Страница 10 из 25
— И? — Уборщица оперлась на швабру, став немного похожей на статую «Девушка с веслом», разве что только выглядела не столь монументально. — Я тетя Паша. Чего сказать хочешь?
— Ничего, — буркнула Тицина и выскочила из кабинета.
— В самом деле, — укоризненно произнес Ровнин, выбивая трубку в пепельницу. — Валентина теперь неделю будет как в воду опущенная ходить. Ты же знаешь, как она к своей фигуре относится.
— Дура потому что, — Михеев зевнул и тоже направился к двери. — Все у нее нормально с фигурой. С башкой — нет, с ней беда, а с фигурой — нормально. Есть за что мужчине подержаться. И для голодного года она то что надо, ей долго питаться можно, если что!
— Михеев, ты не тетя Паша, потому тебе я честно все могу сказать, — заявила Виктория. — Ты — скотина!
— Редкостная, — согласился с ней оперативник. — Кто бы спорил? Олег, я уехал, если что — на связи. Коль, звонки по работе на тебя перевожу, уж не обессудь.
— Не вопрос, — кивнул Нифонтов. — Жень, пошли спать. Чую, времени у нас в обрез. Аникушка, тебе чего?
Домовой сурово заступил парочке оперативников дорогу и помотал головой в отрицающем жесте.
— В душ вам надо сходить, — сообщил молодым людям Тит Титыч, вылезая из стены. — Только уж по отдельности, вестимо, не вместе. Что вы так смотрите? Вы же не в розарии бродили, а на свалке, потому, должно, пахнет от вас. Я-то мертвенький, не чую, а вот остальным-то как быть? Да и мебеля стоит пожалеть, трупный да мусорный смрад самый цеплючий. Опять же, одежду надо бы сменить, а эту вон Аникушке отдать, он ее быстренько простирнет, отпарит.
— Представляешь, а я привыкла, — удивленно сообщила Николаю Мезенцева и понюхала рукав своей куртки. — Серьезно. Вот чего Вика жалом водила и от меня шарахалась!
В результате после водных процедур только пару часов ребятам и удалось покемарить на старых кожаных диванах, которые стояли в небольшой комнатушке, известной среди сотрудников отдела под кодовым названием «спальня», и помнящих те времена, когда Россией правил царь-батюшка, причем, скорее всего, даже не тот, которого большевики в Ипатьевском доме порешили.
До вечера они успели сгонять на Мещанскую, где провели воспитательную беседу с начинающим подъездным, взявшим моду подглядывать в ванной за молодыми и фигуристыми гражданками, проживающими в вверенном ему доме, после по приказу Ровнина заскочили в ОВД, на территории которого находилась вышеупомянутая свалка, и подписали бумаги, по которым значилось, что это именно они обнаружили тела двух неустановленных граждан, одного с ножевыми ранениями, приведшими к его гибели, второго с огнестрельными. От ножевых, как выяснилось, скончался Георгий. Причем они действительно на теле имелись, и орудие, которыми их пострадавшему нанесло неустановленное лицо, уже лежало в вещдоках. Ну вот не хотел Олег Георгиевич тратить время на служебное расследование, которое являлось неминуемым в том случае, если Нифонтов и Мезенцева напишут рапорт о применении табельного оружия, как того требовал закон. Опять же, по процедуре их обоих должны были от дел отстранить, а работать и так некому. Каким образом он этого добился, на какие рычаги нажимал — неизвестно, но результат был нагляден. Нет больше огнестрельных ранений. Не стрелял в Георгия никто.
Короче, хорошо так помотались ребята по городу, в результате вернулись в отдел не к шести, а почти к семи часам вечера, когда солнце уже почти село за крыши домов.
— Устала, как собака, — простонала Женька, вылезая из микроавтобуса. — И если я сейчас чего-нибудь не съем, то незамедлительно сдохну.
— Валяй, — бодро предложила тетя Паша, невесть откуда появившаяся рядом с сотрудниками. Не было ее только что, и тут раз — вот она появилась. — Помирай.
— Вы такая добрая сегодня, что прямо пипец, — чуть ошарашенно пробормотала Мезенцева. — Сначала Вальку приласкали, теперь меня. Какая собака вас укусила? Или у вас этот… Как его… Осенний сплин?
— Никто меня не кусал. Это вы с Валентиной слишком много о себе понимаете. Ну и еще не умеете отвечать за свои слова. Ты сказала, если сейчас не поем, то помру. В данный момент о еде можешь забыть, потому что прямо сейчас мы отбываем к Фоме Фомичу в гости. Так что либо бери слова назад, либо помирай.
— Беру слова назад, — вздохнула Мезенцева. — А может, завернем по дороге в какой-нибудь магазин, а? Купим сэндвичей или чего-то в этом роде? Я угощаю.
— Некогда. — Тетя Паша ткнула пальцем в стремительно темнеющее небо. — Мы и так опаздываем. Я хотела появиться там до заката, это лучшее время из всех возможных, но вы, мои юные друзья, совершенно не знаете цены правильности момента в частности и времени в целом. Плюс теперь мы все пробки соберем, поскольку ехать нам на другой конец города.
— А куда именно? — уточнил Николай, снова пристраивая свой смартфон в держатель, прилепленный к лобовому стеклу. — Какой адрес задавать?
— Битцевский лесопарк, — ответила старушка, ловко забираясь в микроавтобус. — А на месте сориентирую, с какой стороны подъезжать к нему следует. Понятно, что с конца шестидесятых там все изменилось, но, думаю, не заплутаю. В старые времена я там часто бывала. В каком-то смысле это была наша территория. Отчасти, разумеется, но тем не менее.
— В каком же смысле «наша»? — Женька уселась рядом с ней. — Отдельская?
— Место отдела — тут, и более нигде, — немного жестко ответила ей старушка. — От веку и до веку. Пока стоит Сухаревка, пока лежит в этой земле хоть один кирпич из основания «брюсовой» башни, быть нам здесь, ясно? Это наш дом. Судьба наша. Умирать каждый в том месте станет, которое ему судьба определит, это верно, но все одно напоследок хоть на миг сюда вернется, чтобы попрощаться с домом своим и семьей. Так было, и так будет.
— Никто и никогда, — понимающе кивнул Николай и повернул ключ в замке зажигания. — Это мы в курсе. А вот насчет Битцевского парка я с Женькой соглашусь. В смысле, тоже не понял, что вы в виду имеете. Почему «наш»-то?