Татьяна

– С драконом ты, пожалуй, переборщила, – сказала она спустя десять долгих минут тишины.

– То есть все остальное тебя не смущает? – удивилась девушка.

– Идея неплохая. Детали доработаем.

Женщина улыбнулась в зеркало заднего вида. Вскоре их обогнал шумный кабриолет, блеснув в зеркалах фарами. Девушка стянула подбородок вниз, продолжая дивиться тому, как легко Арина согласилась с ее мыслями. Еще пять минут они ехали молча. Водитель следила за знаками и светофорами. Татьяна хлопала глазами, не узнавая знакомые улицы.

– Завтра открытие выставки, кстати, – сказала Арина, когда они заехали во двор дома отца Татьяны.

Девушка встрепенулась и посмотрела с волнением в глазах на женщину. Та следила за неровной дорогой, слегка вытягиваясь в кресле.

– В десять утра.

– Она же весь день будет работать? – спросила Татьяна, сжав в руках поясную сумку.

– До восьми вроде.

– Я тогда после обеда приду, когда там уже шумиха уляжется.

Арина только пожала плечами. Она высадила девушку у подъезда и, прибавив громкости музыке, двинулась дальше. Татьяна открыла квартиру своими старыми ключами и тихонько прошмыгнула в ванную, чтобы умыться. Снимая макияж ватным тампоном, она разглядывала себя в зеркале, борясь с волнением, которому еще рано было появляться, но которое она не могла угомонить. Внутри боролись противоречивые чувства: непреодолимое желание увидеть Вадима снова и отчаянный страх встретиться с ним опять. Она боялась увидеть его счастливым, хотя только таким и желала его видеть. Но ей хотелось, чтобы он был счастлив с ней, а не с Соней. Она знала, что новая девушка обязательно тоже будет на выставке, будет его всюду сопровождать и даже поговорить им нормально не даст, если он вообще захочет с ней разговаривать. «Хотя о чем нам говорить? – думала Татьяна, в отчаянии мотая головой. – Что я ему скажу? Даже похвастаться нечем». С этой удручающей мыслью она кинулась на кровать и от бессилия уснула.

Глава 6. Сила воли

Отец разбудил ее около девяти утра. Татьяна спросонок ему нагрубила.

– Прости, Куколка, – уязвленным тоном ответил он. – Я просто подумал, что ты захочешь сходить на выставку Вадика.

Девушка устало уткнулась лицом в подушку.

– Я пойду после обеда, – пробормотала она, зажевав наволочку.

– Ну, ладно, – нарочито легким тоном, словно его задели ее слова, проговорил отец и покинул комнату.

Они с Дмитрием быстро собрались и уехали вместе, оставив девушку одну в квартире. Она еще два часа пыталась уснуть, ворочаясь в постели, а потом, осознав, что уже не получится, решила встать и позавтракать. Ей остро не хватало Рыжки, которого бы тоже надо было покормить, приласкать и потискать для собственного умиротворения. Вместо этого пришлось обнимать обслюнявленную подушку.

Девушка все делала медленно. Лениво приготовила глазунью, так же нерасторопно ее съела, отвлекаясь на политические видеоролики, еще медленнее принимала душ и очень долго красилась и причесывалась, хотя макияж в итоге оставила самый простой. Из одежды выбирать особенно было нечего. «Надо еще костюм купить или платье деловое», – подумала она с досадой, оглядев убогий гардероб из футболок, легинс и нижнего белья.

Пришлось натянуть джинсовые скинни и техасскую рубашку в красно-черную клеточку – единственное из нормальной одежды, что она додумалась взять с собой. Татьяна порадовалась, что хотя бы захватила туфли на каблуках, хотя уже через секунду испортила себе настроение мыслью: «Для чего ты стараешься? Ему все равно плевать на тебя, хоть голой приди». Опять стало обидно. Захотелось остаться дома, укутаться в одеяло и страдать, бессмысленно пялясь в окно, но желание его увидеть хотя бы краешком глаза заставило девушку покинуть квартиру.

В галерее, в которой проходила выставка, Татьяна в детстве была не раз вместе с Дашей. Она хорошо запомнила дорогу, просторные белые залы с арочными окнами и странные инсталляции, что украшали там лестницы и коридоры. Посетителей пришло много. В узких проходах порой было не разойтись. Галерея имела множество залов больших и маленьких. Из-за массовости публики казалось, что одновременно во всех помещениях открывались новые выставки.

Татьяна поднялась на четвертый этаж и вошла в продолговатый длинный холл, больше напоминающий коридор с широким проходом. Картины висели на стенах по обеим сторонам. Люди медленно передвигались друг за другом от работы к работе по кругу, как стрелки механических часов. Все еще боясь наткнуться на Вадима, а еще больше на Соню, девушка сразу примкнула к внимательным ценителям современного искусства и встала напротив первой картины, что занимала почти весь промежуток белой стены между окнами.

Панно было полностью сделано из мозаики в советском стиле и изображало огромные чаши весов, с одной стороны которых стояли два одинаковых бесполых человека, а с другой – худой и толстый, тоже бесполые. Чаши пришли к идеальному балансу. Людей художник показал карикатурно, геометрично, только основные черты и части тела, без детализации. Картину наполняла желто-коричневая гамма, что наводило на ассоциации с выцветшим социалистическим плакатом. Называлась она просто «Статистика № 3». Описание поясняло, что художник своей работой хотел передать искажение реальных данных статистическими методами, и абсурдность принятия важных решений на их основе.

Татьяна зависла на минуту в обдумывании этой идеи, а потом, когда ее подвинула невежливая троица зевак, перешла к следующей работе, которая называлась «Статистика № 7». Она показывала учебный класс с безликими, словно отштампованными на заводе, игрушками с одинаково овальными головами без глаз, носов и ртов вместо реальных учеников. Все сидели по струнке смирно на партах, обращенные к учительнице, что стояла в углу с искаженным ненавистью и презрением лицом.

В этой картине мозаика смешивалась с живописью. Фигуры учеников были вылеплены из серой керамики, зато над головами висели живописные облака их мыслей. У пяти ближайших из первого ряда мысли передавали мечты: первый хотел стать музыкантом и играть на гитаре, второй – рисовать летние пейзажи, третий – копаться в документах с непонятными текстами, четвертый – играть в футбол, а последний – решать уравнения. В голове учительницы стояла почти та же картина учебного класса с безликими учениками, только каждому был присвоен рейтинг от тридцати до ста. Татьяна только спустя минуту разглядывания поняла, что эти цифры показывали экзаменационные баллы. Об этом же говорилось и в описании, а еще о бездушности нынешней системы образования, для которой цифры в отчетах важнее реальных запросов ее прямых пользователей – молодых людей, что ищут себя в этой жизни и ровно поэтому не могут найти. Девушка испытала досаду внутри, потому что ее это тоже коснулось. Она решила не задерживаться у картины, чтобы не развивать негативные мысли, хотя они все равно впивались в самую душу.

«Статистика № 11», как гласило описание, отражала жестокое равнодушие к человеческой жизни, как к единице общества, подменяя ее на цифры в многочисленных списках погибших. Из натурального камня серых тонов на все полотно растянулись кажущиеся бесконечными ряды могильных надгробий, которые уходили в перспективу справа налево и снизу вверх. На каменных памятниках, имеющих одинаковую арочную форму, изображались фотографии безликих людей и указывались годы их жизни. В первых четырех колоннах годы смерти совпадали с годами Первой мировой войны: в первом ряду все умерли в 1914-ом, во втором – в 1915-ом и так далее. Годы смерти следующих колонн совпадали с годами Второй мировой войны. А в последней колонне вместо годов жизни стояли вопросы. Эта колонна надгробий являлась самой ближней к зрителю. В каждом памятнике в местах, где должны быть фотографии погибших, художник вставил овальные зеркала. Самое первое и самое крупное зеркало как раз вмещало взрослое человеческое лицо целиком и располагалось на высоте среднего мужского роста.