Страница 14 из 19
– Я пошлю это телеграммой, – интригующе сказал Роббинс Локкарту, – пусть думают, что инициатива ускользает у них из рук.
– Мне лестно, что Вы так высоко оцениваете мои скромные усилия, – улыбнулся англичанин, – Кстати, полковник, по-моему, Вы должны извиниться перед господином Саммерсом по поводу того, что выполнили за него важную часть работы. Я слышал, что он очень обижен.
– Разумеется, – мрачно ответил Роббинс и в знак примирения я пошлю ему бутылочку великолепного «Кентукки Бурбона».
– Смотрите, полковник, напиток должен быть превосходного качества. Вот господин Френсис по нашим данным съел что-то не то и до того захворал, что чуть не отдал богу душу. – подмигнул Роббинсу Локкарт.
– Я лично прослежу, чтобы продукт был самой лучшей пробы, – ухмыльнулся Роббинс.
В этот момент Локкарт в отражении лампы увидел горбатый «индейский нос» полковника, и ему показалось, что «великий вождь» готовит для врагов отравленные ядом кураре стрелы.
– Кстати, как там наш дристун в Вологде, говорят, он почти поправился?
– Я должен послать ему телеграмму с сообщением, что мой отъезд из Москвы по ряду соображений откладывается, и я смогу навестить его в Вологде – подмигнул Локкарту Роббинс.
Друзья пожали руки и отправились по своим делам.
В канун русской Пасхи Генеральный консул Соединенных Штатов в Москве Мэддин Саммерс получил от полковника Роббинса в знак примирения бутылку превосходного американского виски. Подарок был передан с посыльным, и отказаться от него консулу не представилось возможным.
В тот же вечер после употребления виски Саммерсу стало плохо. Он промучился около суток и умер.
Врачи констатировали апоплексический удар. Молодой, ему не было еще пятидесяти лет, американский консул в одночасье ушел из жизни. Его организм отказался бороться с болезнью, как будто оцепенел.
Френсису принесли телеграмму о неожиданной кончине генерального консула уже 5, мая и он, несмотря на праздник и выходные дни, немедленно выехал в Москву.
Похороны были пышными, пришло множество народа. Оказалось, что скромный в общении консул, женатый на русской аристократке, был любим и уважаем в московском обществе.
Френсис на похоронах выступил с речью, где отметил большой вклад покойного в развитие русско-американских отношений и высоко отозвался о его личных качествах.
Роббинса на похоронах не было. В этот день он уехал в Вологду и был крайне удивлен тем, что не застал посла на месте.
– Как, разве Вы не знаете о безвременной кончине Саммерса? – спросил полковника Норман Армор.
– Впервые слышу, – соврал Роббинс, – жаль. Очень жаль, мне было приятно с ним работать. Такая быстрая и нелепая смерть. Доктора определили причину?
– По сведениям из медицинских кругов у него был инсульт, но причина его неизвестна.
– Все это нервные болезни, переутомление, нельзя было так много работать и принимать близко к сердцу события последнего времени.
Роббинс раскланялся с секретарем посольства и, приказав прицепить вагон к ближайшему составу на Москву, вскоре отбыл назад.
В тот же день после похорон посол Френсис собрал совещание из числа иностранных граждан, представителей стран Антанты. Пришли все. От французов присутствовали генерал Лавернь и капитан Садуль, от итальянцев генерал Ромеи, от англичан прибыл Локкарт. Он впервые увидел дуайена дипломатического корпуса, которого представлял только по рассказам Роббинса.
– В этот тяжелый час, господа, – сказал Френсис, – мы должны ответить себе на вопрос, существует ли в России сила, способная противостоять большевизму.
– В Вологде такой силы точно нет, – съязвил итальянский генерал, он открыто критиковал Френсиса за отъезд из столицы.
– Я говорю о больших городах, – невозмутимо продолжил американский посол.
– Недовольных новой властью много, – осторожно заметил Локкарт, – но какой толк? Эти люди не пользуются доверием в обществе, за ними никто не стоит.
– Откуда Вы знаете? – возразил Френсис, – По моим данным в городе действует несколько законспирированных организаций: «Союз защиты Родины и свободы», «Союз Возрождения России» и другие.
– Это монархисты и эсеры. О первых не стоит и говорить, это кучка людей, сохранивших вопреки реальности верность ушедшему самодержавию. Вторые, несмотря на массовость организации, разделены. Левые эсеры – союзники большевиков, правые – противники, но у них сейчас нет должной поддержки даже в деревне. Большевики перехватили инициативу по аграрному вопросу, – снова заметил Локкарт, – Сегодня важнее не поиски недовольных, а налаживание контакта с правительством большевиков.
– Я тоже так считаю, – поддержал коллегу Садуль.
Генералы дипломатично промолчали.
– Мне ясна ваша позиция, господа, – подвел итог совещанию Френсис. Я обдумаю ваше предложение.
– Какого черта! – возмущенно сказал он личному секретарю Джонсону, когда гости ушли, – Неужели в этом городе не осталось настоящих русских патриотов.
– Они есть, губернатор, – тихо сказал Джонсон, – но они не хотят приходить в консульство из соображений безопасности и просят Вас встретиться с ними где-то в другом месте.
– Пожалуй, в этом есть свой резон, – заметил Френсис, – я готов к этим встречам.
Весь следующий день американский посол провел на частной квартире княгини Горчаковой, где принимал множество гостей. Все они клялись в верности идеалам Антанты и были готовы бороться с Советами.
Чем больше Френсис разговаривал с представителями оппозиции, тем больше осознавал, что между этими людьми, дружно ненавидевшими большевизм, кроме общей ненависти ничего общего больше нет.
Одни из гостей были монархистами, другие отстаивали идеалы Февральской революции, были приверженцами Керенского, мечтавшими о его триумфальном возвращении, а третьи мечтали вернуть власть Учредительному собранию. Найти общий язык друг с другом эти люди не могли ни при каких обстоятельствах.
– Как вы думаете, Джонсон, – это и есть реальная политическая сила против большевиков?
– Думаю, нет, губернатор, – настоящие оппозиционеры сейчас на Дону, в Крыму и на Украине. Из тех господ, что мы сегодня видели, наиболее боеспособны представители «Союза возрождения России». Но они по существу – социалисты.
– А Локкарт? Как Вам показался этот молодой англичанин?
– По-моему это заносчивый выскочка, – сказал Джонсон.
– Бьюсь об заклад, он о нас остался не лучшего мнения. Сейчас мы взяли курс на борьбу с большевиками, – поправляя пенсне, рассуждал Френсис, – Для этого однозначно нужна союзная интервенция, с помощью которой лояльные Антанте русские сбросят ярмо большевизма. Я уже телеграфировал Лансингу об этом.
– О да, господин посол, Ваша фраза из этой шифровки, гласящая, что «время для союзной интервенции пришло» наверняка войдет в анналы истории.
– Мы все войдем в анналы, ибо то, что сегодня творится в России потом назовут не иначе как «великим повреждением умов». Остаться в здравом уме при этом сборище сумасшедших очень непросто. Вот Роббинс, он приехал в Россию вполне адекватным человеком и теперь спустя полгода превратился в жупел большевизма. Он одержим своей идеей, и самое лучшее – это немедленно отправить его в Америку, там здоровый воздух отрезвит его и вернет обществу как гражданина.
– Господин посол, мне сказали, что смерть Саммерса могла быть спровоцирована неким посторонним веществом.
– Что вы имеете ввиду?
– Яд, – господин посол, – возможно Саммерс был отравлен.
– Для этого нужны доказательства.
– Доказательств нет, но есть предположения, мы с Армором обсуждали визиты полковника в Вологду, Вашу внезапную болезнь, неожиданный инсульт Саммерса. Все это могут быть звенья одной цепи.
– По моему, Вы, Джонсон, идете «по холодному следу», я не верю в злодейство Роббинса. Он эгоист, циник и наглец, но вряд ли убийца.
– Да, у нас нет на этот счет никаких доказательств.