Юнит

     -Да нет у меня ничего, -говорит пилот. Может быть врёт? Но больше поражает насколько хорошо он говорит на русском языке. Акцент едва чувствуется.

     -Спускайся!

     -Не могу. Айнгликленд. Заклинило!

     Митрохин негромко, чтобы он там не услышал, спрашивает у меня: -Что будем делать?

     Пожимаю плечами.

     -Эх, гранату бы, -сожалеет сержант. -У тебя есть граната?

     Мотаю головой.

     -Вот и у меня тоже нет. Значит будем брать в плен. Интересно: правду ли говорит, что даже пистолета при себе не имеет? Как-то странно. Лишь бы не выстрелил. Ладно, прикрой меня, -решился Митрохин.

     Он довольно ловко запрыгнул на огрызок обвалившейся стены, с него на колено роботизированного доспеха и так поднялся до приоткрытой грудной пластины. Осторожно заглянул туда и, видимо, убедившись, что пилот и правда никак не вооружён, принялся расшатывать заклинившую пластину, расширяя проход. Дело это было не простое, так как Митрохину приходилось висеть на одной руке. Пилот, из кабины, передал ему верёвку и уже обвязавшись ею, сержант смог освободить обе руки и расшатывание грудной бронепластины пошло веселее.

     Сам я в это время топтался внизу, часто поглядывая вверх и чуть реже по сторонам. Наконец немец сумел с горем пополам протиснутся через расширившийся проход и чуть было не упал с четырёхметровой высоты, но Митрохин вовремя поймал его, а дальше он уже сам спустился.

     Немец первым спрыгнул на землю. Я стоял шагах в шести и целился в него из пистолета. Почему-то это казалось мне ужасно глупым, но ничего другого я не придумал.

     Пилот был чернявым и вообще похожим на цыгана. Ничего от белокурой бестии в нём не было. Разве только глаза. Глаза были очень внимательными и колючими, хотя, может быть мне только так показалось.

     Он с удивлением посмотрел на пистолет в моих руках и от его удивления я почувствовал себя ещё глупее. Митрохин задерживался наверху. Наверное, ему стало интересно как выглядит интерфейс управления доспехом изнутри.

     -Халло, -сказал пилот и тут же перевёл: -Привет.

     Я облизал пересохшие губы: -Ты игрок или апостол?

     -Шпиле? - на секунду он задумался, но затем тень понимания пробежала у него по лицу.

     -Всего лишь простой унглифиар, приближённый, -ответил пилот.

     Видимо, по-нашему, это означало его вхождение в ближний круг немецкого игрока.

     -Так ты тоже? -с интересом вернул он мне мой же вопрос.

     Спрыгнувший на землю Митрохин уточнил: -Что «тоже»?

     Я отмахнулся: -Не важно!

     Не страдающий излишками сентиментальности, сержант стянул руки немца за спиной его же верёвкой.

     -Давай, немец, шагай. Гитлер капут!

     -Давно уже капут, -согласился немецкий пилот покорно двигаясь в ту сторону, куда его тянул на верёвке Митрохин.

     -Какой-то он слишком спокойный. Не нравится мне это, -поделился сержант. -Не спускай с него глаз, и я тоже не буду.

     Киваю в знак того, что понимаю. Смотрю в спину впередиидущему пленнику и чуть было не падаю, запинаясь об обломок кирпича.

     Когда поднимаю голову, то замечаю летящую мне в лицо подошву от ботинка. Не иначе как чудом успеваю закрыться руками. Всё-таки не зря Семён, и остальные, учили нас. Что-то запомнилось.

     Сильный удар отбрасывает меня назад, но не выводит из строя. Тут же откатываюсь в сторону, пытаюсь нащупать пистолет, но тот отлетел далеко в сторону.

     Тем временем, непонятно как освободившийся и уже расправившийся с Митрохиным немец неторопливо идёт в мою сторону.

     Броситься за пистолетом? Нет, не успею. Значит выход только один.

     Пытаюсь ударить его. Ударить хитро, как учил Семён. Но что-то идёт не так, руку простреливает боль, а затем я прихожу себя лёжа носом в кирпичной пыли. Мелкие камешки и кирпичные осколки больно колются в щёку и тело, через одежду.

     Поднимаю голову. Так и есть, нисколько не смущаясь, пилот вертит в руках мой пистолет. Вот тебе и взяли в плен пилота немецкого голема. Получается это он нас взял в плен. Интересно, что там с сержантом. Он лежит, не двигается и непонятно, живой ли, просто без сознания или уже мёртвый?

     Мы с немцем сталкиваемся взглядами. Какое-то время смотрим друг на друга. Затем я рискую принять более удобное положение, а он молчаливо разрешает. Впрочем, оружие в его руках, как и все шансы. Но какой ловкий оказался, зараза.

     Немец спрашивает: -Давно?

     -Что давно?

     -Давно в ближнем круге?

     -Года три, -признаюсь я.

     -Тогда понятно, -кивает пилот.

     Что тебе там понятно, зараза? И я спрашиваю: -Что понятно?

     Он объясняет: -Почему ты такой беспомощный. У Машки, должно быть, совсем никого из старой гвардии уже не осталось?

     Рассказать ему про Семёна или про Екатерину будет страшной глупостью. Но постойте, он назвал Мокошь «машкой» ? Может ли так быть…

     -Чёрт побери! -ругаюсь я.

     Немец мне подмигивает: -Догадался?