Хранители смерти

Глава 11

Выйдя из редакции, Гуров достал телефон и наконец-то набрал номер, который за последние сутки хотел набрать уже не раз, – номер художника Славы Могильного. Теперь точно ничто не мешало ему поговорить с единственным человеком из окружения художника Бушуева, которого его знакомые считают способным на убийство.

В трубке сначала долго раздавались звуки вызова, потом механический голос сообщил, что «абонент не отвечает». Гуров был упорен и повторил звонок еще раз, потом еще, и только с третьего раза ему ответили.

– Ну, и что вам нужно? – услышал он раздраженный, даже злой голос.

Сыщик представился и сообщил о желании встретиться. Он думал, что собеседник, узнав, с кем имеет дело, извинится за резкость и скажет, что готов к общению. Но ничего подобного не произошло. Вячеслав Могильный и не думал менять гнев на милость. Он, правда, говорил теперь не с такой злостью, но голос все равно оставался раздраженным.

– Не понимаю, зачем нам встречаться. У меня с полицией никаких дел нет.

– Я расследую гибель вашего друга Игната Бушуева, – объяснил Гуров. – Изучаю обстоятельства его смерти. Поэтому хотелось бы встретиться и с вами.

– Все равно не вижу смысла встречаться, – не уступал Могильный. – Во-первых, Игнат погиб в результате несчастного случая, это всем известно. А во-вторых, не такой уж он был мне друг… И в-третьих, я занят, работаю!

Тут терпение Гурова лопнуло.

– Послушайте, Могильный. Встретиться со мной вы должны не потому, что мне так хочется, а потому, что вас обязывает закон. И раз вы так себя ведете, я отменяю нашу встречу у вас в мастерской. Извольте в течение получаса явиться в управление. У дежурного спросите, где найти полковника Гурова. Если не явитесь, я пришлю за вами наряд, и вас доставят под конвоем. Вы меня поняли? Встречаемся в управлении.

– Постойте-постойте! – послышался голос художника. – Что же вы так сразу? Я готов встретиться! Если хотите, приеду в это ваше управление. Но, может быть, все-таки лучше у меня? Не хочется тратить время на дорогу. У меня как раз работа кипит. А такое не всегда бывает.

– Вот так бы с самого начала! – наставительно заметил Гуров. – Я ценю чужое время, тем более время творческих людей. Хорошо, я приеду в вашу мастерскую.

Дорога до мастерской оказалась неблизкой, и в какой-то момент Гуров успел пожалеть, что так легко пошел на попятную и не заставил Вячеслава Могильного ехать в управление. Но он действительно уважал творческих людей и старался их без причины не отвлекать от работы.

Наконец навигатор сообщил ему, что он находится у цели. Машина остановилась у старого здания в три этажа, которое давно не ремонтировали. Никакого кодового замка на двери не было – заходи кто хочешь.

Гуров прошел по коридору и увидел открытую дверь. Он сразу понял, что приехал по нужному адресу. В помещении остро пахло краской, а когда сыщик сделал еще несколько шагов вперед, он увидел картины.

Одного взгляда было достаточно, чтобы определить разницу между творениями Игната Бушуева и тем, что писал Вячеслав Могильный. В мастерской, в которую попал Гуров, царили яркие краски и свежие сочетания цветов. «Удивительно, что такой желчный раздражительный человек, как Могильный, пишет такие жизнерадостные картины, – подумал Гуров. – К тому же у него и фамилия не располагает к радости. Бывает же такое!»

Тут сыщик увидел и самого создателя этих красочных полотен. Вячеслав Могильный оказался высоким худым человеком лет тридцати пяти, с черными волосами до плеч и острым взглядом голубых глаз. Он неподвижно стоял посреди своей мастерской, не двинулся навстречу гостю, не сделал ни одного шага. Гуров подошел к художнику и представился. Могильный не стал протягивать гостю руку, только коротко кивнул и показал на два стула, стоящие по разные стороны от старого, заляпанного краской стола. С момента появления гостя он не произнес еще ни одного слова, он явно ждал, что скажет сыщик.

– Прежде всего я хочу рассеять одно заблуждение, которое вы высказали по телефону, – начал Гуров. – Это заблуждение касается причины гибели Игната Бушуева. Следствие установило, что он не выпал из окна самостоятельно, а ему кто-то «помог». Стало быть, произошло убийство. И я это убийство расследую.

Уверенное выражение на лице Славы Могильного враз исчезло. Теперь оно выражало растерянность.

– Игнат был… убит?.. Это… это невероятно! Но… кто?..

– Вот это я и хочу выяснить. И в связи с этим у меня к вам обычный вопрос: где вы были и что делали в тот день, когда погиб Бушуев?

Художник растерялся еще сильнее.

– Я не помню! – воскликнул он. – А когда это случилось?

– Четырнадцатого марта этого года, – сообщил ему Гуров. – Не так уж много времени прошло. Постарайтесь вспомнить, где вы были в тот день.

Вячеслав Могильный надолго задумался. Потом медленно покачал головой.

– Нет, не могу вспомнить, – признался он. – Скорее всего, я был здесь и работал, как сейчас. Но я не могу утверждать это с полной уверенностью.

– Допустим. Вы с Бушуевым часто встречались?

– Ну, не каждый день, но достаточно часто. Каждую неделю точно.

– У него или у вас?

– Чаще у него или у Закатовского. Сюда он не приходил, кажется, ни разу. Или, может, один раз.

– Где именно у него – дома или в мастерской?

– И там бывало, и там. Но чаще я заходил к нему в мастерскую.

– Когда вы к нему заходили, вы встречали кого-нибудь?

– Встречал, разумеется.

– Кого именно?

– Чаще всего Лешу Прянчикова, Володю Соломина. Еще девушек – Катю, Люду.

– А других людей видели?

– Да, конечно, приходили всякие поклонники. Кто-то хотел купить у него картину, кто-то хотел завести знакомство.

– Вот эти люди меня интересуют прежде всего. Постарайтесь их вспомнить.

– Это как раз самое сложное. Я почти никого из них не знаю. У нас не было принято, чтобы Игнат представлял своих гостей… Хотя постойте, я кое-что вспомнил! Помню одного мужчину, пожилого такого. Кажется, он какой-то ученый, где-то преподает…

– Вы об этом человеке говорите? – Гуров показал художнику фотографию востоковеда Федора Овчинникова.

Могильный мельком взглянул на фото и сразу кивнул:

– Да, он! Но я не знаю, как его зовут.

– Этого человека звали Федор Терентьевич Овчинников. Он тоже был убит.

– Убит? – изумился художник. – Так у нас не только Игната убили?

– Нет, не только, – подтвердил Гуров. – Поэтому мне хотелось бы, чтобы вы напрягли свою память и вспомнили, кого еще вы видели в мастерской или дома у Бушуева, допустим, в январе – феврале этого года. Сколько таких людей вы можете насчитать?

И снова Вячеслав Могильный задумался. В конце концов последовал ответ:

– Пожалуй, я могу насчитать четверых. Но назвать не смогу – не знаю их имен.

– Имен вы не знаете, – задумчиво согласился Гуров, – но ведь вы художник. У вас профессиональная память на лица. Вы сможете нарисовать портреты этих людей?

– Отличная мысль! – воскликнул Могильный. – Надо же, полицейским тоже приходят в голову удачные мысли! Сейчас, сейчас…

Он порылся в столе, в шкафу, достал большой лист ватмана и карандаш, сел за стол и в течение двадцати минут быстро рисовал. В конце поглядел на получившиеся рисунки, скривился, добавил еще несколько штрихов и протянул сыщику готовый лист.

Гуров взглянул на ватман и поразился таланту хозяина мастерской. Он никогда не видел людей, которых изобразил Могильный, и не мог сказать, похожими ли получились портреты, но они явно отличались один от другого. Каждый человек, изображенный на листе ватмана, обладал яркой индивидуальностью, его нельзя было спутать ни с кем другим. «А ведь именно в этом беда большинства наших фотороботов, – подумал Гуров. – Как ни стараются свидетели, все их портреты похожи один на другой».

Он еще раз оглядел людей на рисунках. Здесь были трое мужчин и одна женщина. Женщина первой привлекла его внимание. Она была не такой уж молодой – лет под сорок, – но на лицо довольно миловидной. Самым характерным в ее внешности был взгляд – очень цепкий, твердый. «Такая дама вполне могла бы вытолкнуть художника из окна и похитить картину Закатовского».