Страница 4 из 19
Я посмотрела через плечо – робкий взгляд, – в нем вся правда о себе, о своей неприкаянности, и невероятной с ним схожести: несмотря на всю внешнюю независимость, ни он, ни я не могли без опоры. Всю жизнь мы осознанно стремилась это опровергнуть – и тем самым лишь подтверждали. И нет смысла читать мораль, – эта жизнь сводит людей с ума и накладывает отпечатки. Но все же, как удивительно, когда всего один человек, случайно пришедший в твою жизнь, может в корень ее изменить. Просто своим появляется в одночасье, как снег на голову он рушит всё, что окружало тебя до этого, причем рушит тем, что остается самим собой, таким, какой есть. И ты неминуемо и бесповоротно начинаешь любить его таким и в первые полторы секунды вашего общения принимаешь единственное женское в своей жизни решение – решение, с каким мужчиной идти по жизни. Каждая минута сверх этих первых полторы становится оброком, который не столь велик, если награда действительно того стоит. Да, и какие здесь вообще могут быть еще сомнения, когда после бурной ссоры тебе натягивают на плечи край одеяла, укрывая от порыва прохладного ветра с открытого тобой же окна?
Перелом тогда случился болезненный. Закрытый, в трех местах и за две недели до поездки Макса на соревнования. Полгода мне потребовалось на восстановление, еще почти столько же, чтоб вернуться к надлежащему уровню жизни и катания. Именно тогда после усмиренного эмоционального всплеска: «Зачем?» и «Для чего снова?», лежа в четырех белесых стенах с загипсованной ногой и наблюдая по экрану планшета с крахом провалившееся выступление Макса, а вслед за ним полнейшую просадку его бизнеса на фоне очередных экономическо-банковских реформ, в мой унылый и растекшийся от статичного полу горизонтального положения мозг каким-то образом заползла очередная бредовая мысль. Но, как известно, чем более сумасшедшей на первый взгляд выглядит новая идея, тем прибыльнее и грандиознее она в итоге может быть. И какой бы безнадегой ни казалось сиюминутное положение, важно помнить, что это еще далеко не конец, что рано или поздно все прояснится, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как тонкое кружево. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно. Будет. Обязательно будет. Но на тот момент было единственно понятным то, что после очередного хода цикличности любого бизнеса, школе возникла новая необходимость оттолкнуться от дна, чтоб просто остаться на плаву особенно в преддверии закрытия сезона. Так мы стали возить в холодные месяцы группы учеников на европейские треки. Мототуризм давно к тому времени набрал обороты и стал достаточно популярным, с одним лишь условием, что никто, кроме нашего учебного заведения не предоставлял делать это по всем направлениям мотоспорта. Уровень мастерства европейским райдеров далеко скрывался за горизонтом, и грех было ни перенять их азы, будучи в прямом к ним доступе с последующей адаптацией их на свою манеру езды. Так родились победы на заездах полупрофессионального и профессионального уровнях, а вместе с ними и мировая Мото звезда.
Максу тогда пришлось нелегко. Разрываясь между тренировками, организационными вопросами бизнеса и хромающей спутницей жизни, способной вести дела разве что дистанционно, он хоть и пытался держать себя в руках, срывался то и дело безбожно. И на мне в том числе. Осторожность и внимательность в наших взаимоотношениях била тогда все рекорды, – только бы не утонуть в раздражении, только бы не потерять их в отчужденности. Не легкое дело стать одною душою и одним телом. Но надо стараться. И не сдаваться, если знаешь ради чего. Даже если постоянная ноющая боль в ноге нервирует разум, а психозы близкого человека бьют все рекорды. Такие моменты самое время становиться еще нежнее. Теплота и ум, – наверное, свойства зрелости. Это в двадцать лет куда интересней быть бессердечной и легкомысленной, капризами вымогая желаемое, и воспринимать другого человека, как проблему, концентрируя его на том, насколько он несовершенен. И лишь со временем приходит понимание, что тот, кто тебе действительно нужен, на самом деле вообще не соответствует твоим понятиям. Нам ведь, женщинам, так свойственно быть падкими на романтичных мужчин… до тех пор, пока не понадобится реальная мужская хватка. А он стоит такой – слезинка в глазах, и руки из жопы.
Единственной романтикой между нами тогда были свечи и масло.... в его гараже хранения и обслуживания мототехники. И единственным связующим звеном, позволяющим до сих пор не послать друг друга ко всем чертям, – любовь. Любовь, прежде всего к тому, что мы делали. Все остальное было мелочью. И как, все-таки, приятно иногда осознавать приобретенную за всем этим мудрость, чтобы не обижаться по мелочам, и оставаться при этом все же слишком женщиной, чтобы их не замечать.
А не замечать приходилось многое. Оглядываясь вокруг, в последнее время то и дело приходишь в отчаяние. Или приходишь в отчаяние – и оглядываешься вокруг. В первом случае непроизвольно хочется наложить руки на собственное тело; во втором – на душу. И причиной тому служит, как правило, индивид, который настолько туп, что и сам даже не до конца ведает, что вытворяет. Смотришь на подобных и диву даешься, какими могут оказаться порой даже близкие, казалось бы, люди. И вдвойне – своей адекватности, так как именно этим людям по умолчанию отводилась если не основная, то далеко не побочная роль в комбинаторики тщательно выстроенного сценария. Но именно в такие моменты, когда, кажется, что партия проиграна, и все безнадежно упущено, – самое время садиться за игровой стол.
Я ведь по-прежнему не разлюбила эти спонтанные звонки и повороты, когда ты будто получаешь сигнал к действию. Того, что никогда еще не делала, но внутренне была готова уже давно. Тогда-то и появляется на губах эта легкая чуть лукавая улыбка – улыбка опытного игрока, выдерживающего паузу перед тем, как сделать точечный и стратегический ход.
Ждать пришлось не так уж и долго, но все же достаточно, чтоб улыбка возымела властный и чуть надменный характер…
Густые, кустистые, угольно-черные брови, заостренные черты лица и все та же неизменная глубина глаз возникли напротив меня столь же внезапно, сколь ожидаемо. Я традиционно наслаждалась утренним кофе и открывающимся с террасы видом: жемчужно-бирюзовое море, пепельно-синие, безветренные горы материка. Я всегда выходила сюда около полудня. Ни души. Галечный берег неподалеку от часовни, беззвучный лепет искрящейся воды на камнях, деревья, тарахтение крылатых моторчиков в воздухе, бескрайняя панорама молчания. Я дремала в сквозной сосновой тени, в безвременье, полностью растворенная в природе и плетеном соломенном кресле. Силуэт возникшей вдруг мужской фигуры, однако, не ввел меня в замешательство совершенно. Он стоял возле перил, доходчиво давая о себе знать, но при этом деликатно дожидался официального приглашения. Я едва заметно кивнула, после чего он незамедлительно двинулся в мою сторону.
– Лес тогда был гуще. Моря не видно, – заговорил он, заслоняя собой лучи солнца, – да, и деревья были большими…
Я улыбнулась в пространство перед собой. Молчание. Иронический тон его голоса зацепил меня; я смотрела на него полу укоризненно и увидела его выточенное бледное, как мрамор лицо, но заметно смягчившееся, в тот момент, когда я встретилась с ним глазами. Я почувствовала вдруг тончайший порыв тепла на фоне его неизменной любви к сарказму и отчего-то вспомнила сказанные им когда-то слова о том, что красивые жесты умеют производить впечатление – при условии, что они тебе по плечу. Затем снова опустила глаза, поболтала в чашке остатки кофе и выплеснула их ему в лицо. По хлопковой рубашке поползли бурые потеки. Он замер на секунду, затем взял со стола салфетку, утерся и вновь улыбнулся. Ни малейшей досады в реакции.