Василий Темный

В Москве возмущались захватом Смоленска, но никаких действий не предпринимали. Князь Юрий Святославич вынужден был покинуть Москву и уехать в Новгород. Там его приняли с распростёртыми объятиями и дали в кормление несколько городов. Никто не знал, как сложится дальше судьба Смоленска. В этой игре Юрий Святославич был сильной картой. Понимал это и сам князь-изгнанник. Он вскоре вернулся в Москву и получил от великого князя Василия Дмитриевича хорошую должность наместника в Торжке.

Падение Смоленска — дотоле неприступной русской твердыни — потрясло Северо-Восточную Русь. Летописцы подробно представили это событие в своих трудах.

Симеоновская летопись сообщает:

«В лето 6912 (1404) князь великии Витовт с Ольгердовичи с Корибутом, с Лугвенем, с Швидригаилом и с всею силою приииде ратию к Смоленьску, и князь Юрьи с Смолняны в городе затворися. Витовт же, стоя всю весну, колико бився и тружався, не може его выстоять, и пушками бив, бе бо велми крепок Смоленск; и стояв 7 недель отступи прочь, а волостем Смоленским много зла учинил. И князь Юрьи, сославься с великим князем с Васильем с Московским и выеха из города не во мнозе, а княгиню свою з бояры остави в Смоленсце, а сам прииде на Москву, и би челом князю великому Василию Димитриевичу, даючися ему сам со всем княжением своим. Князь же великии Василеи не прия его, не хотя изменити Витовту. Князю же Юрью на Москве сущу, а Витовт в то время собрав силу многу и пришед, ста у Смоленска. Гражане же не могуще терпети в граде, в гладе пребывающи, и здаша град Витовту месяца Июня 26. Витовт же взем Смоленск и княгиню Юрьеву изнема и посла в Литву, а князей Смоленских пойма и бояр, и разведе и заточи их, а иных смертью казни, а в граде наместники своя ляхи посажа. Слышав же то князь Юрьи побеже с Москвы в Новгород Великий и с сыном своим Феодором, и Новгородцы же приаша его с миром» (29, 150).

Новая страница в истории Смоленска будет открыта только в конце эпохи Ивана III, когда начнётся упорная борьба Москвы за контроль над этим городом. А завершится эта борьба уже при Василии III в 1514 году, когда московские полки поднимут свои хоругви на смоленских башнях. Но и на этом не закончится драматическая борьба Московского государства за Смоленск. Двухлетняя осада Смоленска войсками польского короля Сигизмунда III в Смутное время... Неудачная Смоленская война царя Михаила Фёдоровича в 1632—1634 годах... Возвращение Смоленска под крыло Российского государства по Андрусовскому миру 1667 года... Тяжёлые бои за Смоленск в 1812 году... Героическая оборона Смоленска в 1941 -м... Глубоко символично, что на гербе Смоленска изображена старинная пушка. А на этой пушке — символ тревоги и победы света над тьмой — звонкоголосый петух.

История последнего смоленского князя Юрия Святославича столь же драматична, как и история города. В 1404 году Новгород предоставил ему временное убежище. Однако надежда на возвращение на смоленский стол гнала его ближе к центру событий — к Москве. Как уже было сказано, Юрий получил от Василия Дмитриевича должность наместника в Торжке. Этот город был южным форпостом Новгорода, но при этом сохранял некоторую зависимость от Москвы. Таким образом Юрию надлежало, сидя в Торжке, «ждать у моря погоды». В зависимости от развития событий он мог быть востребован в любое время. Вероятно, сетования Юрия Святославича разделял его зять, Юрий Звенигородский. Хитроумная и осторожная дипломатия старшего брата едва ли была ему по душе.

Утрата родного стола и унижения «московского гостеприимства» сильно пошатнули психическое равновесие смоленского князя. По натуре это был человек яростный и жестокий. Подобно Ивану Грозному, он тешил свой свирепый нрав изобретением новых видов казней. В Торжке Юрий совершил убийство, о котором с возмущением рассказывают летописцы.

«И он тамо убил неповинна служащаго ему князя Семёна Мстиславичя Вяземскаго и его княгиню Ульяну; уязви бо ся плотским хотением на его подружие и взя ю к себе, хотя с нею жити; она же не хотяше сего сотворити и глаголаше къ нему: “О княже, что сие мыслиши? како аз могу мужа своего, жива суща, оставити и к тебе поити?” Он же въсхоте лещи с нею, она же съпротивися ему и, възем нож, удари его в мышцу. Он же зело возъярися и вскоре сам уби мужа ея князя Семёна Мстиславича Вяземскаго, служащаго ему и за него кровь проливающа и неповинна суща, ниже бо он научи ея сице сътворити; и сице его убил, а ей повеле руки и ноги отсещи и воврещи в воду; они же поведённое сотвориша и в воду ввергоша. И бысть ему в грех и в студ велик, и съ того побеже ко Орде, не терпя горкаго своего безверемяниа и срама и безчестиа» (23, 198).

Дальнейшая судьба последнего смоленского князя неизвестна. Как и многие другие князья-изгои, искавшие «правды» в монгольских кибитках, он затерялся в просторах степей, равнодушно поглощавших и правых, и виноватых...

Глава 7

ПРИСМИРЕВШИЕ ВРАГИ

Борьба вокруг Смоленска была для Василия I важной, но всё же не единственной заботой. Углём, тлеющим под золой, оставались отношения Москвы с присмиревшим врагом — Тверью. К концу своей долгой жизни тверской князь Михаил Александрович (ум. 26 августа 1399) пришёл к необходимости твёрдого мира с Москвой. Равным образом и Дмитрий Донской оставил сыну Василию миролюбивую политику по отношению к Твери. Сил для окончательного разгрома соперника не было ни у того, ни у другого. К тому же война с Тверью была чревата серьёзными осложнениями. Соседние княжества и государства, заметив перевес на стороне Москвы или Твери, тотчас бросились бы помогать ослабевшему.

Свидетельством добрососедских отношений Москвы и Твери в 90-е годы XIV века служит «докончание» Василия I с тверским князем Михаилом Александровичем. Василий обещает Михаилу: «А быти нам, брате, на татар, и на литву, и на немци, и на ляхи заодин» (10, 41).

Пользуясь относительным затишьем во внешних делах, наследник тверского престола князь Иван Михайлович (1399—1425) начал подавлять самостоятельность уделов Тверского княжества. Заветы покойного отца о любви и мире между сыновьями были забыты уже через 40 дней после его кончины. Так было всегда. Даже Ярослав Мудрый своими мудрыми наставлениями не смог преодолеть эгоизм сыновей.

Идеалисты и моралисты, среди которых был и летописец, могли сетовать и молиться, напоминая о Страшном суде. Но пока врата небесные ещё не отверзлись, жизнь, как и прежде, шла вперёд по костям проигравших. И утешением для них оставалось лишь сочувствие летописцев.

Вот что рассказывает о тверской усобице Симеоновская летопись:

«Князь Иван Михайлович после отца своего сел на княжение на великое на Тверское. И мало время пребыша и захотеша свою братью обидети, и повелеша бояром своим целование сложите к своей братии, к князю Василию и к князю Ивану Борисовичу. Князь же Василеи пришёл к своей матери, к великой княгини Овдотьи и сказаша ей, что “брата нашего бояре целование к нам сложили, что отец наш привёл их к тому, что хотети им нам добра”. И княгини же великая Овдотья посла свои бояре к великому князю, а дети её князь Василеи, князь Феодор, внук её, князь Иван, пославша своих бояр: “не по грамоте отца нашего твои бояре к нам сложили целовение, а ты бы, господине князь великии, пожаловал, велел бы еси своим боярам целование держати по нашего отца грамотам”. И князь же великий отвечал: “бояре сложили к вам целование по моему слову”. И оттоле нача великий князь вражду вздымати на свою матерь и на свою братию, и на свого братанича, нача на них нелюбие держати. Княгини же Борисова от рода Смоленьска, возмя своего сына, и боярин его Воронец, аки древний Бут, и биша челом великому князю: “мы, господине, не посыловаша своих бояр к тобе”. Оттоле же нача на свою братию нелюбие держати, а их возлюбиша. И приеха князь Василий на годину отца своего в Тверь в свою отчину» (29, 148—149).

В своём стремлении к единовластию Иван Тверской был вполне последователен. Лишив своих бояр права заступаться за обиженных великим князем удельных князей, Василия Михайловича и Ивана Борисовича, Иван Тверской развязал себе руки для дальнейшего наступления на права своих братьев и племянников. Минул год, и Иван перешёл к прямому произволу по отношению к сородичам. Отобрав у своего строптивого брата князя Василия Кашинского некоторые волости и передав их своему смиренному племяннику Ивану Борисовичу Кашинскому, великий князь Тверской Иван Михайлович отказался давать объяснения кому-либо по этому вопросу. Летописец определил это сильной метафорой: Иван «нача вражду вздымати на свою матерь и на свою братью» (29, 149).