Страница 14 из 18
– Бобку-то только покормите… Не могу я уж сама… Дайте ему кашки… Он любит кашу… – заговорила она вместо ответа на вопрос.
– Покормлю, ваше сиятельство, покормлю. Я сам его покормлю… – отозвался капитан, почему-то вдруг вздумав величать княжну сиятельством. – Не волнуйтесь только… Мы заживем отлично, даже лучше, чем здесь.
– Но перейдем мы в дом управляющего только на неделю, – продолжал Пятищев. – Так я обещал Лифанову, даже дал ему слово.
Княжна опять всхлипнула. Капитан снова потянулся к ней с флаконом спирта и огрызнулся на Пятищева:
– Не упоминай ты только имени этого мерзавца, бога ради! Княжна не может слышать его фамилии. Ведь можно же говорить и так.
Пятищев вертел в руке вилку и соображал, как ему говорить мягче.
– Но в доме управляющего мы останемся только одну неделю, – сказал он. – В течение этого времени мы должны найти себе какое-нибудь другое помещение и выселиться из усадьбы. Не знаю, понравится ли вам мой план относительно вас, но я после долгого обсуждения решил, что он не худ. Впрочем, как хотите… Я не насилую вас. Вы можете видоизменять мой план, можете совсем с ним не согласиться. Меня самого тут дело не касается. О себе я решил. Решил о Лидии. Но дело идет о княжне и Иване Лукиче…
– Я поеду в Петербург к тете. Я уж писала ей… – перебила отца Лидия. – Потом буду искать место гувернантки…
– Пятищева и гувернантка! Что ты говоришь, милая! Опомнись!.. – воскликнула княжна и снова вся затряслась, блеснув на мгновение старческими поблекшими глазами.
– Не допустит ее тетка до этого! – проговорил Пятищев. – Она женщина со средствами.
– Да, папа, но ведь у ней свои две дочери. Нет, мне нужно или идти в гувернантки, или искать уроков, или проситься в институт преподавательницей к малышам… – твердо стояла на своем Лидия и прибавила: – Ты ведь не знаешь, ты ведь не видал, какие подчас у нее ко мне отношения были. Она не высказывала, но тяготилась мной. Я это замечала.
– Ну, оставим это. Ты дело решенное. Ты покуда поедешь к тетке, будешь под ее присмотром, и я о тебе относительно спокоен, – перебил дочь Пятищев. – Моя судьба также решена решена. Я за границу…
– Лев, на какие средства за границу?! Что ты говоришь! – всплеснула руками княжна.
– Средства, княжна, найдутся. Но об этом потом. Я потом сообщу о себе, как и что я предполагаю. Но теперь о тебе и о капитане… Мне кажется, княжна, вам не следует разлучаться. Капитан с рыцарским характером и может быть тебе подпорой. Правду я говорю, Иван Лукич?
Капитан саркастически улыбался и теребил усы. Пятищев продолжал:
– На первых порах вы наймете себе квартиру комнатки в три в Колтуе, возьмете себе в прислуги Марфу и будете жить своим хозяйством припеваючи. У вас две пенсии. У тебя, княжна, и у Ивана Лукича. Обстановка у вас для маленькой квартирки приличная. Вы перевезетесь туда, и вам там будет отлично. Марфа заведет вам кур. Возьмете туда и нашу корову. Она наша. Живого инвентаря мы Лифанову не передаем. Простите за Лифанова… На язык подвернулся, – прибавил Пятищев.
Пятищев высказался и вопросительно смотрел то на княжну, то на капитана.
Капитан пощипал свои усы и буркнул:
– Вздор городишь!
– То есть как это? Отчего? Почему? – испуганно спрашивал Пятищев. – А ты что скажешь, княжна?
– Трижды вздор… – продолжал капитан. – Не относительно того вздор, чтобы нам не разлучаться, мы и не разлучимся, но относительно тебя самого. Какая такая заграница? На какие щепки ты выедешь? Но допустим, что у тебя найдутся гроши, чтобы удрать из России, но на что ты там будешь жить? Голодать на чужой стороне?
– Я в Италию, в глухой городишко. Там дешевизна баснословная. Наши художники живут за два гроша.
– Живут, но все-таки работают. А ты что такое? Художник? Скульптор? Картины будешь писать? Да и художники голодают. Им надо там голодать. Они учатся, во имя искусства голодают. А ты с какой стати будешь голодать? Да даже и не голодать, а прямо придется или умереть с голоду, или нищенствовать, – продолжал разбивать капитан. – Что ты умеешь, чтоб заработать хоть на макароны? Ничего не умеешь. Ты барин, всегда был барином, барином и останешься.
– Позволь… Но я продам кабинет, кое-какие другие вещи, двух рабочих лошадей, которые у меня на конюшне, – перебил его Пятищев. – У меня скопится кое-какая сумма!
– А потом? Когда проживешь эту сумму? Ну, ее хватит на месяц, на два, чтобы питаться одними макаронами. А потом? Сестра Катерина Никитична помогать будет, что ли? Не больно-то она тебе помогает. Ну, прислала с Лидией пятьдесят рублей взаймы – вот и все.
Пятищев покраснел, взглянул на Лидию и пробормотал:
– Это она не взаймы, а на обратный проезд Лидии в Петербург.
– Ну, вот видишь. А ты просил у нее.
– Я просил у нее тысячу рублей. Давно это было.
– А она не дала. Еще того лучше.
– Сумма была велика. У ней не было тогда такой суммы.
– Пустяки. Выкинь ты свою заграницу из головы. Я, княжна и ты переедем в наш посад Колтуй и будем жить втроем на две пенсии. И никакого ты кабинета продавать не будешь. Надо же жить в какой-нибудь обстановке, – закончил капитан.
Он был разгорячившись. Придвинул к себе графин воды, налил в стакан и выпил залпом.
Произошла пауза.
– Но ведь это значило бы объедать вас… – пробормотал Пятищев. – Здесь я даю вам все-таки помещение, у меня остались еще кое-какие продукты для стола. А там?
– Где двое сыты, там и третий будет сыт, – отвечал капитан.
– Хорошо, на первых порах я перееду к вам… – произнес Пятищев. – Но потом я все-таки…
– А что будет потом – впоследствии видно будет. Так и запишем, так и решим.
– Постой… Но я еще не получил ответа от княжны. Она еще не высказалась.
– Княжна будет согласна. Видишь, ей трудно говорить.
– Княжна, ты согласна с моим планом относительно тебя? – все-таки допытывался ответа Пятищев и вопросительно смотрел на княжну.
Княжна моргала усиленно глазами и шевелила губами.
– Да, да… – еле могла она выговорить и истерически разрыдалась.
– Доконал-таки! Опять доконал! – воскликнул капитан, бросаясь к ней с флаконом спирта. – Идите, княжна, в вашу комнатку, идите, матушка Ольга Петровна. Успокойтесь… Там ляжете, и будет вам легче… – говорил он нежно и вместе с Лидией повел княжну из столовой.
– Бобку накормить… – вдруг вспомнила княжна на пороге среди рыданий, увидав мопса.
– Накормлю, накормлю, княжна. Не беспокойтесь. В вашу же комнату принесу ему остатки манной каши на тарелочке, – отвечал капитан, поддерживая ее под локоть.
На другой день утром Пятищев, встававший всегда очень поздно, часу в одиннадцатом, на этот раз проснулся в восемь и уж к девяти часам справил свой туалет – пробрил себе подбородок, умылся, причесался, вытерся одеколоном с водой, что делал обыкновенно каждое утро.
Первою его мыслью было переселение из барского дома в дом управляющего. Еще не пивши утреннего кофе, он вышел на террасу, представлявшую из себя портик с колоннами, выходящую на двор, и стал кликать Левкея, но Левкей не показывался. Из-за угла вышел капитан, встававший всегда рано, часов в семь, и несказанно удивился, увидев Пятищева на ногах и даже без туфлей, а в сапогах.
– Чего это ты спозаранку?.. – спросил он и прибавил: – Здравствуй.
– Да ведь переезжать надо. Кричу Левкея и не могу докричаться, – отвечал Пятищев, приложившись рукой к феске, и пожал капитану руку.
– Левкей перетаскивает мебелишку Василисы в домик садовника. Там с ним и мужик из деревни. Таскают двое.
– Вот и прекрасно. Молодец Василиса! Этот мужик потом и нам поможет перенестись. Но нам мало одного. У нас есть большие вещи. Двоим не поднять, – говорил Пятищев. – Я затем и кликал Левкея, чтобы он пригласил людей с деревни. Человека три, что ли. Ну, четыре.
– Зачем же роскошествовать? – упрекнул его капитан. – Чем мы платить им будем? У тебя денег ни копейки, у меня всего двугривенный, да и у княжны не завалило. Вряд ли рубль найдется. Левкей перетащит нашу мебелишку и с одним мужиком. Ну, я им помогу, Марфа подсобит.