Страница 61 из 73
Это известие трудно заподозрить в недостоверности: во-первых, оно содержится в рукописи середины XV века; во-вторых, именно в 1316 году Иван Данилович действительно был правителем Москвы, в то время как его брат Юрий пребывал в Орде.
Другой летописец (автор Тверского сборника) сообщает, что митрополит Пётр поставил тверского владыку Варсонофия в 1316 году «той же зимы» (19, 409). Значит, наиболее вероятный срок возвращения Петра из Южной Руси — осень 1316 года. На юге митрополит пробыл, конечно, не менее года: ему нужно было какое-то время пожить в Киеве, а также посетить епархии Галиции и Волыни. Если принять мнение о том, что в эти годы Пётр ездил и в Константинополь, — то его не было в Северо-Восточной Руси года два-три.
Вернувшись в Залесье, митрополит застал здесь Михаила Ярославича на вершине власти. Это было лучшее время для тверского князя, когда он чувствовал себя бесспорным победителем.
Примечательно, что митрополит, приехав на северо-восток, направился в Москву. В этом можно увидеть и политическое пристрастие святителя к московским Даниловичам, и просто географический факт: из Киева дорога во Владимир на Клязьме шла через Брянск на Москву. В Москве Петра с радостью принял его давний почитатель князь Иван Данилович.
Не засиживаясь в Москве, Пётр, судя по всему, поехал в Тверь, где и поставил владыку Варсонофия. Московские летописи по понятным причинам замалчивают тверскую составляющую деятельности Петра. Но было бы странно для митрополита, посетив второй по значению город всей области — Москву, не уделить внимания и удельной столице великого князя Владимирского — Твери. Расстояние от Москвы до Твери (около 170 километров) не составляло препятствия для такого неутомимого путника, каким был митрополит Пётр. Объезд всех областей огромной Русской митрополии был его пастырским долгом.
Картина деятельности митрополита Петра была бы неоконченной без воспоминания о каком-то загадочном диспуте с мусульманским проповедником (Сеитом), который успешно провёл святитель (122, 146). Ни времени, ни места этого спора источники не сообщают.
Но здесь мы должны на время оставить митрополита Петра на его пастырских перепутьях и вернуться к рассказу о военной и дипломатической борьбе между Тверью и Москвой в 1311—1318 годах.
Глава 15
СЕМЬ ОТРОКОВ ЭФЕССКИХ
История есть мораль, облечённая
в примеры и действия.
Древняя христианская легенда рассказывает о «семи спящих отроках эфесских». Семь знатных юношей из города Эфес в Малой Азии, связанных дружбой и верой в Спасителя, в период гонений на христиан императора Декия укрылись в горной пещере. Император узнал о их местопребывании и приказал завалить вход в пещеру камнями. Спустя два века вход в пещеру случайно обнаружили местные жители. Отвалив камни, они вошли в пещеру и замерли от изумления и страха. Смерть превратилась в жизнь. Юноши чудесным образом пробудились ото сна и несколько дней находились среди живых. После этого они вновь почили, на сей раз — окончательно.
В круге христианских представлений эта легенда занимала почётное место как прообраз грядущего воскресения из мёртвых всех людей. Наряду с такими известными ветхозаветными сюжетами, как «Три отрока в печи огненной», «Даниил во рву львином» или «Сорок мучеников севастийских», композиция «Семь отроков эфесских» часто встречается в древнерусском искусстве. Её можно узнать уже в белокаменном резном декоре владимирских храмов...
Подобно своему знаменитому пращуру Владимиру Мономаху, Михаил Тверской с детства любил книги и был в душе философ. В круговороте дел и забот он умел остановиться, чтобы осознать происходящее. Окружавший его мир был жесток и несправедлив. Язычники и «бесермены» угнетали христиан. Христиане, забывая евангельские заповеди, ненавидели друг друга сильнее, чем своих угнетателей. Священники с амвона предупреждали о последних временах и скором Страшном суде. Но лишь немногие воспринимали их слова всерьёз.
Размышляя об этом, Михаил часто вспоминал историю семи эфесских отроков. Он думал о том, как хорошо было бы уснуть этим чудесным сном на долгие годы и проснуться в мире, где законом жизни будут заветы Спасителя, где Русь будет сильной и свободной страной под властью мудрых правителей...
Но заботы мира сего прогоняли мечты. Князь Михаил вставал со скамьи, творил короткую «Иисусову молитву» — «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного» — садился на коня и гнал его по пыльным дорогам своей судьбы...
Дороги судьбы
После владимирского спора 1311 года, успешно разрешённого митрополитом Петром, в соперничестве Москвы и Твери наступило временное затишье. Оно было прервано прилетевшей из Орды тревожной вестью: в августе 1312 года умер хан Тохта. В январе 1313 года на престол взошёл 32-летний племянник Тохты Узбек (1313—1342). Его приход к власти, как и все прочие династические перемены в Золотой Орде, сопровождался периодом внутренней нестабильности степной державы (101, 88). Любая власть как бы разлеталась по её продутым ветром просторам...
Весной и летом 1313 года все русские князья потянулись в Орду, чтобы получить у нового хозяина подтверждение своих владельческих прав. Туда же отправился и митрополит Пётр за новым ярлыком, в котором содержался перечень всех ранее установленных привилегий Русской церкви: освобождение церковных людей от уплаты дани в Орду, от содержания татарских послов на Руси и некоторых других повинностей. Летопись так рассказывает об этом событии:
«Умре царь Тахта татарьский... Того же лета сяде царь Азбяк на царьстве и обесерменился (то есть принял мусульманство. — Н. Б.). Того же лета князь велики Михайло Ярославич Тверский поиде в Орду, такоже и Пётр, митрополит Киевский и всеа Руси, вкупе с ним поиде во Орду того ради, понеже тогда во Орде Тахта царь умре, а новый царь Азбяк сел на царстве, и вся обновишася, и вси прихожаху во Орду и ярлыки имаху, койждо на своё имя, и князи и епископи; но милостию Божиею Пётр митрополит во Орде у царя бысть в чести велице, и отпущен бысть от царя со многою честию вборзе, и прииде на Русь» (22, 178).
За кратким летописным известием угадывается новая вспышка страстей. Михаил Тверской пробыл в Орде более года (1313—1315). Его главной заботой — как и в первую поездку в Орду в 1305 году — было противодействие домогательствам Юрия Московского, претендовавшего на великое княжение Владимирское. Вновь Михаилу отчаянно нужны были деньги. Он вошёл в столь тяжкие долги у ордынских ростовщиков, что не мог выплатить их до самого конца своей жизни. Кроме того, тверской князь, по-видимому, взял на себя повышенные обязательства относительно русского «выхода» в ханскую казну. Едва ли не каждую неделю он слал домой, в Тверь, скорых гонцов с одним-единственным требованием — денег, денег и ещё раз денег...
Краткое, но выразительное описание вымогательства ханского двора находим в Повести о Михаиле Тверском:
«И бывшу ему (Михаилу Тверскому. — Н. Б.) в Орде; не хотяще добра роду християньскому дьявол въложи въ сердце князем татарьскым свадиша братию, рекоша князю Юрью: “Оже (если. — Н. Б.) ты даси выход болши князя Михаила, тебе дам княжение великое”. Тако превратиша сердце его, нача искати княжения великаго. Обычаи бе поганых и до сего дни: вмещущи вражду между братиею князи русскими, себе множаишая дары възимают. И бывши пре (распре. — Н. Б.) велице межу има, и бысть тягота велика на Руси за наша съгрешения» (84, 131).
Хлеб, мятеж и серебро...
Главным источником серебра для издержавшихся великих князей Владимирских всегда был Новгород. Михаил Тверской, следуя заветам своего отца, был крут в обращении с новгородскими «золотыми поясами». Он знал их слабые места и при случае бил без промаха. Где-то за год до поездки в Орду Михаил успешно разыграл «хлебную карту». Узнав о беспорядках в Новгороде (причины которых, как всегда, не вполне ясны), князь вывел оттуда своих наместников и захватил южные районы Новгородской земли — Торжок и Бежецкий Верх. Через эти города шло снабжение Новгорода хлебом из Северо-Восточной Руси. Перекрыв подвоз хлеба, тверской князь поставил Новгородскую землю под угрозу голода.