Страница 2 из 19
– На самом деле?
– Разумеется. Но эти болваны из чувства гордости отказались бежать на Мурман к англичанам. В результате Томсон теперь в Архангельске, а Романовы в Петрограде в тюрьме. Поразительная наивность, они полагают, что большевики их отпустят заграницу, при том, что все трое имеют реальные шансы на престол.
– Я, конечно, в курсе, что Романовы были в Вологде в ссылке, – ответил Сергей Семенович, – весь город об этом говорил, но таких подробностей не знал. И все-таки успокойте меня, Николай Васильевич, велика ли вероятность, что Чаплин после переворота объявит себя диктатором?
– Не волнуйтесь, Сергей Семенович, старшина Дипломатического корпуса, американский посол господин Френсис еще в Вологде дал мне на этот счет самые твердые гарантии. Чаплин не будет претендовать на верховную власть, это незначительная фигура, халиф на час.
Собеседники еще долго прогуливались по набережной города, иногда раскланивались со встречными прохожими. В Архангельске никто не знал, что седой бородатый господин – это будущий глава правительства Николай Васильевич Чайковский, а его собеседник – делегат Всероссийского Учредительного собрания от партии эсеров, кооператор из Вологды Сергей Семенович Маслов, в скором будущем важная фигура в правительстве Чайковского.
Оба прибыли в Архангельск недавно, жили конспиративно, ничем себя не проявляя, в ожидании серьезных политических событий, где им была уготована серьезная роль.
Города на Северной Двине они не знали, с жителями старались не общаться, местные дела до поры до времени их не касались.
Архангельск летом 1918 года, в отличие от Мурманска, где местный совет целиком подчинился влиянию союзников, прибывших с эскадрой военных кораблей для противодействия немецкому влиянию в Баренцевом море, сохранял видимость устойчивости Советской власти. Её представлял в городе губисполком.
Советская власть опиралась на местных большевиков и нескольких командированных товарищей во главе с заместителем председателя губисполкома Павлином Федоровичем Виноградовым. Этот на вид тщедушный очкарик, присланный из Петрограда для организации поставок продовольствия, фактически руководил губернией. Без него губисполком, где работало много бывших чиновников, перешедших на службу к новой власти, превратился бы в подобие дореволюционной канцелярии, действующей медленно и с оглядкой «наверх».
Дела шли из рук вон плохо. Местное население не желало понимать нужды революции и делиться запасами. Павлин Федорович настойчиво просил центр о помощи.
Кроме всего прочего, в губернии не хватало наличности, хотя огромные суммы в благородном металле и царских кредитных билетах были припрятаны населением. Дошло до того, что не стало хватать денег даже для текущих выплат. Власть обратилась в центр, и там какая-то умная голова подсказала выход.
В начале июня жители города были изрядно удивлены появлением особенных денег – чеков, выпущенных от имени Архангельского отделения Госбанка. Чеки должны были покончить с острой нехваткой наличности в губернии.
По изображению на четвертном билете[3] представителей морской фауны новые платежные средства получили в народе название «моржовки». Жителям льстило, что теперь у них есть собственные знаки оплаты.
«Этак недалеко и до отдельной республики, – шутили весельчаки, – вот тогда и заживем. Скоро навигация, придут суда со всего мира, привезут товары, не пропадем».
Горожане ежегодно с нетерпением ждали, когда вскроется ото льдов «горло» Белого моря и начнется коммерческая навигация. Город не мог существовать без торговли, ведь многие продукты питания приходилось завозить на север извне.
Скудность сельского хозяйства с лихвой окупалась лесными и рыбными богатствами. Иностранцам всегда было, что купить на Архангельском рынке. Торговля давала Поморью жизнь. Так от века к веку и существовал это удаленный северный край, пока в России не случилась революция.
В начале июня 1918 года к местным большевикам прибыла долгожданная поддержка в лице Советской ревизии комиссара Михаила Кедрова. Кедровские интернационалисты, а в ревизии были в основном латыши и евреи, уже основательно напугали Вологду, где закрыли все коммерческие банки, небольшевистские газеты и разогнали городскую Думу.
Большего они сделать не могли. В городе находился дипломатический корпус стран Антанты. Большевики опасались международного скандала. Следующим не очереди у ревизии был Архангельск.
За полтора месяца пребывания в городе комиссар Кедров, любивший, чтобы его называли наркомом, навел на граждан такой ужас, что жители Архангельска, стараясь не попадаться на глаза представителям ревизии, несмотря на погожие дни летних месяцев, больше сидели по домам и напряженно выжидали, что будет дальше.
После прибытия в Архангельск Советской ревизии в городе было раскрыто несколько заговоров против власти большевиков. Кедров расправился с участниками по-революционному беспощадно. Граждане впервые почувствовали, что такое диктатура пролетариата и большинство всем сердцем невзлюбило новую власть.
Недовольных было столько, что немногочисленные большевики Архангельска и сочувствовавшая им голытьба из Соломбалы, оказались в меньшинстве. Многие, в том числе флотские и даже рабочие, на которых особенно рассчитывала Советская власть, предпочитали выжидать, чья возьмет.
Надежда на перемены пришла в город в начале июля вместе а английской адмиральской шхуной «Сальватор», на которой британский адмирал Кемп доставил из Мурманска, где по договору с Советской властью базировалась английская эскадра, поверенного в делах Великобритании в России Линдлея.
Архангельск остро нуждался в продовольствии. На рейде стоял британский пароход «Экберт» с запасами всевозможной снеди, и члены местного Совета требовали разрешения на разгрузку парохода.
Линдлей, которому доложили, что в городе задержаны несколько сотен английских подданных, потребовал немедленно выдать им разрешение на отъезд.
– Еще чего? – Решительно и даже грубо прервал его Павлин Виноградов. – Эти люди останутся здесь до тех пор, пока британские суда не покинут Мурманск.
– Вы хотите сказать, что они заложники? – Возмутился поверенный в делах. – Надеюсь, вам известно, что британские военно-морские силы охраняют север России от возможного вторжения немцев и действуют на основании разрешения товарища Троцкого.
– Я прекрасно знаю это, – пошел на попятную Виноградов, – но разрешение на выезд может быть дано только после того, как в наше распоряжение поступит груз с «Экберта». Это на какое-то время снимет проблему нехватки продовольствия.
– Не может быть и речи ни о каких подобных условиях, – ответил Линдлей. – Завтра я уезжаю в Москву и там буду докладывать о вашем самоуправстве на самом высоком уровне. Надеюсь, господин Чичерин[4] или кто-то из его замов сумеют вам объяснить, что такое соблюдение международных договоров.
Виноградов замолчал.
На другой день Линдлей действительно уехал в сторону Вологды и Москвы. Вопрос с продовольствием так и остался не решенным.
Вскоре английские продукты попали в руки коммерсантов и появились на черном рынке. Виноградов, мечтавший об отправке очередной партии продовольствия в Петроград, был в ярости. Для него, человека идейного, население края с его тягой к торговле, в том числе с заграницей, всегда было чуждым элементом.
– Мелкобуржуазная сволота, – процедил он, – питерские рабочие голодают, а они спекулируют продовольствием.
Он видел себя здесь только в качестве лица, исполняющего решения Петроградского Совета. Опускаться до уровня решения местных проблем Павлин Федорович не желал.
В конце июля по городу пронесся слух: из Вологды прибыл дипломатический корпус стран Антанты. Дипломаты ожидали на левом берегу Двины, имея намерение остаться на несколько дней в Архангельске. Местная власть, исполнявшая директиву из Москвы, была категорически против. Совет настаивал, что дипломаты должны уехать, и чем быстрее, тем лучше.
3
25 рублей
4
Чичерин Г. В., глава наркомата иностранных дел.