Страница 6 из 22
Обдумывая это предисловие, вечерами я перечитывал прозу Набокова. Почему-то в памяти долго держались две его фразы: «Паровоз, шибко-шибко работая локтями, бежал сосновым лесом…» и «Это было чистое синее озеро с необыкновенным выражением воды». Только две. Мастер! Подозреваю, Набокова не пощадила тогдашняя заграничная русская критика, в первую очередь, из-за его радикального скепсиса по отношению к России, ну, и из-за ревности. О нём отзывались как о «талантливом пустоплясе», «человеке весьма одарённом, но внутренне бесплодном». Резкие отзывы прозвучали у А. Куприна, Б. Зайцева. Георгий Адамович заявил, что Набоков – «ремесленник», что из-под его пера вылезает «искусственная, холодная и опустошённая проза». Французский философ Жан-Поль Сартр присоединился к такой критике, назвав Набокова писателем-поскрёбышем – за то, что тот, якобы, пользуется приёмами Достоевского, но при этом осмеивает их, превращая в набор обветшалых и неминуемых штампов. Георгий Иванов выступил с разнузданной статьёй, где назвал его «способным хлёстким пошляком-журналистом»…
Набоков хотел вызвать его на дуэль. Но потом прислушался к советам – отвечать надо литературой. Тема дуэли давно притягивала его. И Набоков пишет великолепный рассказ под названием «Подлец». Анализируя сюжет, литературоведы утверждают, что он был знаком с рассказами Мопассана «Дуэль» и «Трус», хотя, главный импульс – повесть «Дуэль» Чехова… Исследователи находят тут множество реминисценций, включая историю несостоявшейся дуэли… отца писателя с извинившимся перед ним издателем А. Сувориным, редактором журнала «Новое время». Автор «Подлеца», конечно, имел в виду и работы отца, В. Д. Набокова, выдающегося правоведа и опытного криминолога, полагавшего, что «дуэль, конечно, не является восстановлением чести», что это вовсе не метод разрешения конфликта.
Повторюсь, Набоков был величайший скептик. Источник таких взглядов – его горький скептицизм отлучённости России (именно так – России, а не его самого), который проник в литературу. Проза Набокова пронизана нарочитой холодностью и отстранённостью. Этот его литературный стиль, в буквальном смысле, инфицирован скептицизмом. Тут и языковая игра с читателем, и отсутствие морализаторства (рассказ «Звонок»). Тут и скептическое отношение к российским классикам, к модному тогда Джойсу, к марксизму, к фрейдизму, к религии, ко всякой потусторонности. Критики отмечают скептицизм и по отношению к общепринятым нормам автора «Лолиты». Роман же Набокова «Другие берега» – пример сочетания того, что не может сочетаться – острый скептицизм и лирика – тепло и любовь к своим героям, звуки, запахи, точные наблюдения. Стиль такой прозы, как я думаю, толкает читателя воспринимать Набокова, со скепсисом глядящего на себя со стороны. Очевидный скептицизм по отношению к классическому роману не мешает Мастеру высмеивать приёмы, которыми сам же пользуется… Много чего я узнал, нырнув в отечественное и зарубежное набоковедение: и про метароман, и про нарциссистский роман, и про монологический роман, и про латание дыр в собственной жизни… Впрочем, всему этому литературному трёпу подводит итог Набоков своим романом «Дар», где ясно прочитывается: пошлость – это не просто дрянь, а псевдозначительная, псевдопрекрасная, псевдоумная дрянь.
Своему стилю Набоков верен до конца. Хотя самому писателю – веры никакой. К примеру, Набоков признавался: «У меня нет музыкального слуха, это недостаток, о котором я горько сожалею». Не только это, но и многие другие заявления писателя обманчивы. Так он укрывался от читательской публики, уводя её, многократно запутывая следы от прототипов… Чему, кстати, я по мере сил следовал, когда писал свой «Роман Графомана», смысл которого видел и в той самой набоковской бесконечности, созданной Словом, которая оказывается реальнее, подлиннее человеческой жизни.
…Вернусь к своей эмиграции. Получив британский паспорт, я задумался – а что надо ещё, чтобы стать англичанином с его терпимостью? Именно тогда я осознал: истинный англичанин – прежде всего скептик. Чтобы оценить и принять этот скептицизм, надо жить в Англии. А ещё лучше родиться там. Как моя дочь. Я не устаю восхищаться её позитивным взглядом на вещи. Что бы ни произошло, она спокойно, со скепсисом принимает случившееся. И если видит пути поправить, делает это. Если нет – принимает как должное и идёт дальше. Её совсем не смущает то, что смущает меня. Если я чего-то не знаю, я тушуюсь. Она же легко признаётся, что чего-то не прочитала, о чём-то общеизвестном (с моей точки зрения) не слышала. Только в 29 лет она захотела начать писать и читать по-русски. До того она только говорила по-русски со мной.
Мы стали заниматься по Скайпу когда из-за пандемии объявили общенациональный карантин. И, спустя год, к своему 30-летию, она писала и читала. Мою поздравительную открытку я написал ей по-русски и послал с новой книгой «Драма моего снобизма». Она без словаря поняла всё, что я написал в открытке. Хотя надежд, что дочь будет читать когда-либо мои книги, у меня мало. И вслед за ней я не чувствую себя удручённым. Дочь удивительно не тщеславна. Но когда в «Дейли Телеграф» опубликовали её цветные фотографии еврейских женщин, которые ясно показали, что она не только профессионал, но и Художник, и я написал ей об этом, она впервые вдруг ответила совсем не как скептик: «О, я так счастлива, папа, что ты гордишься мною».
На её 30-летие многочисленные подруги из-за карантина не могли приехать. И посылали ей на Инстаграм фотографии прежних дней рождения, где она делала весёлые рожи – высовывала язык, вытаращивала глаза, корчила немыслимо смешные гримасы… Всё это подруги вывалили на Инстаграм в поздравлениях. Было очень смешно. Как ответила на это моя дочь? Замечательным портретом с тортом и свечами, а поверх "Thank you for all the fucked up birthday wishes. Love you all x". Переводить не буду. По крайней мере она дала мне урок – не только к дням рождения, но и ко всяким круглым датам следует относиться скептически…
Скепсис помогает англичанам стоически пережить невзгоды. Пандемия унесла более 100 тысяч жизней в Англии. Но в том-то и штука, что англичане несли бремя испытаний достойно – вакцинацию проводили, прежде всего, среди людей старше 80, а в какой-то момент, во время эпидемии остановили повторную вакцинацию, чтобы охватить больше населения… Я на своём опыте убедился, как даже лёгкая скептическая шутка помогала не впадать в панику, когда вдруг отказывала компьютерная сеть, и как, несмотря на это, всё было организовано – нас, пожилых людей, прибывающих в центр вакцинации, встречали с улыбкой, немыслимой заботой, заверениями, что всё будет сделано как надо, но и со строгим соблюдением очереди (хотя ждать надо было не так уж долго).
Да, в Англии понимали риск посещения родных и близких перед Рождеством-2020. Все сочувствовали запертым в своих домах престарелым родителям, бабушкам и дедушкам. Власти не стали запрещать такие посещения. С моей точки зрения, это разрешение не стоило стольких жизней. Цифра жертв коронавируса выросла, и пришлось пойти на третий национальный карантин. Но в массе своей англичане не роптали, а приняли и эту плату за риск как должное…
Так что скептицизм англичан не исчезает и в самые драматические моменты. Никакой истерики. Третий национальный карантин из-за коронавируса 31 января 2021 года прикончил паб в Оксфорде с 450-летней историей. The Lamb and Flag впервые открылся в 1566 году, затем в 1613 году переехал на одну из центральных улиц Оксфорда. Reuters называл его любимым местом студентов, ученых и писателей, в том числе автора «Властелина колец» Джона Толкина и его друга Клайва Льюиса, написавшего «Хроники Нарнии». Владельцем The Lamb and Flag являлся Колледж Святого Иоанна, входящий в структуру Оксфордского университета, и с 1997 года использовал прибыль от заведения на стипендии для студентов. Закрытие паба не затронет студенческие субсидии, заверили в колледже. Опять же, давайте подумаем: этот паб пережил за свою историю бесчисленное количество войн, тех же эпидемий, кризисов и… не устоял в последнюю пандемию. Немыслимо! Но истерики по случившемуся у англичан всё равно нет. На её месте скептицизм – мол, всему когда-нибудь приходит конец.