Василий Темный

Документы той эпохи крайне скудно освещают историю новгородских государственных институтов. На этой базе можно строить лишь более или менее убедительные гипотезы. Схема В. Л. Янина не является бесспорной. Однако она объясняет многое в судьбе Новгородского государства.

Удовлетворение всех жаждущих власти имело и обратную сторону. Чем больше людей участвуют в принятии решений, тем труднее и медленнее оно принимается. Власть как бы распыляется, теряет необходимую жёсткость. Решение утопает в бесконечных согласованиях и прениях сторон. Такое положение становится особенно опасным в тех случаях, когда требуется принятие быстрых и чётких решений, от которых зависит само существование государства.

В Новгороде в последние десятилетия его независимости происходит быстрая девальвация самого звания посадника и тысяцкого. Падает авторитет государственной власти, представители которой беззастенчиво пользуются своим положением в корыстных целях. Прикрывшись размножившимися государственными должностями, новгородские бояре становятся практически безнаказанными. Происходит своего рода «приватизация государства».

В критический момент, летом 1471 года, в олигархическом Новгороде не оказалось главнокомандующего всеми вооружёнными силами. Судя по летописным рассказам об этой войне, новгородские рати выступали разобщённо, без единого плана. У каждой из них были свой предводитель, свой собственный план действий.

В этой связи принято говорить о том, что рядовые новгородцы окончательно потеряли доверие к своим властям и не желали защищать интересы оторвавшегося от народа узкого и замкнутого правящего слоя. Однако такое заключение носит чисто умозрительный характер. Существует и другое мнение, согласно которому новгородские «чёрные люди» в большинстве своём до конца сохраняли преданность своей республике (89, 90). При этом многие, не имея собственной точки зрения на происходящее, придерживались взглядов той или иной боярской партии.

Состояние источников не позволяет дать определённый ответ и на этот вопрос. Никто из историков не производил социологический опрос в тогдашнем Новгороде. Косвенные данные можно понимать по-разному. Огромное количество новгородцев, выступивших навстречу московским полкам летом 1471 года, свидетельствует о том, что за оружие взялся буквально «весь город». Разгром ополченцев московскими воеводами объясняется низкой боевой подготовкой ополченцев. Новгород давно не воевал, и многие из горожан вообще впервые взяли в руки оружие. Рассказ московских летописцев о том, что новгородцы во время бегства с поля сражения будто бы избивали друг друга, имеет явное книжное происхождение и восходит к образам Священного Писания. Нельзя забывать и о эмоциональном аспекте, который часто определяет поведение всколыхнувшихся народных масс.

Новгородское простонародье увлекалось зрелищем вечевых дебатов, порой переходивших в сражения на Великом мосту. Частые избирательные кампании обогащали многочисленных демагогов и веселили горожан. Шумное вече заменяло новгородскому плебсу римский Колизей и константинопольский Ипподром. Этот элемент зрелищности, ритуальности отправления власти, присущий новгородским порядкам, был совершенно не знаком княжеской Руси с её монархической манерой принятия решений «у постели, сам-третей» и долгим сидением бояр в Думе.

Новгородцы любили свою весёлую демагогию и в немалой мере кормились за её счёт. И не здесь ли скрывается корень той преданности граждан своему укладу жизни, который два века питал Новгородское государство?

Перед лицом московской тирании независимость Новгорода могла спасти только собственная, доморощенная тирания. Однако вся новгородская политическая система, вся система ценностей новгородских «чёрных людей» были настроены на исключение этой возможности.

И тогда московская тирания вошла в Новгород тяжёлой поступью Ивана III...

Но всё это — будущность. А пока молодой Василий пробовал силу своей власти на бескрайних просторах новгородских колониальных владений. Борьба за новгородский Север была необходимой и почти ритуальной задачей для любой московской власти в XIV—XV веках.

Глава 5

ТЕМИР-АКСАК-ХАН

«В лето 6960 приходил Тимир Аксакша Рахманскыи на Русскую землю» (29, 143).

Историю делают люди. И чем выше на социальной лестнице стоит тот или иной человек, тем сильнее может быть его воздействие на ход событий. Конечно, действия человека обусловлены объективными и субъективными факторами. Любой, даже самый грозный деспот должен считаться с интересами правящей элиты и обеспечивать условия для всеобщего выживания. И всё же влияние правителя на ход событий колеблется в весьма значительных пределах. Размах колебаний зависит от политической системы, в которой этот правитель существует. Русские князья XIV—XV веков были своего рода монархами, а их система власти — монархией. В силу многих причин — тяжёлых природно-климатических условий, низкой плотности населения, воинственности степных соседей, уникальной религиозной ситуации — именно монархия была оптимальной политической системой для Руси.

Историки привыкли делить отечественную историю по правлениям конкретных правителей: Петровская эпоха, эпоха Ивана Грозного, эпоха Ивана III, эпоха Дмитрия Донского и т. д. Каждая из этих эпох имеет свой неповторимый колорит. Эпоха «собирателя Руси» Ивана Калиты, героическая эпоха Дмитрия Донского, государство-созидательная эпоха Ивана III, кровавая тирания Ивана Грозного... Время Василия I можно определить как удачное для Руси. «Его величество случай» раз за разом спасал Москву от беды. Гибельные события словно грозовые тучи громыхали вокруг Москвы. Но всякий раз туча проходила где-то поодаль...

История возвышения Тимура столь же удивительна, как и судьба Чингисхана. Сын мелкого провинциального владетеля, он сумел возвыситься благодаря личным талантам и удачному стечению обстоятельств. Его владения стремительно расширялись и вскоре охватили всю Среднюю Азию, Иран, Хорасан и даже Индию. В погоне за изменившим ему вассалом и учеником, ханом Тохтамышем, Тимур пришёл в Нижнее Поволжье и на Северный Кавказ.

Степняки любили воевать. Война скрашивала однообразное бытие простых кочевников, пополняла трофеями скромное убранство их юрты, давала тему для разговоров у степного костра. Монгольской знати война приносила пьянящее ощущение власти над миром. Хан должен вести их к новым победам. Хан всем ханам, царь всем царям был непобедимый Тимур. Он не успокоится до тех пор, пока не завоюет весь мир...

История этой странной войны между учеником и учителем, Тимуром и Тохтамышем, своим гигантским размахом и своей бессмысленностью ставит в тупик современных историков. Но в том и состоит их работа, чтобы всё объяснять. А потому дадим слово историку. Пусть начертит нам хотя бы контуры этой картины.

«Первые столкновения произошли в 1386 г. на Кавказе: Тохтамышу удалось тогда захватить на время Тавриз, однако в 1387 г. в Дагестане он потерпел поражение от войск Тимура. Затем борьба между ними разворачивалась в Средней Азии, в частности в Хорезме. Однако, несмотря на временные успехи, Тохтамыш вынужден был под напором войск Тимура оставить Мавераннахр и вернуться на территорию Волжской Орды.

Следующим весьма важным этапом затяжного конфликта двух могущественных ордынских правителей было грандиозное сражение, происшедшее 28 апреля 1391 г. на левом берегу Волги в местности Кундузча, сражение, закончившееся поражением войск Тохтамыша. Тем не менее золотоордынский хан не думал складывать оружия: на протяжении последующих четырёх лет он продолжал оказывать упорное сопротивление натиску Тимура, мобилизуя для этой цели как ресурсы самой Золотой Орды, так и оппозиционные Тимуру силы, существовавшие тогда на Кавказе, в Мавераннахре, Египте. Определённую роль в противодействии наступательным планам Тимура должны были, по расчётам Тохтамыша, играть и восточноевропейские страны, всё ещё находившиеся тогда в сфере золотоордынского влияния. Так, умело маневрируя, Тохтамыш в течение ряда лет тщательно готовил силы для новой схватки со своим могущественным противником. Наконец, в 1395 г. на берегах Терека произошло сражение, кончившееся полным разгромом войск Тохтамыша армией Тимура. Если победа на Тереке открыла Тимуру и его армии путь не только на Волгу, но и на берега Дона, а возможно, и Днепра, то это же событие для Тохтамыша обернулось потерей престола в Сарай-Берке, сначала вынужденным уходом на два-три года в Крым, а потом и бегством в великое княжество Литовское (около 1398 г.).