Страница 6 из 12
Три полётные карты — здесь мы ждём лишь сигнала. Хроноканал открывается не просто так, в том, в когда именно выйдет его жерло, есть система, и у Лазурной коридор выхода скоро окажется в расчётных пределах. То же самое и с двумя другими направлениями. Ну, и могут дёрнуть вне плана. Куда угодно, сектор нашей ответственности большой!
Я умею летать без плана. Умею и по плану. Я умею всё! Лишь бы давали летать.
— Серо-синий семь с четвертью, — врывается в тягучее ожидание голос диспетчера по ментальной связи, — Вылет в зону криз-двадцать.
— Принято.
Я услышала, как Кев тихонько ругнулась сквозь зубы. Криз-двадцать — это Лазурная! Куда Кев отчаянно не хотела с самого начала. А я…
Я вытягиваюсь на ложементе, активирую броню. Вход в систему… допуск — фиолет.
Слияние.
Нейросеть корабля вбирает в себя моё сознание. Я — человек и корабль одновременно. Я — вижу, слышу, воспринимаю мир через рецепторы умной машины.
— Системы в готовности, — бортинженер.
— Режим взлётный, двигатели на полтора номинала, — доклад энергетика.
— Отрыв, — короткое сообщение от Кев.
Силовое поле на воротах ангара замерцало, освобождая выход в адово многоцветье космоса. Здесь слишком много звёзд, расстояние между ними слишком маленькое, небо по всем направлениям заткано светом так, что для черноты просто не остаётся места…
— Поехали! — знаменитая гагаринская фраза, я не могу не выдать её в эфир.
Мы летим вдоль гравитационного луча, генерируемого нашим стационаром, в зону Врат, откуда можно войти в хроноканал без риска развалить к такой-то матери всю спасательную базу. И я цепляюсь за энергетические нити — открывать канал лучше всего с помощью стационарного генератора, потому что мне ещё выбираться обратно, и лучше сберечь энергию, лишней она не бывает никогда.
Рутинный рейс, — нырнуть в прошлое, выхватить перед взрывом звезды учёных, — но если задерёшь нос, посчитав задание лёгким, то гробанёшься непременно. Именно на лёгком, сто тысяч раз отработанном, манёвре. В нашем деле нельзя терять бдительность, нельзя считать себя всемогущим богом.
— База, серо-синий семь с четвертью на старте.
— Старт разрешаю…
Скудными человеческими органами чувств не воспринять вспыхнувшую в пространстве силовую розу, — да, субъективное восприятие потоков, хлещущих в ткань пространственно-временного континуума. Кто-то видит скалы, кто-то — реку с перекатами и порогами, кто-то вообще ничего не видит, кроме тьмы, которая пульсирует впереди как чёрная дыра. Для меня жерло хроноканала раскрывается лепестками гигантской дивной розы. Моя задача — пройти сквозь центр её, туда, где ждут наш кораблик астрофизики, следящие за поведением умирающей звезды.
Коум!
Прыжок не только сквозь пространство, но и сквозь время. К Лазурной — в прошлое. Туда, где звезда ещё жива.
Я пройду по тонкой нити хронопортала и вернусь обратно. Работа навигатора во многом определяется интуицией, это — особый дар, Вселенную и её хронопласты надо чувствовать, а это может не каждый.
Я — могу.
Но, по справедливости, я могу только лишь это…
Глава 2
Старая Терра, Ленобласть, Ольгино, шесть лет назад по личному времени, минус семьсот два стандартных года по базовому времени
— Лучше гор могут быть только горы! — распевала я, просматривая расписание рейсов на Минводы.
Без пересадок. С багажом. И не «Победой», хватило мне «Победы» в прошлый слёт. Этой весной удалось хорошо подработать, можно позволить себе комфорт в дороге. Туда и обратно. На июль.
— Свернёшь ты шею в этих своих горах, — неодобрительно заворчала мама. — Добром не окончится, вот увидишь.
Мы разговаривали по скайпу, я воткнула смартфон в специальную подставку на столе, и мама могла видеть, как я собираю чудовищного размера пластиковый чемодан на колёсиках. А как же! На две недели еду же!
Мама окончательно перебралась в Кисловодск два года назад. Она сама из Ставрополья родом, приехала в Петербург учиться, вышла замуж, родила меня… Но как-то семья не задалась. Родители развелись, когда я ещё училась в школе. У папы новая семья, и он стоически вытерпел все мои подростковые закидоны. Теперь мы общаемся. Но как бы сказать… не часто. Да, я знаю, надо дружить с сестрой и братом, которые там у него родились, и всё такое. Может быть, потом смогу. Сейчас желания не возникало. Папа всё понимал, не давил…
У меня замечательные родители. Они сделали всё, чтобы развод не превратился в термоядерную войну на поражение, и оба не уставали говорить мне, что меня любят… и ведь действительно любили! Но какого чёрта они не смогли жить вместе, я так и не поняла. Сами они не отвечали прямо.
«Понимаешь, дочь, браки иногда распадаются. Так бывает в жизни…»
«Ты изменил маме с этой крысой! — обвинила я отца тогда. — Поэтому…»
«Я встретил её через год после развода, и ты это знаешь. Не зови Татьяну крысой!»
Мы тогда поругались особенно сильно. Но папа остался непреклонным. О его новой жене в его присутствии можно было говорить либо с уважением, либо не говорить вовсе. И, в конце концов, мы выбрали второй вариант.
А мама… Мама не нашла себе нового мужа, и не завела любовника. Она просто взяла и уехала в Кисловодск. С глаз долой, из сердца вон.
«Марго, любовь не всегда бывает вечной. Иногда она умирает. И лучше вовремя расстаться, чем мучить друг друга в постылом союзе до гробовой доски. Этак ведь можно и умереть в один день — без всякого долго и счастливо…»
Всё так. Но я теперь жила одна в родительском доме в Ольгино… Третий курс, казалось бы радуйся, кто ещё из студентов может похвастаться тем же самым. Но я не водила в свой дом друзей, и не устраивала вечеринок, и даже Олега приглашать не спешила.
Мой дом — моя крепость.
А Олег… он классный, конечно. В прошлом году в горах, — это было очень круто. Хочу ещё!
— Мы к тебе заедем после Башиля, мам, — сказала я. — Познакомишься, ты же хотела.
— Да уж, — ответила мама. — Погляжу, кто ко мне в зятья метит.
— Мама, — возмутилась я, — мы не собираемся свадьбу!
— И слава богу. Маленькие ещё, свадьбу им.
Мама у меня огонь. С ней можно говорить о чём угодно и как угодно… только по скайпу. Если бы она осталась со мной… Но я не маленькая девочка. Я не буду хныкать и уговаривать вернуться. Уехала в Кисловодск на пмж — есть причина.
Порыв ветра сыпанул в окно зарядом ливневого дождя. Заворчало, загрохотало, пока ещё в отдалении, не слишком страшно.
— Гроза у вас там, что ли? — спросила мама.
— Да, — ответила я. — Погода дрянь. Шторм пришёл… по прогнозу — в ближайшие три дня сырость, лужи, и ну вот. Гроза.
Мы говорили ещё полчаса, может, дольше. Обо всём на свете. Какие цветы мама высадила у себя под окном и как её завёл себе наглый полосатый котёнок, влез однажды ночью в в форточку и всё, не выгнать теперь. Какие оценки я получила на летней сессии. Как мы встретимся через две недели, все трое, мама, я и Олег.
Раскат грома заставил дом вздрогнуть: вибрация прошла от фундамента до крыши. Разговор пришлось прервать…
Я подошла к окну, встала в угол наискосок, с тем, чтобы, если вдруг лопнет стекло, не получить осколки в лицо.
Ливень шёл стеной, за которой не видно было сада, и гараж размывался в слабое тёмное пятно. Летний северный вечер превратился мрак преисподней. Бах! Молния разорвала небо на две половины, оставила след на сетчатке, — я, хоть и зажмурилась почти сразу же, долго ещё видела перед глазами тёмную ветвистую реку. И ещё одна молния. И ещё!
Гремело уже непрерывно, хотя ливень сначала утих, а потом и вовсе пропал. Страшные молнии били друг в друга, рождая под облаками пылающий шар. И шар этот падал вниз.
В мой двор.
Шар с грохотом распался на две части. Нет, на три! Нет, на четыре… уже на пять! Я обалдело моргала: над моим двором разыгрывалась драма настоящего, без дураков, воздушного боя. Шаровые молнии решили поиграть во Вторую Мировую? Похоже, что да.