Василий Темный

В повести о Луке Колоцком явственно ощутима та «прелесть простоты и вымысла», которой восхищался А. С. Пушкин в Киево-Печерском патерике (96, 333). События происходят как бы сами по себе, без реальных причин. Они парят в мистическом пространстве, подобно святым на древних иконах и фресках. Это другой мир, где в объяснениях и доказательствах нет нужды. И вместе с тем это вполне реальные события, которые преображаются всеобщей жаждой чудесного.

Итак, крестьянин Лука нашёл икону на дереве. Это вполне возможно: старые иконы оставляли на деревьях. Лука поставил икону на новое место, но тоже на дереве. Это было самое естественное для верующего человека решение. Лука не удержался и сообщил о своей находке односельчанам. Весть дошла до кого-то из представителей местной власти. Тот явился на пашню к Луке и потребовал показать ему икону. Оглядев находку, боярин хотел силой отнять её. (Заметим: опять-таки вполне естественное поведение для боярина). Лука откупается от боярина своим единственным богатством — «овсяным хлебом». Боярин соглашается, берёт хлеб, отдаёт икону и уезжает. Невзрачная на вид икона-складень, до сих пор не творившая никаких чудес, не заинтересовала похитителя.

Луке стало ясно, что надо что-то делать с иконой. Он берёт её к себе домой. Далее события ускоряются. Один из родственников Луки, приложившись к иконе, получает облегчение от своих страданий.

Чудеса множатся. Новгородский летописец записывает долетевшие из Москвы поразительные слухи. «Того же лета (1413) от Можайска града за 10 вёрст, въ отчины князя Андрея Дмитриевича, от иконы Пресвятыя Богородица явилося жалованиа и прощениа людем много: слепым, хромым, раслабленым, глухым и немым, и несть мощно сказати или исчести их, ум человечь не можеть изрещи, колико человеколюбие божие и какова милость на людех» (13, 404).

Теперь уже ни у кого нет сомнений, что икона Луки — чудотворная. К нему стекаются страждущие односельчане. В новом статусе обладателя чудотворной иконы Лука уже не может оставаться в своей деревне. Икону просто отнимут и унесут. (История знает множество примеров того, как христианские реликвии силой похищали у их владельцев).

Лука понял, что у него есть только один способ выйти из положения с честью и прибылью — поднести икону князю. Объявив своё намерение, он поспешил с иконой в Можайск. Имя князя спасло его от новых посягательств на икону со стороны местных властей.

Удельный князь Андрей Дмитриевич Можайский был, судя по всему, озадачен появлением чудотворной иконы на дереве в глухих краях его удела. Однако князь не хуже крестьянина знал правила игры. Он с честью принял икону в Можайске. Но затем, не задерживаясь, отправил её дальше в Москву, в подарок своему старшему брату, великому князю Василию Дмитриевичу. Тот благосклонно принял дар, отслужил подобающий молебен, пронёс икону в крестном ходе. Но при всём том Василий Дмитриевич не захотел оставлять икону в Москве. Это было бы слишком большой честью для удельного князя — пополнить своими сомнительными для москвича находками московские древние святыни. Василий тепло поблагодарил брата, но икону вернул и велел отослать обратно в Можайск. На месте её явления князь велел построить храм во имя Божией Матери, а затем устроить монастырь. Так завершилась эта примечательная история, где православное благочестие смешано с политическим расчётом.

Хитроумный Лука, блестяще сыгравший эту пьесу, получил дары от князей и бояр и построил себе богатый дом. Как всякий разбогатевший крестьянин, он держался с соседями высокомерно и любил продемонстрировать своё богатство всякой барской потехой, и прежде всего псовой и соколиной охотой. За этим занятием его и настигла судьба. Лука попал в лапы к медведю, спасся едва живой и ушёл в монастырь. Покаявшись и примирившись с Богом и людьми, он окончил свой земной путь в Колочском монастыре. Там же хранилась и явленная ему Колочская икона Пресвятой Богородицы.

Икона эта представляет собой складень, центральная часть которого несёт на себе изображение Божией Матери типа Одигитрии, а две боковые — Ильи-пророка и Николая-угодника (70, 232). Эти изображения Колочской иконы не случайны. Николай Чудотворец — святой патрон города Можайска. Илья-пророк, память которого церковь празднует 20 июля, символизирует начало сбора урожая хлеба. В повести о Луке Колочском, по-видимому, не случайно Лука откупается от похитителя иконы странной данью — «овсяным хлебом». Очевидно, здесь мелькает живая черта истории иконы — связь этих событий с праздниками аграрного календаря.

Культ героев античности, свойственный Западу, чужд русской духовной традиции. Чувство чести, сильно притупленное унизительными поездками в Орду и подобострастными поклонами на ханском дворе, проявлялось у русской знати главным образом в спорах за лучшее место за княжеским столом.

Необходимость постоянно держаться в тени предопределила отсутствие ярких отличительных черт у русских князей XIV—XV веков. Об этом иронично писал В. О. Ключевский: «Все московские князья до Ивана III как две капли воды похожи друг на друга, так что наблюдатель иногда затрудняется решить, кто из них Иван и кто Василий» (81, 47).

Средневековая русская история не знает портретов. Только приобщившись к западноевропейской историографической традиции, историки почувствовали вкус к личностному началу в своих повествованиях. Исторические портреты и речи исторических персон — росчерки пера Василия Татищева. Летописец избегал описаний не только внешности правителя, но и его личных качеств. В этом он следовал запросам своих заказчиков, а те — установкам социальной среды, где всякая оригинальность осуждалась как проявление гордости — главного из «семи смертных грехов».

Констатируя бедность красок для исторического портрета, историк всё же улавливает некоторые намёки. В тех случаях, когда личность произвела сильное впечатление на современников, летописец уделяет ей повышенное внимание, сообщает некоторые подробности. Но в сеть истории попадает лишь крупная рыба-

Великий князь Литовский Витовт был одним из самых ярких правителей своего времени. Его образ действий был по преимуществу наступательным. Далеко не все его замыслы оканчивались удачно. Но уже одной Грюнвальдской битвы, в которой он, если верить Яну Длугошу, играл главную роль, достаточно для почётного места в истории. Современник и соперник Витовта, московский великий князь Василий Дмитриевич, громких побед не имел.

Известно, что характерной чертой выдающегося правителя является умение подбирать способных и преданных людей. Что касается Василия I, то его ближнее окружение (московские бояре и удельные князья) мы знаем только по именам и отчествам. Источники не позволяют выделить подлинные таланты в этом однообразном ряду. Исключение составляет, пожалуй, один только князь Владимир Андреевич Серпуховской, в котором мы не столько узнаём, сколько угадываем выдающегося полководца и благородного человека.

Московская правящая верхушка многими нитями связана была с западнорусской и литовской элитой. Семён Гордый был женат на дочери Гедимина. Владимир Андреевич Серпуховской и Борис Константинович Нижегородский — на дочерях Ольгерда. Василий I женился на дочери Витовта Софье. В Москве хорошо знали весь клан литовских Гедиминовичей и особенно — беспокойное сообщество двенадцати сыновей Ольгерда. Летописцы, а стало быть, и современники явно выделяли из них одного — князя Семёна Ольгердовича, более известного на Руси под языческим именем Лугвений, а в Литве — как Лингвен (9, 91).

Трудно сказать, что означает это имя-прозвище. Возможно, ключ к нему таится в глубинах литовского языка. По-литовски ЛЕНГВАС — лёгкий. Есть литовское имя ЛЕНГВЕНИС.

Биография русских князей обычно не имеет ни начала ни конца. Год рождения Лугвения неизвестен, как неизвестен и год его кончины. Его отец Ольгерд скончался в 1377 году. Мать Лугвения, вторая жена Ольгерда тверская княжна Ульяна Александровна, была матерью семерых из двенадцати сыновей великого князя Литовского: 1) Андрея Полоцкого; 2) Владимира Бельского; 3) Ивана Острожского; 4) Якова; 5) Лугвения Волынского; 6) Василия Черторижского; 7) Олелько Киевского.