карман и достал монету, – рублем меня одарила, до дому подвезла и вообще по имени-отчеству величала, со всем уважением.
– Вот оно как? – удивился Федор Титов. – Это неплохо, коли барыня благоволит, Василий-то Яковлевич хворает, не дай Бог, что случится, от нее будет зависеть наша работа.
– Госпожа Черепанова в гости на чай звала, – поделился с отцом Максим.
– А ты не отказывайся, зайди как-нибудь, это не безделья ради, а пользы для.
– Я тоже так мыслю, – ответил Максим, – мне только чудно, что она на меня гладит искоса, глазами поводит и улыбается.
– Вот даже как? – удивился Федор Титов. – Это добрый знак, только тут надо быть настороже, господская-то милость переменчива.
– Сдюжим, тятька! – махнул рукой Максим. – Давай ужинать! Я еще насчет кирпича для клейм договорился, мужик-то с опытом, говорит делал такой уже для Вожбальской церкви.
– Знаю такую, – довольно кивнул Федор Титов, – хорошо мастера сложили, но клейма простоваты, у нас чертеж пошибчее будет, а уж как изладим, все удивятся. Я ведь обещал еще когда Степану Черепанову, чтобы клейма были наилучшие в городе.
В гостях у господ Черепановых
Крестьянин, что торговал кирпичом, не обманул. Ровно в полдень на Зелене появились подводы с материалом. Федор Титов обрадовался, приказал сгружать, а сам подошел справиться насчет подпятного кирпича.