Татьяна

Иван, не разжимая губ, усмехнулся. Парень сначала закивал, бесцельно тыкая вилкой по тушеным овощам в тарелке, а потом направил лицо к матери.

– Реально, что тебе там делать? Друзей настоящих у тебя никогда не было, как и любовников. А до бати отсюда ближе, чем от Москвы. И Лада не будет убегать.

Услышав имя дочери, Арина отвернулась. Тонкие морщины вокруг носа и рта слегка дернулись, но она сдержала эмоцию. Иван испепелял ее глазами. Татьяне показалось, что где-то на задворках его мыслей тлеет огонек надежды. «Все-таки что-то серьезное у них было», – предположила девушка.

– И ты тоже, – Вадим обернулся к ней. – Тебя в Москве вообще ничего не держит.

Татьяна робко опустила голову.

– Именно, – подхватил отец. – Сама жаловалась на эти «гадюшники», в которых теперь выступаешь. И живешь там в ужасной коммуналке не пойми с кем.

Он чванливо отбросил салфетку в угол стола и повел правым плечом. Дочь посмотрела на него с обидой и раздражением, но не стала отвечать, чтобы не провоцировать скандал. Иван перевел на нее насмешливые глаза и хмыкнул.

– Тем более, – сказал он, вновь обратившись к Арине. – А если так нравится Москва, так можешь хоть каждые выходные туда мотаться.

– Надо подумать, – спокойно ответила женщина, посмотрев на сына.

Тот закачал головой, откинув ее чуть назад и вбок. Татьяна хмуро посмотрела на Арину, которая ответила ей многозначительным задумчивым взглядом.

– Дай нам пару дней, – попросила она у Ивана.

Тот отпрянул к спинке кресла и, взмахнув руками, легко ответил:

– Да, пожалуйста. Думайте. Хотя, по-моему, выбора у тебя особого нет. Херней страдать ты не любишь.

Женщина с недоделанной усмешкой посмотрела на него, остановив время за столом на минуту. Все остальные глядели в тарелки перед собой. Дмитрий уплетал что-то красное в белом соусе. Вадим продолжал нанизывать на вилку овощи, но не ел их, а просто сбрасывал вниз и снова протыкал. Татьяна допивала вино увлеченно до неприличия. Салат остался нетронутым, да и выглядел не очень аппетитно: осьминожьи щупальца, порезанные плотными цилиндриками, мелкие рваные куски китайской капусты, зеленые овощи и коричневый сжиженный соус поверх всего. «Я мастер выбирать блюда», – досадливо заметила девушка и с глубокой тоской заглянула в опустевший бокал, по глубокому дну которого плавала одинокая желтоватая капля.

– Ладно, жду фидбека через два дня, – деловито проговорил Иван, поднимаясь из-за стола, и, кинув на стол пятитысячную купюру, по очереди попрощался с мужской половиной стола за руку, а затем быстро ушел, будто его и не было.

– Блядь, – с напалмом вырвалось из Арины, словно все это время нагревалось и, наконец, дождалось мига, чтобы взорваться.

Все четверо уставились на нее недоуменно. Она вздохнула глубоко и снова стала похожа на каменную бездушную статую.

– На сегодня с делами покончено, – мягким бархатным голосом проговорила женщина, улыбнувшись Николаю и Дмитрию. – Предлагаю обсудить выставку. Вы же тоже там были?

– О да, – легко подхватил отец. – Я бы такое ни за что не пропустил. У Вадика ведь потрясающие картины!

Дмитрий согласно закивал, активно двигая круглым лоснящимся подбородком. Вадим иронично оскалился, слегка мотая головой, одновременно не умея стесняться и достойно принимать комплименты. Арина смотрела на него с горделивой улыбкой, будто все картины они делали вместе. Татьяна глядела сбоку с любовью и восхищением.

Дмитрий явно впечатлился, потому что досконально разобрал работы по полочкам, особенно остановившись на двух картинах, которые назвал «Кладбищем» и «Узором». Отец его восторг от «Узора» не поддержал и даже раздраженно фыркнул, потому что для него она олицетворяла ужасные воспоминания. Вадим понимающе кивнул. Татьяна отвернулась, чтобы не поймать ничей обвиняющий взгляд. Арина для разбавления обстановки сравнила новые произведения с предыдущей выставкой. Обсуждение затянулось надолго. Девушка в спорах не участвовала, заказав себе еще вина, только слушала, с любопытством наблюдая за лицами собеседников.

Творчество Вадима вызывало много разных эмоций. Для себя она отметила, что в его картинах содержалось немало идей для долгих дискуссий, длящихся часами, а то и веками. Философы всех времен наверняка это уже обсуждали. У нее его работы тоже вызывали круговорот мыслей и чувств, но свое мнение она не желала высказывать, боясь попасть впросак, показаться глупой или быть осужденной самим художником. Хотя у всех сидящих за столом имелась чудесная возможность подискутировать с автором по поводу тех идей, что он заложил в свои работы, чем отец нескромно пользовался, засыпая его вопросами. Когда остальные трое ценителей искусства забывали про художника, споря друг с другом о глобальных смыслах человечества, он поглядывал на Татьяну с любопытством, словно пытался узнать ее размышления. Она отвечала улыбкой и просто пожимала плечами. Не решаясь ни о чем спросить, он снова отворачивался к спорящим.

Неугомонный отец не выпускал Арину и Дмитрия из дискуссии допоздна. За окном уже успело стемнеть и снова посветлеть за счет искусственного освещения. В ресторане давно играл живой джаз на круглой сцене по центру противоположной от входа стены. Музыка медом вливалась в уши и мгновенно расслабляла тело. Порой, когда дискурс за столом достигал недоступных для понимания Татьяны высот, она отвлекалась на эту музыку, слегка покачивая корпусом и попивая вино.

Когда официант принес счет, Арина попросила его разделить. Дмитрий воскликнул:

– Я угощаю, я же организовал встречу.

– Нет, нет, нет! – решительно замотала головой женщина, выставив тонкую руку вперед. – Я всегда плачу за себя сама.

– Бате только это не говори, – усмехнулся Вадим. – Пусть пребывает в счастливом неведении.

Мать смерила его укоризненным взглядом.

– Ну, хотя бы в знак знакомства, – мягко настаивал Дмитрий.

Арина завертела головой, поджав губы.

– Нет, даже сыну не позволю за себя заплатить.

– Будто я собирался, – отозвался тот с сарказмом.

Она закатила глаза. Дмитрий с Николаем переглянулись и уважительно закивали.

– Я тоже плачу за себя сам, – сказал парень, улыбнувшись мужчинам напротив.

Девушка ткнула его локтем вбок.

– Да, и за Таню.

У отца глаза превратились в два круглых серых озера. Он уставился на дочь в возмущении и манерно произнес:

– Куколка, что ты как неродная. Конечно, мы за тебя заплатим.

– Нет, – выпалила Татьяна. – Я уже Вадима попросила. Не надо.

– Но мы же семья! – повысил голос отец, елозя в кресле. – Зачем ты Вадика беспокоишь? Он не должен за тебя платить.

Отец посмотрел на парня, ища у него поддержки, но тот замотал головой и с улыбкой ответил:

– Да мне несложно. Я заплачу.

– Ну, как так? Я же ее отец…

Вадим его перебил.

– Николай, не переживай, все нормально. Ты останешься ее отцом независимо от оплаты счета.

Арина усмехнулась. Дмитрий выдавил улыбку. Отец резко вздохнул, напрягая шею, из-за чего выступили все жилки.

– Но почему ты должен за нее платить? Вы ведь друг другу никто! – негодующе взмахнул руками отец.

Вадим резко поднялся из-за стола, перехватив папку с чеком у Дмитрия.

– Николай, мы это уже проходили, – процедил он жестко, не повышая голоса. – Не тебе решать, кто мы с Таней друг другу.

Отец опешил и чуть съехал в кресле, положив сцепленные руки на живот. Глаза его, напряженные и сердитые, в бешеном ритме носились по лицу парня. Тот взял счет и сунул в папку несколько купюр, затем передал матери. Татьяна только тяжело вздыхала, раздражаясь на мелочного отца. Вадим посмотрел на нее и, усмехнувшись, добавил:

– Она все равно мне вернет.

Девушка словила его наглое подмигивание и закатила глаза, хотя мысленно благодарила за то, что он за нее заступился. Ей гораздо легче было признать свою слабость перед ним и потом расплачиваться, исполняя нелепые просьбы, чем быть должной отцу. Вадим не претендовал на ее свободу, на ее мысли и на нее саму, хотя ему бы она добровольно отдалась даже в рабство, но в том и было дело, что он бы никогда о таком не попросил.