Страница 40 из 66
Когда они достигли станции Береговой охраны на Ки-Уэст[132], она почувствовала себя хуже, а не лучше. Девушка была так измучена, что не могла ясно мыслить. Ее ждала машина скорой помощи, и Лола заняла место на каталке, все еще кутаясь в одеяло, которое ей дал Макс.
Кто-то забрал из ее рук Крошку, она потребовала взять его с собой, но напрасно. Ее заверили, что он получит еду, воду и превосходное медицинское обслуживание в местном приюте для животных.
Макс смог бы сделать что-нибудь, чтобы Крошка остался с ней. Он мог запугать всех своим мрачным взглядом, но его нигде не было видно. Лола была ужасно слаба и дезориентирована, и, наблюдая за всем происходящим вокруг, она не вполне могла связать события.
Ее пристальный взгляд упал на военных и медперсонал, но среди них не было никого более-менее знакомого. Она не обращала внимания на сияющие внизу и пляшущие вокруг станции огоньки. Она не контролировала происходящее с ней, разыскивая Макса. Уверенная, что если сможет просто найти его, он сделает так, что всё будет окей. Но она нигде его не видела.
Наконец, когда Лолу загружали в машину скорой помощи, она мельком увидела Макса. Стоя на краю островка света, мужчина поднял руку, коротко махнув ей, прежде чем забраться в ожидавшую его машину. Окна с тонированными стеклами поглотили его, и Макс исчез. Неожиданная паника сжала ее желудок, и Лола напомнила себе, что теперь она в порядке. Она в безопасности и не должна зависеть от Макса. Она в нем больше не нуждалась.
Так почему же она себя чувствовала так, как будто нуждается? Даже теперь, лежа на теплой больничной койке, где уютно как клопу в ковре, почему она думает, что так отчаянно нуждается в нем?
– Как вы себя чувствуете? – спросила медсестра в сиренево-бирюзовом переливающемся халате, нащупывая пульс Лолы.
Сбитой с толку, подумала она.
– Уставшей. – Девушка почесала шею. – И съеденной заживо.
– Я дам вам немного каламина[133], – ответила ей медсестра, отпуская запястье.
Вскоре после прибытия Лолы в медицинский центр ее семье отправили сообщение, и девушку известили, что ее родители уже на пути во Флориду.
– Я смогу уйти, когда прибудут мои родители, правда?
– Вам нужно будет спросить об этом доктора. – Она записала что-то в медицинской карте Лолы. – Кухня закрыта, но мы держим немного закусок в холодильнике внизу в холле. Если вы голодны, у нас есть пудинг, соки и содовая.
Растерянность и голод, сводящие живот, напомнили ей, что за весь день она съела только немного сыра и крекеров. Ее руки и ноги похолодели, и она проголодалась так, как будто падала в обморок. Эти ощущения для Лолы были не в новинку, они с ними старые знакомцы, но впервые за долгое время, она слышала знакомый позыв громко и ясно. Обольстительный голос говорил ей, что если она не поест сегодня вечером, то завтра потеряет еще три фунта.
– Я действительно голодна, так что возьму всё, что у вас найдется.
– Я посмотрю, что смогу раздобыть для вас. – Медсестра улыбнулась и повернулась к двери.
– Кто-нибудь ждет, чтобы увидеть меня? – спросила Лола, останавливая ее.
Медсестра выглянула и оглядела зал.
– Нет. Шериф был здесь, но, кажется, он уехал.
Лола знала о шерифе. Он хотел расспросить ее о прошедших нескольких днях, но она отделалась от него до утра. Сначала он настаивал, но, наконец, смягчился. Лола предположила, что это потому, что она выглядит так же плохо, как себя чувствует, но откровенно говоря, ее не заботила причина сговорчивости шерифа. Она действительно устала, но очень хотела поговорить с Максом прежде, чем что-нибудь рассказывать.
– Вы не видели высокого мужчину с темными волосами и синяком под глазом?
– Нет. Думаю, я бы запомнила кого-то вроде него, – ответила медсестра, и ее белые резиновые сабо проскрипели по линолеуму, когда она покидала палату.
Лола почесала укус насекомого на горле, потом сковырнула пластырь, прикрывающий иглу капельницы на тыльной стороне кисти. Медсестра принесла ей немного овощного супа, ломтик хлеба, пудинг и кока-колу. Наевшись, она отодвинула столик-поднос и подумала о Максе. Лола задалась вопросом, где он, и когда она увидит его снова. Девушка не сомневалась, что он приедет, чтобы повидать ее прежде, чем покинуть штат. Они слишком многое пережили вместе, чтобы он уехал, не поговорив с ней. Макс спас ей жизнь, они занимались любовью. И да, Лола понимала, что ни для кого из них это не любовь, но это была тесная связь, о которой она никогда не будет сожалеть. Тем более что он стал единственным мужчиной, которого ей пришлось практически умолять о сексе. Ну, если не умолять, то убеждать это точно, ради всего святого.
Лола попыталась бодрствовать, уверенная, что скоро он приедет к ней, но ее одолела усталость. Ей снилось, как она отправилась в приют для животных к маленькому Крошке, и они оба оказались внутри в ловушке. Во сне она стучала в дверь и звала Макса, но он так и не появился.
Звук знакомого, с мягким южным звучанием, голоса разбудил ее.
– Лола Фейт?
Ее веки дрогнули, открываясь, и девушка взглянула на край своей больничной койки. Она посмотрела в запавшие воспаленные глаза отца. Они покраснели и слезились, как будто он не спал уже много дней. Его обычно румяные щеки побледнели, морщины на лбу стали глубже от волнения.
Рядом стояла ее мама, шелковый шарф прикрывал узел ее светлых волос, раньше всегда бывший идеальным. Сейчас одна сторона пучка была плоской, пряди из челки торчали надо лбом. Под глазами мешки, губы не накрашены.
Лола разрыдалась, и не девчачьими слабыми слезами. А ужасно горькими, захлебывающимися рыданиями, как в восемь лет, когда папа случайно оставил ее в «Тексако»[134]. Она испугалась до смерти, обнаружив, что он исчез, и исполнилась радости, когда он вернулся за ней десять минут спустя. Сейчас, в тридцать лет, она почувствовала то же самое, увидев, сколько страданий причинила родителям, и ей стало еще хуже. Мама и папа выглядели так, как будто прошло десять лет с их последней встречи неделю назад.
Мама кинулась к кровати и вытерла со щек Лолы слезы.
– Теперь все будет хорошо. Твои мама и папа приехали, чтобы забрать тебя домой.
– Они забрали у меня Крошку, – плакала она, – и отдали его в приют.
– Мы вернем твоего Крошку. – Папа похлопал ее по коленке поверх больничной простыни. – А потом ты отправишься домой, чтобы побыть с нами несколько дней.
У Лолы было миллион и одно дело. Бизнес, которым нужно управлять. Да, у нее работают компетентные люди, которые могут управлять делом в ее отсутствие, но Lola Wear, Inc., принадлежал ей. Она хотела пообщаться с поставщиками и маркетологами, получить первые номера нового каталога. Они готовились к выставке через три месяца, и девушка хотела увидеть предварительные эскизы их стенда. Но она смотрела на родителей и видела напряжение на их лицах; Лола предположила, что им нужно побаловать ее, чтобы убедить себя, что она в порядке. Возможно, она и сама нуждалась в этом.
– Ты приготовишь свои особые макароны с сыром и надрезанными сосисками?
Уголок рта матери задрожал, когда она улыбнулась.
– И ореховый пирог Каро[135].
Лола тоже улыбнулась, сквозь слезы. Ее мать была одной из нескольких ее знакомых, которые назвали пирог Пекан ореховым пирогом Каро. Впервые, с тех пор, так как она уехала, Лола почувствовала, что опять дома, но что-то мешало ей по-настоящему насладиться возвращением. Отсутствовало что-то очень важное.
Макс. Она не имела ни малейшего понятия, где он или почему он не связался с ней.
– Мы все умирали от беспокойства, – сказала мама. – Встреча семьи Карлайл в эти выходные, помнишь? Я знаю, все будут рады тебя увидеть.
Лола ощутила резкую головную боль. Она пережила шторм в море и наркокурьеров, только чтобы столкнуться лицом к лицу с кошмарами в виде кастрюльки зеленого горошка тети Вайноны. И на сей раз ей придётся столкнуться с этими ужасами одной, потому что Макс пропал без вести.