Подоплека

   -- А что будет с этим? -- спросил Асинус и поймал себя на мысли, что все еще не может прикоснуться к уродливому образованию на собственном теле.

   -- Рассыплется в пыль, -- пожал плечами медик. -- Только вы не волнуйтесь. Пыли, как таковой, а также спор и чего-то в этом роде - не будет. Нарост исчезает бесследно.

   -- Помилуйте, -- поморщился Асинус. -- Вы же взрослый человек. Ничто не может исчезнуть. Если только трансформироваться.

   -- В таком случае, оно трансформируется в ничто, -- засмеялся медик. -- Или проваливается в другое пространство. Подберите версию по вкусу. Я врач, а не физик. Я, конечно, принес пленку и накрою вам колени, чтобы поймать возможный материал, но это не удалось и куда большим авторитетам, чем я. Это загадка, дорогой мой. А загадки разгадываются далеко не всегда.

   -- Далеко не всегда, -- пробормотал Асинус и закрыл глаза.

   Он и в самом деле как будто ощущал в себе силу и даже почти забытую легкость молодости, но вместе с этим и огромную усталость, которая делала его веки, руки, ноги словно отлитыми из свинца. Все, чего ему хотелось сейчас, так это заснуть, проснуться и обнаружить, что все произошедшее с ним за последние дни было страшным сном. И с этой мыслью он начал куда-то отплывать, успев подумать о том, что, возможно, будет глупо выглядеть, когда откроет глаза и поймет, что ни страховки, ни перевода денег от погибшего на Ганимеде верзилы он не увидит. Бывало такое в детстве, когда ему снились какие-то игрушки, и он запасал их всю ночь, пихал под подушку, прятал под кровать, а утром, ловя остатки ускользающего сновидения, бросался к этим потайным местам и, конечно же, ничего не находил. Сколько там осталось лететь до Марса? Еще неделя? Ну и пусть. И проведет он ее в баре. Упьется до беспамятства. Это ему сейчас нужнее всего. Беспамятство.

   ***

   Он вновь стоял на белой бесконечной плоскости. Только за его руку никто не держался. Он был один. Асинус Инепта. Инспектор технадзора с несносным характером. Один в белой мгле, которая оказалась пронзенной чуть слышным шепотом:

   -- Это ведь ужасно несправедливо -- всего десять дней. Не правда ли?

   Асинус посмотрел на себя и вздрогнул. Именно он теперь был тем ужасным стариком. Его ноги и руки бугрились утолщениями суставов и были обтянуты провяленной стариковской кожей. Аинус испугался, попытался закричать, но не смог, потому что его рот был подобен застывшей маске. И он побежал по этому белому пространству, потому что ноги его все еще слушались. И с каждым своим шагом он словно освобождался от всего. От своего прошлого, от своего настоящего, от своего будущего. От собственного имени и от собственных привычек. А когда пространство стало исчезать под его ногами, он осознал, что у него уже нет и ног, и остался всего лишь один глаз. Именно им Асинус успел разглядеть откуда-то снизу и улыбающегося медика, и самого себя, с облегчением потирающего розовое пятно на груди, и даже успел услышать слова того же медика:

   -- Ну вот. А вы боялись. Все кончилось. Надеюсь, хорошую выпивку в корабельном баре я заслужил?

   Ответить Асинус не успел. Для него все действительно кончилось.

   Так проходит мирская слава...

<p>

 </p>