Влюбиться после свадьбы

– Я принесла вам кофе, – тихо сказала Антониетта. – Мне открыть шторы? Солнце вот-вот взойдет.

– Да, – сонно ответил он и пошевелился в постели.

Антониетта подошла к шторам, открыть которые было непросто. Окна были огромными, а темные бархатные шторы тяжелыми. Тянуть обеими руками за шнур было все равно что раздвигать занавес в театре перед спектаклем.

«Август» был ее любимым номером люкс, он занимал целое крыло «Старого монастыря», из его окон открывались панорамные виды. Из гостиной был виден океан, а из столовой – долина. Из окон главной спальни можно было посмотреть на руины древнего храма.

Антониетта взглянула в окно. Красные лучи солнца растянулись по небу, океан словно ласкался с восходящим солнцем. Она подумала, что готова вечно смотреть на эту красоту. Однако сейчас не время наслаждаться рассветом.

Антониетта обернулась и слегка вздрогнула, впервые увидев постояльца.

Он оказался не таким, каким она представляла его по описанию Франчески. Она ожидала увидеть стареющего, прикованного к постели и довольно крупного мужчину. И хотя он был действительно крупным, его было нельзя назвать тучным. Мужчина был очень рослым, широкоплечим и мускулистым.

Ему было около тридцати лет.

Однако Франческа правильно сделала, предупредив Антониетту о синяках: алые и черные кровоподтеки покрывали его руки, грудь и глаз, его верхняя губа опухла. У синьора Дюпона, или как там его звали на самом деле, были густые черные волосы, взлохмаченные и с запекшейся кровью. Ей стало немного любопытно, что случилось с постояльцем.

– Не надо было открывать, – сказал синьор Дюпон, и она догадалась, что он имеет в виду солнце. Он прикрывал глаза, пытаясь сесть в постели.

– Я могу задернуть шторы, – предложила Антониетта.

– Нет, не надо.

«Скоро я привыкну к яркому свету», – подумал Раф, хотя от боли у него пульсировало в ушах. В его мозгу снова и снова всплывали обрывки воспоминаний. Он отлично понимал, что его падение было серьезным.

Раф не боялся умирать. Однако он знал, какую печаль и хаос оставит после своей смерти, поэтому старался выжить. Он не забыл ужас на лицах своих телохранителей и панику вокруг него.

– Налить вам кофе, синьор Дюпон?

На мгновение он задумался, с кем она разговаривает. Потом вспомнил.

Он назвался чужим именем. Охрана делала все, чтобы о катастрофе никто не узнал.

Раф кивнул и посмотрел, как служанка наливает ему кофе. Как только она сняла с подноса салфетку, он услышал сладкий запах хлеба и выпечки. Его затошнило.

– Я просил только кофе.

– Вы в Силибри, – ответила она. – У нас не подают только кофе.

– Пожалуйста, скажите шеф-повару, чтобы он правильно истолковывал мои заказы, – отрезал Раф.

– Я передам.

– Уходите и заберите с собой тележку. – Он махнул рукой.

– Как скажете. – Антониетта была рада уйти. – Когда мне вернуться и убрать ваш номер, синьор Дюпон?

– Пожалуйста! – рявкнул он и с упреком уставился на нее мрачными глазами. – Не называйте меня так снова. Зовите меня по имени.

– Хорошо. – Антониетта почувствовала нервную дрожь в животе, и не от угрюмости постояльца, а от вида его темно-голубых глаз. – Как вас зовут?

– Луи… Раф! – отрезал он, потом смягчился. Горничная не виновата, что его имя тщательно скрывается. – И я не хочу, чтобы мой номер обслуживался. Просто застелите мою постель, пока я пью кофе.

Он попытался вылезти из кровати, но у него закружилась голова. Он сел в прикроватное кресло и обхватил голову руками. Его кожа стала серой.

Антониетта подумала, что его надо отвезти в больницу.

– Вам помочь? – спросила она.

– Я сам, – огрызнулся он.

– Мне вызвать медсестру, чтобы она помогла вам встать?

Он поднял голову и посмотрел на Антониетту. Она была почти уверена, что он улыбнулся. Но потом выражение его лица снова стало суровым.

– Мне не нужна медсестра. И не надо менять постельное белье. Просто уходите.

Его тон был по-прежнему резким, но Антониетта не обиделась. Ей стало понятно, что Луи – вернее, Раф – ненавидит, когда его видят слабым. Одной рукой он крепко держался за прикроватную тумбочку, а другой – за матрас. Судя по всему, ему хотелось побыть одному.

– Мне зайти позже?

– Нет. – Он покачал головой и поморщился от боли. – Я не желаю, чтобы сегодня меня беспокоили. Сообщите об этом всем.

– Хорошо.

– И закройте шторы.

Слушая, как он разговаривает, Антониетта поняла, что этот мужчина не итальянец. В его итальянском языке слышался французский акцент, который она так любила.

Антониетте вдруг захотелось узнать о нем больше. Интересно, что привело его в Силибри?

Она выкатила тележку из спальни, потом вернулась.

– Я закрою шторы и уйду. Но, пожалуйста, если вам что-нибудь понадобится, позовите меня.

Раф кивнул и озадаченно посмотрел ей в глаза. Они были почти черными, как патока, в обрамлении густых ресниц, и невероятно грустные. Горничная не выглядела подавленной или мрачной, но тоска в ее глазах вырвала Рафа из задумчивости.

К тому времени, когда горничная вернулась, Раф снова лежал в постели. Прежде чем закрыть шторы, она поставила на прикроватную тумбочку графин с водой.

– Спасибо, – сказал Раф, когда комната снова погрузилась в темноту. Горничная была ненавязчива и, в отличие от многих других, не бросалась на помощь без просьбы. Он сдержал улыбку, вспоминая, как она предложила вызвать медсестру и не стала помогать ему сама. – Как вас зовут? – спросил он.

– Антониетта.

Она вышла из номера, подкатила тележку к лифту, спустилась на кухню и взяла планшет, чтобы записать требования постояльца в компьютерной системе отеля. Она указала, что он против того, чтобы его беспокоили, а его номер обслуживали.

Потом она взглянула на его фото и покраснела. Мужчина выглядел элегантно. На нем были черные брюки классического покроя и белая приталенная рубашка. Он мрачно поджимал губы и щурился, словно угрожая фотографу.

Она зашла в его профиль и увидела запись: «Синьор Луи Дюпон. Очень-очень важная персона».

– Все в порядке, Антониетта?

Она повернулась на голос Франчески и увидела, что та болтает с Тони.

– Да-да. Я как раз сделала в системе запись о постояльце, но не могу ее сохранить.

– Потому что все запросы синьора Дюпона должны передаваться мне, – сказала Франческа.

– Он даже не пробовал мое печенье? – Тони был ошеломлен, когда увидел, что к еде не притронулись.

Франческа упрекнула Антониетту:

– Тебе следовало оставить тележку в номере, чтобы он мог поесть.

– Он ясно выразился, чего хочет. – Антониетта слегка покраснела. – Он попросил шеф-повара… – Она помедлила и слегка перефразировала сообщение Рафа: – Он попросил не добавлять к его заказу ничего лишнего.

Тони бросился прочь с кухни. Позже Антониетта узнала от Винченцо, менеджера отеля по связям с общественностью, что повар плакал.

– Ты же знаешь, какой Тони темпераментный, – отругал он ее. – Сегодня он особенно чувствительный, потому что до сих пор не получил заказов на рождественские блюда. Могла бы передать слова постояльца в более мягкой форме.

– Я и так их смягчила, – сказала Антониетта. – И потом, я думала, что Тони с удовольствием поработает в Рождество.

Винченцо только фыркнул в ответ, и Антониетте оставалось лишь гадать, что она сказала не так на этот раз. Однако времени на размышления не было, и остаток дня она работала с Кики. Вернее, Антониетта работала, а Кики ползала как улитка, притворяясь крайне занятой. Она даже поделилась своим методом работы с Антониеттой.

– Можно подремать в туалете. Но заранее положи несколько тряпок на колени. Если Франческа тебя застукает, ты сделаешь вид, что собиралась их сложить. Никогда не скрещивай ноги, пока спишь, иначе на икре останется красный след, и Франческа обо всем догадается.

– Я не хочу ничего из этого делать, – ответила ей Антониетта.

Она знала Кики всю свою жизнь, но не была ее подругой. Кики мечтала выйти замуж и как можно меньше работать. Однажды Антониетта видела, как она дремала, когда якобы вытирала зеркало. Кики очнулась только тогда, когда Антониетта сообщила о своем присутствии!