Михаил Тверской

Рассуждая о реалиях ига, попробуем провести неожиданную параллель между Русью этого периода — и Древней Грецией. Вспомним классическую тему: отношения эллинов с персидской державой Ахеменидов. При всём различии эпох и обстоятельств заметно и некоторое сходство общей картины. Могущественная азиатская монархия угрожает завоеванием более развитой, но раздробленной и потому относительно слабой конфедерации городов-государств. Силы сторон примерно равны.

Рассматривая персов как варваров, стремящихся поработить их свободолюбивую родину, греки одержали над ними ряд блестящих побед на суше и на море. Таков парадный фасад греко-персидских отношений. Однако за этим фасадом скрывалась иная, куда более противоречивая и циничная политическая жизнь. Многочисленные греческие города-государства (полисы) враждовали между собой и в этой междоусобной борьбе нередко призывали на помощь «варваров» — персов. Не доверяли друг другу и два крупнейших греческих государства — Афины и Спарта. Со временем это недоверие вылилось в затяжную Пелопоннесскую войну (431—404 до н. э.). И та и другая враждующая сторона искала поддержки персидской державы. Персы со своей стороны всячески разжигали конфликты среди греков. Раздорам способствовали различия в политическом устройстве полисов. Одни придерживались демократии, другие — олигархии, в третьих самовластно правили тираны.

«Благородные эллины» смотрели на персов, «у которых, кроме груды золота, нет никаких достоинств», с чувством культурного и морального превосходства (96, 12). Однако это не мешало им в случае необходимости вступать с «варварами» в союз.

Персы охотно принимали у себя знаменитых греческих изгнанников — Фемистокла и Алкивиада — и использовали их в качестве советников. Впрочем, не все изгнанники соглашались работать против своей родины. Фемистокл, например, предпочёл принять яд.

Персидские цари нанимали греческих воинов в качестве наёмников и использовали их в своих династических распрях. Однако у самих греков такая служба вызывала осуждение. Когда знаменитый своими подвигами спартанский царь Агесилай под старость стал наёмником у правителя Египта, это возмутило всю Грецию. «Никто не одобрял того, что человек, считавшийся первым во всей Греции, чья слава распространилась по всему миру, теперь предоставил себя в распоряжение варвару, отпавшему от своего царя, продал за деньги своё имя и славу, превратившись в предводителя наёмного войска» (96, 273). И всё же военная служба «варварам» за хорошее вознаграждение привлекала многих. Один из таких отрядов численностью 10 тысяч человек совершил героический марш через всю Малую Азию. Этот эпизод стал темой знаменитой книги Ксенофонта «Анабасис».

Известно, что в Средние века Священное Писание служило своего рода матрицей, собранием первообразов всего происходившего в истории человечества. Равным образом и политическая история античности, какой представили её потомкам историки той эпохи, служит собранием первообразов для всех позднейших авторов. Макиавелли и Монтень, Филипп де Коммин и Фрэнсис Бэкон — все шли от греков и их прямых наследников римлян...

В Ростове Юрий имел возможность переговорить со своими сородичами по линии жены. Известно, что в 1297 году он женился на дочери князя Константина Борисовича Ростовского (103, 126). Имя невесты неизвестно. В браке с ней Юрий имел дочь Софью, которая позднее вышла замуж за князя Константина Михайловича Тверского. Это был второй опыт московско-тверских династических браков. Дети от таких смешанных браков могли при определённых условиях принести Москве тверской стол. Подобно первому опыту — женитьбе Семена Гордого на дочери Александра Михайловича Тверского Марии, второй опыт оказался неудачным и не принёс больших успехов ни московскому, ни тверскому дому. И только полтораста лет спустя идея брачной экспансии будет успешно реализована Василием Тёмным, женившим старшего сына и наследника Ивана на дочери тверского князя Бориса Александровича. Родившийся в этом браке сын Иван Молодой станет первым московским по происхождению правителем Твери...

Ростовский княжеский дом в конце ХIII века разделился на две враждующие между собой династические линии. Предводителем одной был князь Дмитрий Борисович, другой — его брат Константин. Соперники разделили не только территорию княжества, но и сам город Ростов. Однако вражда продолжалась и после раздела 1287 года. Соответственно, оба свояка имели родню в Ростове. В 1315 году — когда Юрий явился сюда перед поездкой в Орду — в Ростове княжил шурин Юрия Василий Константинович. Он также в 1316 году был вызван в Орду для объяснений, возможно — по делу Юрия.

Погостив в Ростове, московский князь погнал своего коня на юг, в степи. Там ему суждено было пробыть долгих два года. На Русь он возвратился из Орды только осенью 1317 года. Эти два с лишним года Москвой управлял Иван Калита. В сущности, он стал московским правителем задолго до того, как официально получил этот стол.

Тверская правда

В то время как Юрий Московский только ехал в степь, Михаил Тверской уже собирался из Орды в обратный путь. Осенью 1315 года он был отпущен ханом Узбеком на Русь в сопровождении татарского отряда под командованием «оканьнаго Таитемеря» (5, 94). Отряд, обычно сопровождавший князей, получивших ярлык на великое княжение Владимирское, был скорее почётным караулом, чем реальной боевой силой. Глава этого отряда символизировал незримое присутствие и верховную власть хана. Он играл главную роль в церемонии восшествия князя на великокняжеский стол. Однако наши летописцы не упускают возможности пожаловаться на учинённое татарами «многое зло»:

«В лето 6823 (1315) прииде из Орды князь великы Михаил, ведый съ собою оканнаго Темеря и Маръхожу и Индыа, и много зла учини Руси» (26, 107).

Ордынцы должны были помочь Михаилу вступить в права великого князя Владимирского в соответствии с ярлыком нового хана Узбека и утвердиться в качестве князя в Новгороде. Словом, Михаил Тверской пришёл из Орды требовать своего, отстаивать свою правду. С формальной точки зрения, заняв владимирский трон в свой черёд, он имел на это все основания. Но правда Михаила — как и противостоявшая ей московская правда — в её практическом осуществлении означала новую усобицу и была бедствием для Руси...

Пепел Торжка

Получив признание от всех северо-восточных князей, великий князь Владимирский Михаил Ярославич в конце 1315 года приступил к главному и самому трудному делу — усмирению восставшего против его власти Новгорода. Большое войско, в состав которого, помимо собственно тверских сил, входили полки «низовских» князей и татарский отряд Таитемеря, готовилось выступить в поход на Торжок и дальше — на Новгород.

Жители Торжка, узнав о надвигавшейся беде, обратились за помощью к новгородцам. На вече закипели жаркие споры, в которых вечная вражда между бедными и богатыми перемешивалась с распрями боярских кланов. Бедняки, которым нечего было терять «кроме своих цепей» и которых не могли испугать московский грабёж и произвол, с нескрываемым злорадством наблюдали за паникой, охватившей новгородскую знать. Придёт время — и Иван III блестяще разыграет карту «классовой борьбы» в своей эпопее покорения Новгорода.

В итоге московский князь Афанасий Данилович и его помощник Фёдор Ржевский выступили из Новгорода на помощь Торжку «с новгородскими бояры без чёрных людей» (17, 179). Такой «элитный» состав новгородского войска — князья с дружинами, новгородские бояре, их дворня и, вероятно, наёмные бойцы — предопределял его малочисленность.

Шесть недель князь Афанасий стоял в Торжке с новгородцами, ожидая подхода противника и собирая сведения о его передвижении. Длительное стояние войска в городе всегда порождает его деморализацию и конфликты с местным населением. Положение день ото дня ухудшалось. Запасы продовольствия и фуража в Торжке подходили к концу. Цены на местном рынке взлетели до небес. Настроение ополченцев падало не по дням, а по часам. Новгородские воины стали покидать лагерь и возвращаться в Новгород.